Мемуары папы Муми-тролля - Туве Янссон

Итак, началась наша новая самостоятельная жизнь. Юксаре поселился на яблоне неподалеку от дома Мюмлы-мамы. А сама Мюмла заявила, что будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, и только Шнырек продолжал жить в своей банке из-под кофе.

Я же остался в навигационной каюте. Она стояла на одиноком утесе и была похожа скорее всего на выброшенный штормом обломок корабля. Я отчетливо помню, как стоял и с грустью смотрел на старый ящик с инструментами, принадлежавший Фредриксону. Хемули из гвардии Самодержца его забраковали, решив, что он недостаточно хорош для придворного изобретателя.

И тут я решил: именно сейчас мне нужно придумать что-нибудь не менее замечательное, чем изобретения Фредриксона. Но как мне произвести впечатление на своих колонистов? Они ждут не дождутся, скоро пятница, а я к тому же слишком много болтал о том, какой я талантливый…

На мгновение мне стало совсем тошно. Я смотрел на волны, бегущие одна за другой, и мысленно представляют себе, как Фредриксон без передышки все строит e строит, изобретает и изобретает, а обо мне и думать забыл.

Мне было почти досадно, что я не родился, как хатифнатт, под неизвестными блуждающими звездами и не мог, как они, плыть и плыть к недосягаемому горизонту, молчаливый и равнодушный ко всему, и чтобы никто не ждал от меня ничего другого.

В этом печальном настроении я пребывал до самого вечера. Наконец, устав от своего одиночества, я побрел по холмам туда, где подданные Самодержца продолжали строить свои дурацкие стены и устраивать пикники. Повсюду горели маленькие костры, взлетали самодельные фейерверки, и подданные кричали, как всегда, «ура!» своему королю. Проходя мимо банки Шнырька, я услышал, как он разговаривает сам с собой. Речь, как мне показалось, шла о форме какой-то пуговицы, круглой и в то же время продолговатой, если на нее посмотреть с определенной стороны. Юксаре спал у себя на дереве, а Мюмла бегала где-то, чтобы показать своей маме, какая она самостоятельная.

Глубоко ощущая собственную никчемность, я направился в парк Сюрпризов. Там царила полная тишина. Водопады не работали, лампочки не горели, карусель спала под большим коричневым чехлом. Трон Самодержца был тоже накрыт чем-то драгоценным, а под троном стояла туманная сирена. На земле повсюду валялись фантики от конфет.

И тут я услышал стук молотка.

— Фредриксон! — завопил я.

Но он не ответил — продолжал стучать молотком. Тогда я завел туманную сирену. Минуту спустя в темноте зашевелились уши Фредриксона.

— Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово, — сказал Фредриксон. — Ты пришел слишком рано.

— Я и не думаю глядеть на твое изобретение, — немного обиделся я. — Мне просто хочется поговорить.

— О чем же? — удивился он.

Немного помолчав, я спросил:

— Милый Фредриксон, а что должен делать вольный искатель приключений?

— Что ему хочется, — отвечал Фредриксон. — Ты что-нибудь еще хотел сказать? Вообще-то мне немножко некогда.

Приветливо помахав ушами, он скрылся в темноте. Вскоре я снова услышал, как он заколачивает гвозди. Всю дорогу меня одолевали совершенно никчемные мысли — ни одна не могла стать Идеей, мне, пожалуй, впервые не доставляло никакого удовольствия думать о самом себе. Я погрузился в состояние глубокой меланхолии. Увы, подобное случалось, и не раз, со мной и в дальнейшем, когда я видел, что кто-нибудь делает что-нибудь лучше меня.

Подумав, я все-таки решил, что это, казалось бы, не очень-то приятное чувство, на самом деле косвенно свидетельствует о моем скрытом таланте. И еще я заметил: если я впадаю в меланхолию, если начинаю вздыхать, уставясь в морскую даль, это мне явно доставляет некоторое удовольствие. Мне становится жалко себя, а это так приятно.

Пребывая в столь нехорошем настроении, я с помощью инструментов Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что для дома она слишком тесная.

Это была печальная, но важная для моего развития неделя. Я забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одной гениальной идеи не родилось в моей голове.

Ночь со среды на четверг выдалась тихая и светлая. На небе сияла полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать «ура!» и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина, что было слышно, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.

И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда, скользя, оно приблизилось, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было прозрачное. Сквозь него я отчетливо различал камни, потому что оно просвечивало насквозь и не имело тени! Если добавить, что это нечто было закутано во что-то похожее на тончайшую белую занавеску, то каждому станет яснее ясного, что это было привидение.

Я взволнованно поднялся. Заперта ли входная дверь? Может быть, привидение захочет пройти сквозь нее… Куда же мне спрятаться? Заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся и подул мне в затылок.

Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что так уж испугался, наверное, просто решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под кровать и стал ждать. Чуть погодя заскрипела лестница. Один раз скрипнула, второй… Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Я сосчитал до девяти. Потом стало совсем тихо, и я подумал: «Теперь Оно стоит за дверью…»

На этом Муми-папа сделал эффектную паузу.

— Снифф, — сказал он, — подкрути-ка фитиль керосиновой лампы. Подумать только, когда я читаю про ночь с привидениями, лапы у меня становятся совершенно мокрыми!

— Кто-то что-то сказал? — пробормотал Снифф, проснувшись.

Папа Муми-тролля осуждающе взглянул на Сниффа:

— Да нет, ничего. Просто я читал свои мемуары.

— Про привидение — это хорошо, — одобрил Муми-тролль. Он лежал, натянув одеяло до ушей. — А про печальное настроение, по-моему, лишнее. Получается слишком длинно.

— Длинно? — обиделся папа. — Что ты называешь длинным? В мемуарах должно быть описание печальных чувств. Во всех мемуарах это есть. Я пережил кризис.

— Что пережил? — не понял Снифф.

— Мне было ужасно плохо, — немного сердясь, объяснял папа. — Я был так несчастлив, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!

— А были яблоки на яблоне Юксаре? — спросил Снусмумрик.

— Нет, — отрезал папа и, поднявшись, захлопнул тетрадь в клеенчатой обложке.

— Послушай, папа, — сказал Муми-тролль, — про привидение действительно ужасно интересно.

Но папа уже спустился в гостиную — бывшую навигационную каюту — и уставился на барометр-анероид, который по-прежнему висел над комодом.

«Что же тогда сказал Фредриксон, увидев мой дом? „Надо же, что ты смастерил! Надежная защита“. Но другие-то и не заметили, что дом стал выше! Может, и вправду надо сократить главу о чувствах? Может, она и впрямь глупая и вовсе не занимательная? Может, и вся книга глупая?»

— Никак ты сидишь в темноте? — удивилась Муми-мама, открывая кухонную дверь.

— Мне кажется, глава о переживаниях моей юности нелепая, — сказал папа.

— Ты говоришь про начало шестой главы? — уточнила мама.

Папа что-то пробормотал.

— Это одно из лучших мест во всей книге, — твердо сказала Муми-мама. — У тебя получается гораздо правдивее, когда ты перестаешь хвастаться. Детишки слишком малы, чтобы понять это. Я принесла тебе бутерброды на ночь. Ну, пока.

Она пошла наверх. Лестница проскрипела точно, как тогда, — девять раз. Но эта лестница была сделана гораздо прочнее, чем старая…

Папа съел один бутерброд. Потом еще один. Потом тоже поднялся наверх, чтобы читать продолжение Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.

Щель в дверях чуть расширилась, и маленький белый дымок влетел в комнату. Свернувшись в кольцо, он таращил два белых мигающих глаза — из своего укрытия под кроватью я это видел совершенно отчетливо.

«Это и в самом деле привидение», — сказал я себе. (Во всяком случае, смотреть на него было не так страшно, как слушать скрип на лестнице.) В комнате стало холодно, как во всех рассказах о привидениях, из всех углов дуло, и привидение вдруг чихнуло.

Дорогие читатели, не знаю, как бы вы к этому чиху отнеслись, но я из-за чихания начал относиться к привидению с меньшим уважением; я выполз из-под кровати (между прочим, привидение уже и так заметило меня) и сказал, впрочем, очень вежливо: