Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков

Меланхолик Джерри впервые улыбнулся – точнее, дружелюбно оскалился:

– Вы мне начинаете нравиться, Сирил…

– Не скажу, что это чувство – обоюдное, – огрызнулся Мазур. – Вы своей цели достигли, а я пока что слышу одни обещания… имейте в виду, я не шучу. Уж если усадили меня силком за рулетку, поневоле хочется рвануть банк… – Он держался возбужденно, не говорил, а тараторил как человек, находящийся в некой эйфории.

И видел по лицам, что самую малость вошел к ним в доверие – конечно, волки битые, пока он не окажется всецело в их власти, душою не размякнут, но и перестали уже сторожить цепкими взглядами каждое его движение, ма-алость расслабились…

– Ладно, – сказал Мазур, делая вид, что постепенно успокаивается. – Договорились, кажется?

– Договорились, – кивнул Тэйт, определенно игравший здесь первую скрипку. – Джерри, старина, есть ли вообще смысл торчать тут далее? Идите, позвоните на аэродром, чтобы прошло гладко… И немедленно выезжаем.

– А завтрак? – нормальным тоном спросил Мазур.

– Потерпите часок до Мадагаскара, идет? – твердым голосом сказал Тэйт. – Там обещаю обед в отличном ресторане, все по вашему выбору. Сирил, вас наверняка уже начали искать, для вашего же блага лучше побыстрее отсюда убраться. Четверть часа до аэродрома, с полчаса отнимет перелет до Мадагаскара… Потерпите.

– Ладно, – буркнул Мазур, закуривая очередную сигарету.

Джерри ненадолго вышел, минут через пять вернулся, кивнул:

– Все в порядке, парни, снимаемся… Только без глупостей, Сирил, учтите…

– Договорились, кажется, – отрезал Мазур, пряча сигареты в карман. – Вы, главное, не обманите… И без химии, идет? Кишки у меня от нее сводит.

Сразу стало ясно, что никто не собирается доверять ему безоговорочно, – появился второй детинушка, этакий двойник Чака, и оба на лестнице взяли Мазура в «коробочку», один спереди, другой сзади, стараясь, чтобы это выглядело невинной случайностью. Оба вытащили майки из брюк, чтобы прикрыть заткнутые за пояс револьверы, но понимающему человеку ясно, что оружие они вмиг выхватят и из этого положения, вряд ли на такое дело пошлют новичков… Учтем.

На тихой улочке уже дожидался закрытый «лендровер». Пара-тройка местных жителей, и шагавших по своим неведомым делам, и болтавших у двери рыбной лавчонки глазели на компанию равнодушно, не усматривая ничего для себя интересного. Тэйт и Джерри устроились впереди, Тэйт за рулем, а Мазур очутился на заднем сиденьи, зажатый меж двумя верзилами.

Машина рванула с места. На смену старым кирпичным домам появились другие, поновее, крытые оцинкованным железом, а далее потянулись крытые пальмовыми листьями хижины. Асфальт давно уже кончился, да и хижины попадались все реже – похоже, они выехали за городскую черту. Дорога поднималась вверх, потом пошла вниз, «лендровер» лихо проскочил по старому деревянному мостику над узкой спокойной речушкой.

Места начинались дикие – дорога сузилась до двойной колеи, а густые зеленые джунгли стиснули ее с обеих сторон, казалось, без единого просвета. Мазур лихорадочно просчитывал варианты. Нужно решаться, другой возможности уже не будет…

– Тэйт, – сказал он громко. – Вы что, хотите сказать, что не будет никакого таможенного досмотра на аэродроме?

– Господи, вы не в СССР, – беззаботно отмахнулся Тэйт, не оборачиваясь. – Здесь некоторые проблемы решаются предельно просто. Знаете, где лучше всего работать? В таких вот крохотных, только что получивших независимость республиках. Они чем-то напоминают глупую деревенскую девчонку – пока-то наберется ума и деловой рассудительности…

Он говорил непринужденно и весело, как с равным, как с сообщником. Ни малейшего напряжения в машине не ощущалось.

Мазур закурил, выпустил дым и столь же непринужденно спросил:

– Тэйт, знаете, что мне больше всего нравится в вашей Америке? Вам будет, быть может, и смешно, но я имею в виду…

И в следующий миг, не меняя выражения лица, плавным и молниеносным движением вогнал зажженную сигарету в глаз сидевшему справа Чаку, прежде чем тот успел издать жуткий вопль, ударил верзилу слева – ребром левой, «клювом орла» правой! – и, уже под надрывный вой Чака, обрушился на сидящих впереди – раз, два, три, четыре, классический бой на ограниченном пространстве, со скупыми, но страшными ударами…

Машина рыскнула, сорвалась с дороги, дернулась вправо-влево, вверх-вниз – и Мазур «щучкой» прыгнул в открытое окно мимо мотавшегося, как кукла, зажимавшего глаз Чака, еще в полете услышал смачный удар машины о дерево, упал на полусогнутые руки, грамотно кувыркнулся, вскочил на ноги. Успел оглянуться через плечо – «лендровер» вылетел в джунгли, виднелась лишь его накренившаяся корма – и, не теряя времени, вломился в зеленое переплетение ветвей, сучьев и лиан.

Он бежал отнюдь не заполошно – размеренно, расчетливо и экономно выдыхая воздух, защищая лицо поднятыми согнутыми руками: ху-хэ, ху-хэ, ху-хэ… Повторял едва слышным шепотом снова и снова:

Зовут меня Уильям Кидд,ставьте парус, ставьте парус!Рядом черт со мной стоит,абордажный нож блестит,ставьте парус, ставьте парус!

Слова тут не имели никакого значения – лишь бы ложились на незатейливый ритм, хоть детская считалочка, хоть стих Шекспира, хоть, как сейчас, старинная моряцкая песня-шанти. Бесконечным повторением короткого стишка бегущий вгонял себя в некое подобие транса, совмещая строчки со вдохом и выдохом, с размеренными движениями рук и ног.

Дым от залпов словно шлейф,ставьте парус, ставьте парус!Я свищу: ложитесь в дрейф!Ставьте парус, ставьте парус!

Он бежал, перепрыгивая через поваленные замшелые стволы, ловко уклоняясь от толстых сучьев, огибая валуны, звонко проламываясь сквозь шелестящие заросли высокого бамбука, лавируя меж кривых пальмовых стволов, шлепая по лужам, вспарывая заросли бледно-зеленого папоротника, как эсминец – океанскую воду, перепрыгивая широкие ручейки. Все время забирал вправо – помня, что погоня впопыхах непременно заберет влево. Если только будет погоня…

Наконец остановился, унимая колотящееся сердце. Нагнулся, склонился к прозрачному петлястому ручейку, забросил в рот несколько горстей воды и вновь замер, как статуя, обратившись в слух. Глупо было бы долго нестись сломя голову, пусть даже рассчитывая чуть ли не каждый шаг. Гораздо выгоднее остановиться и как следует прислушаться. Погоня – та же охота, ее участники частенько предаются азарту сверх всякой меры, ломят, как бульдозеры, перекликаются, подставляются под удар из засады…

Он долго стоял так в сыроватой чаще, возле зарослей похожего на орешник кустарника, чьего настоящего названия не знал. Но, как ни вслушивался, ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего бег человека по лесу, не смог услышать. Стояла тишина, нарушавшаяся лишь птичьими голосами – иными, странными, никогда прежде не слышанными, разве что по телевизору.

Кажется, ушел, как тот Колобок. Он хорошо понимал, что не смог убить тех троих или хотя бы вырубить надолго, удары были сильные, оглушающие, но все же поставленные так, что троица очнется минут через пять самое большее. Вот Чаку, тому придется хреново, циклопу свежеиспеченному… Вряд ли машина вмазалась в дерево так уж сильно. Они наверняка стоят сейчас около нее, может, даже сгоряча кинулись в лес, но, если давно здесь обитают, должны очень быстро сообразить: найти одинокого беглеца в джунглях не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена. Не будет ни облавы, ни поисков, ручаться можно. Все их забавы с киднэппингом носят насквозь нелегальный характер. Пусть здесь и нет спецслужб, но вряд ли властям понравится, когда средь бела дня похищают советских моряков, – как-никак у нас с ними дружба и широкие отношения, того и гляди, к социалистической ориентации склонятся, бюст Ленина торжественно установили…

В общем, янкесы подожмут хвосты и притаятся. Возможно, и сориентируют на его поиски свою здешнюю агентуру, но это уже другая песня… Другой расклад.

На нынешний момент есть гораздо более насущный вопрос: где он, собственно говоря, находится?

Ответ прост: а хрен его знает…

Вот когда пришлось пожалеть, что его подготовка была несколько однобокой, но кто же знал, что ему придется разгуливать по здешней суше, потеряв ориентацию? Главное внимание уделялось морю: карта глубин, особенности здешних вод, особенности погружений в тропиках, ядовитые раковины и рыбы, тактика общения с акулами, «неизбежные на море опасности», в данном случае – контрабандисты, сепаратисты, коралловые атоллы с их коварными течениями…

Если поднатужиться и собрать воедино скудные сведения о сухопутье – что мы имеем? Кроме здешнего мегаполиса, города Виктории, откуда его злодейски и похитили, есть еще то ли четыре, то ли пять городков и неизвестное количество деревушек. Судя по асфальту на улицах и паре дюжин кирпичных домов, он как раз и поимел сомнительную честь побывать в одном из городков, – но не знал ни его названия, ни названий остальных, не говоря уж о том, чтобы помнить, где они располагаются.