Искатель. 1991. Выпуск №6 - Теодор Старджон

К автобусу возвращались медленно: впереди, опираясь на Костыль, тяжело ковыляла Женькина тетка, рядом семенила его двоюродная сестра, чуть сзади Эд Тимохин и неизвестный пожилой человек вели рыдающую навзрыд Веру. Больше родственников не было: несколько школьных товарищей, институтские друзья и сослуживцы.

Гальские жили в Рабгородке на кривой и грязной улице, откуда в 1902 году пролетариат вышел на знаменитую Тиходонскую стачку. За прошедшие десятилетия там ничего не изменилось, только трущобного типа дома вконец обветшали, а бесконечные разрытия сделали дорогу непроезжей осенью, весной и зимой. В двенадцатиметровую комнату все собравшиеся поместиться не могли, и, подходя к автобусу, Попов с тоской представлял унизительную толкучку в темном коридоре коммуналки и конвейерную сменяемость за поминальным столом.

— Подожди, Валера, поедем на машине.

Сергеев придержал его за локоть и увлек к стоящей в стороне «Волге» спецгруппы «Финал». За рулем сидел Шитов, рядом Викентьев, сзади мостился Иван Алексеевич.

— Все правильно сказал этот долбаный коротышка, — Сергеев с трудом втиснулся вслед за Поповым на заднее сиденье. — Ему на кладбище работать, а не в больнице!

— Могилы копать! — встрял Шитов, хотя понятия не имел, о чем идет речь. — Только я вам скажу; они тут больше генерала нашего зашибают. Да что генерал! Кооперативщиков многих за пояс заткнут.

— А знаете что, — деловито начал Ромов, едва машина выехала на Магистральный проспект, — давайте-ка мы заедем в «уголок» и спокойненько Женечку помянем. Ей-Богу, удобней, чем к нему домой, только беспокойства больше людям…

Возражений не последовало, и через несколько минут машина свернула в знакомый тупик. Водка и спирт в точке исполнения имелись, а запасливый Иван Алексеевич приготовил нехитрую закуску.

— Вот чего стоит жизнь человеческая, — скорбно сказал Ромов после первой стопки. — Женечка только хорошее людям делал, пользу обществу приносил, и на тебе — за пару месяцев сгорел! А эта гадюка Лесухин наоборот — ничего хорошего никому не сделал, убил двоих, а его раз! И помиловали!

— Правда, что ли? — Сергеев недоверчиво взглянул на Викентьева. Тот кивнул.

— Учитывая, что ранее не судим, по работе характеризовался положительно, раскаялся…

— По работе, значит… Видно, правду болтали, что он родственник Фомичева… Вот суки!

— А что, Фомичев на союзном уровне? — возразил Попов. — Его оттуда и не рассмотрят.

— Ты за них не беспокойся! — с прежней злостью огрызнулся Сергеев. — Они друг друга рассматривают… Как-то интересно получается, работягу на луну без лишних рассуждений, а как чей-то зять или сват, тогда характеристика хорошая…

— У Лунина характеристика тоже хорошая, — ни к кому не обращаясь, сообщил Викентьев.

— И что? — вскинулся Сергеев.

Утвердили…

— А я так и знал! — Ромов махнул рукой и, посолив, отправил в рот ломтик лука. — Бучу-то какую подняли.

Сергеев будто окаменел. Лицо искривила гримаса боли.

— Отклонили?! Окончательно?!

Викентьев кивнул.

— Будем исполнять.

— Пусть им пьяный ежик исполняет! — Сергеев с остервенением выругался. — Да он же золотой мужик! Разве сравнишь с этой гнидой!

— Правильно, Сашенька, — покивал Иван Алексеевич. — Я бы тоже не стал. Пусть они сами, эти умники, пусть попробуют…

— Ай-ай-ай, что делается, — потерянно, по-бабьи запричитал Сергеев и взялся за голову. — Что хотят, то творят! Это же беспредел какой-то!

Неуверенно, как слепой, он пошарил рукой по столу.

— И мне налейте!

Пьющий Сергеев выглядел еще более непривычно, чем растерянно причитающий. Почти полный стакан он проглотил с такой легкостью, будто в нем, как обычно, была вода.

Лунин работал участковым в Центральном райотделе. Мужик крутой, старой, редко встречающейся сейчас закалки: сидел на одном участке двадцать лет и крепко держал его в руках. «Я на своей территории и уголовный розыск, и БХСС, и пожарный надзор, — любил говорить он. — Участковый — это представитель всей милиции, всего государства». И вел себя соответственно. По собственной инициативе устраивал засады и несколько раз задерживал преступников, за которыми безуспешно охотился уголовный розыск. Проводил рейды по торговым точкам: обсчет-обвес, укрытие товаров, нарушение правил продажи. Опера БХСС возмущались: мол, лезет не в свое дело, нарушает оперативные планы, показатели наши из-под носа уводит… И торговые работники тоже жаловались, почему-то хотели, чтобы их проверял именно БХСС. Однажды какой-то завмаг не пускал ретивого капитана в подсобку, но тот закрутил ему руку за спину, доставил в отдел и оформил материал за неповиновение, как на рядового уличного забулдыгу. А подсобку все-таки осмотрел, нашел укрытый товар и по всем правилам составил соответствующий акт.

Понятно, при такой манере работать Лунин имел множество врагов на самых разных уровнях. Но никого не боялся. Пистолет носил при себе, на ночь сдавать отказывался: «Тогда надо одновременно и погоны снимать. Бежать-то в случ-чего за ним некогда будет! А погибать при исполнении охоты нет». Потом, кстати, и приказ вышел о постоянном ношении, а тогда клевали Лунина и начальник, и замы, в УВД тягали, до генерала дошло. А тот частенько подписывал поощрения Лунину за задержание преступников и потому дал команду оставить участкового в покое.

В конце концов пистолет его и погубил. Вечером после работы встретил Лунин бывшего сослуживца-пенсионера, зашли в ресторан поужинать, выпили по сто пятьдесят, собрались уходить, участковый сделал замечание матерящейся компании, и те вышли следом. Молодые парни новой генерации: варенки-дубленки, стольники-полтинники, схвачено-уплачено, девочки — «тойоты», мускулы — каратэ, уверенность — раскованность — безнаказанность. А чего бояться?

Знали, что Лунин — сотрудник милиции, и пошли следом «разбираться». Вот бы удивился такому раскладу трижды судимый Костя Валет, оттянувший на зоне восемнадцать лет и кутающий даже летом отбитые почки. Его-то вся округа боялась, а он перед участковым шапку ломал. Как же иначе? Власть и сила!

Но времена поменялись. И трое накачанных мальчиков знали, что сейчас свобода и демократия, гуманность и либеральность, и адвокаты, и поддержка, и связи, и закон на их стороне. Да и где он, этот закон? Вокруг кабака место тихое и темное, а хоть и людное и светлое — все равно никто не влезет, да и в свидетели не пойдет. Что он сделает, этот ментяра, со своим дружком-доходягой? Уже потом позвонит, а пока приедут… Пойди найди… А нашел — докажи… А докажи — осуди… Действительно, чего бояться? Новая формация. И ведь все правильно прикинули, только одного не учли: Лунин-то из старой гвардии…

Когда налетели, то пенсионера сразу сшибли, как и задумано, а участковый устоял, переднему нос расквасил да пушку выдернул. «Стоять, мать вашу!» А им-то что? Не будет же ментяра стрелять! Сейчас по тыкве и «дуру» заберем, пригодится, за нее десять штук дают…

Отскочил Лунин, вверх шарахнул. «Ложись, сволочи, перебью!» А те еще азартней прут. Пугает мент, значит, боится, с трех сторон его и ногой — вот так!

Бах! Бах! Бах! Тупая девятимиллиметровая пээмовская пуля на близком расстоянии отбрасывает человека как удар тысячекилограммового молота. Раскинулись на асфальте вареночные фигуры, даже не успев удивиться тому, что произошло, побежали по пыльной мостовой темные ручейки, затрезвонили телефоны в дежурке Центрального райотдела, потом в городском УВД, в областном, в квартирах начальства… ЧП по личному составу! Пьяный участковый перестрелял в ресторане трех человек! Надо давать спецсообщение в Москву! ЧП! ЧП! ЧП! Кому отвечать? Кто руководил пьяницей, кто проводил политико-воспитательную работу, кто доверил оружие, кто контролировал? То-то паника началась!

А виновник этого переполоха делал все, как положено по инструкции: вызвал «скорую», сообщил в отдел, перевязал пострадавших разорванными рубашками, хотя двоим перевязка была уже не нужна. Но как положено после применения оружия оказать первую помощь, так Лунин ее и оказал. И дальше действовал по правилам: охранял место происшествия до прибытия первых машин, потом отправился в отдел, сдал оружие, написал подробный рапорт и, ожидая, как решат его судьбу, засел в кабинете, дооформляя неоконченные материалы. Это последнее было уже сверх всяких требований.

Но долго работать ему не дали: приехавший на ЧП дежурный следователь прокуратуры отобрал подробное объяснение, направил на медицинское освидетельствование, а потом наступил черед протоколов допроса и задержания подозреваемого. Так Лунин оказался в изоляторе временного содержания, а через трое суток плановый автозак перевез его в следственный изолятор, где для таких, как он, имелась специальная камера номер семьдесят два. Там участковый сказался в компании адвоката, патрульного милиционера и инспектора вневедомственной охраны, которые сообща проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что его дело — труба.