Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

— Да ну, само пройдет. Всегда проходит. Выспится как следует — и забудет. Это ты правильно ей сказала, что просто страшный сон. Мой-то козел не понимает ни хрена, думает, что ребенок гордиться таким папкой будет… Вчера опять разборку в кабаке устроил. Морды холуям расквасил. Типа нагрубили ему… Ни хрена ему не грубили. Нарочно бузу поднял, чтоб ментов вызвали. Ну, вызвали. И ментов, и охрану… А он им — свою ксиву в нос: а, съели? Те и спеклись. Извиняйте, ошибочка вышла… Разрешите идти… И как ему не надоест? Ну, крутой и крутой. Чего все время всем доказывать? Козел. И Настёне не нравится. Вчера вообще разоралась, как больная. Никак успокоить не могла. Так и не посидели по-людски, пришлось раньше времени домой возвращаться. И ведь сто раз говорила этому козлу: хочется кулаки почесать — пожалуйста, у тебя целый рабочий день есть. Обязательно надо вечер портить? Раз в неделю в кабак выбираешься — так и там настроение обязательно испортит. Козел.

— Он что, при Насте дрался? — не поверила Александра.

Сказала — и испугалась. Надо же было такое ляпнуть… Что о ней будут думать, если она способна допустить, что это может быть правдой? Нет-нет, она просто не так поняла Валентину, это от бессонной ночи у нее с головой что-то…

— Да прям уж, дрался! — Валентина громко, с подвыванием, зевнула и принялась растирать сытенький загривок. — Ой, что-то ломит и ломит, на массаж опять походить надо… Чего он там дрался, пару раз смазал по фэйсам — и сразу за удостоверением полез. У одного нос слабый оказался, кровищей все залил. И себя, и на скатерть попало, и даже на Настёну брызнуло. Платье совсем новое, первый раз на нее надела. Белое, с розочками. Зинка Котович из Парижа привезла. Когда моего козла назначили — она специально и привезла. Тогда многие всего волочь начали — и моему козлу, и мне, и Настёне… Боятся, суки. У всех рыло в пуху. Правильно боятся. Мой, хоть и козел, свое дело знает. Они и сейчас-то уже обдристались со страху, а когда он как следует развернется… Даже интересно, чем откупаться будут. От моего ерундой не откупятся. И я на что попало не соглашусь, не-е-ет… У меня ребенок растет, я о дочкином будущем должна думать. Она уж не будет нищенствовать. Она во как обеспечена будет… Ты со мной выпьешь?

Александра ничего не понимала. Ведь родители любят Настёну. Оба. Ведь они оба сколько раз говорили, что дочь для них — смысл жизни. Что ради нее одной они и живут. И оба они — не какие-то бомжи-алкаши, которые к своим детям относятся как… никак не относятся. Полковник — оплот закона и порядка. Жена его — из нормальной семьи. Из интеллигентной, как говорили раньше. И образование у нее какое-то подходящее. Кажется, институт культуры… Тогда как они могут не понимать?.. Не видеть… не бояться?! Или это сама Александра чего-то не понимает? Ничего не понимает. Наверное, все не так, как ей кажется. Наверное, она действительно просто не выспалась.

— Да ты не стесняйся, — по-своему поняла ее молчание Валентина. — Мне все эти социальные различия пофигу. Я очень демократичная. К тому же, мой козел говорит, что ты княгиня. Княгиня, да? Круто. Ну, так тем более. Конечно, со всякими чмошниками я бы не стала пить. А с тобой — нормально, с тобой не западло. Мы же практически на равных. Вермут будешь?

— Настю надо бы врачу показать, — устало сказала Александра. — Мне кажется, это довольно серьезно… Последствия стресса могут ведь и потом сказаться.

— Когда кажется — креститься надо, — раздраженно буркнула Валентина. — Подумаешь, стресс… В первый раз, что ли? Говорю же: выспится — и как новая. Я ее сегодня по магазинам повожу. Куплю чего-нибудь хорошенькое. Шопинг — лучшее лекарство от всяких стрессов. Мне тоже подлечиться надо, у меня тоже настроение хреновое. Что это такое: полдня вчера собиралась, а так и не посидели по-людски… Это что, не стресс? И ты с нами поедешь. Тебе тоже подлечиться не мешает, вон какая вареная. У тебя депрессия бывает? У меня когда депрессия, я сразу — по магазинам. Самое верное средство. Так ты вермут не будешь, нет?

— Нет. Скоро Настя проснется. Как можно пить, если надо общаться с ребенком?

Это Александра так намекала, что и Валентине не стоило бы пить, если она собирается общаться с ребенком. Валентина намека не поняла.

— Ответственный подход, — одобрила она. — Мой козел говорил, что и мать у тебя очень ответственная была. Чужого ребенка собой закрыла! М-да…Такой прислуги сейчас днем с огнем не найдешь. Ты учти: мы тебя очень ценим. Зарплата какая, а? У моего козла заместитель столько получает. Так что ты тоже цени. Мы тебе свою родную дочку доверили. У нас дороже нее — ничего… Мы для нее ничего не жалеем… Нет, я все-таки выпью немножко. Люблю вермут. И портвейн тоже люблю. Мой козел недавно по два ящика откуда-то приволок. Нормальное пойло, не паленое. Никакого вреда не будет.

Валентина открыла бар и принялась звенеть бутылками. Александра сказала: «Я к Насте», — и вышла из комнаты. Тревожно было. Успокаивала себя тем, что это, наверное, у них все-таки не правило. Все-таки за всю неделю ничего подобного она не замечала. Все-таки исключение. Наверное…

В тот день Настёна была немножко вялая, но больше не плакала. И не вспоминала ничего страшного. Александра всё боялась, что мать потащит ее по магазинам, но обошлось: позвонили из охранного агентства, что-то там у них с кассой непонятно было, и Валентина уехала на работу. Слегка пьяная. По телефону так и сказала: «Я слегка пьяная», — и за ней прислали машину. Александра до самого вечера занималась с Настёной — говорила с ней, читала сказки, немножко поиграла на пианино, немножко порисовала. Настёна смотрела и слушала с интересом, старательно повторяла новые слова, с удовольствием помурлыкала под музыку — у нее оказался хороший слух. К вечеру устала, рано захотела спать, быстро уснула. Александра тоже устала, и спать тоже страшно хотелось, но она решила дождаться хозяев.

— Ты лучше не жди, — посоветовала Оксана Петровна. — Они и заполночь могут явиться. Совсем времени не понимают. Ложись, пока в доме тихо… Что ж вторую ночь без сна? По первости все няньки так-то ждали. Совсем изматывались. Ну, потом и уходили, конечно. Кто ж выдержит?.. Ложись, ложись, хоть немножко поспишь, пока никого нет. Как придут — так, чего доброго, и разбудят.

Александра все-таки осталась сидеть в кресле рядом с Настиной кроваткой, иногда задремывала, сквозь неглубокий сон прислушиваясь, не хлопнет ли входная дверь. Дверь хлопнула в первом часу ночи. Полковник с женой пришли вместе, вроде бы трезвые. Особо не шумели, сразу пошли в свою комнату, там тоже особо не шумели. Александра уже решила, что можно ложиться, но тут хозяева пошли в кухню, принялись греметь посудой, грохать чайником, хлопать дверцами шкафов… Нет, надо все-таки поговорить. Если они трезвые.

Она еще немножко посидела рядом с Настёной, прислушиваясь к ее дыханию и с трудом борясь с горячим желанием немедленно лечь и уснуть. Немедленно! Еще сутки без сна — и можно увольняться. Потому что в таком состоянии с ребенком заниматься нельзя. В таком состоянии она как учитель не просто бесполезна, но даже и вредна. Вот об этом тоже следует поговорить с Настиными родителями. Они должны понять, они любят дочь.

В кухне полковник с женой сидели за столом напротив друг друга, ужинали, о чем-то серьезно разговаривали. Александру не заметили — она стояла за порогом, в темном коридоре, за густым бамбуковым занавесом, закрывающим дверной проем. Стояла и про себя репетировала то, что должна сказать. И с удивлением смотрела, как они ужинают.

Ужин правда был странный. Хозяева отламывали от батона с маком неровные куски, небрежно вминали в них толстые ломти сливочного масла, а сверху шмякали пару столовых ложек черной икры, черпая ее прямо из большой стеклянной банки, стоящей посреди стола. Ели с жадностью. Запивали из высокой черной бутылки, прямо из горлышка, передавая ее друг другу. Разговаривали напряженными голосами, но негромко.

Разговор тоже был странным. Как будто не муж с женой говорили, а два шпиона из вражеских разведок, которые только что разоблачили друг друга. Причем — не очень-то этому удивились. Просто сидят и деловито прикидывают, кто кого первый перевербует. У кого какие козыри. И что выгодней — противника перекупить или самому продаться. И слова были именно эти: козыри, перевербовать, перекупить…

— Ну, и какие у тебя козыри? — тихо и зло говорил полковник, внимательно глядя на жену холодными прищуренными глазами. — Нет, Валька, ты как была дурой, так дурой и помрешь. Чем они тебя вербовать будут? Патриотическим долгом? А все это, между прочим, наследует Настёна. Вот и думай. Да и без наследства я тебя перекупить могу. На раз. Ты думаешь, что все знаешь? Ты не все знаешь. Ты даже десятой части не знаешь. Поняла? Ну, хочешь десятую часть? А, Валька?

— Нет, — тоже тихо и зло ответила Валентина, отобрала у мужа бутылку, сделала несколько глотков из горлышка, отдала бутылку назад и вытерла руки о скатерть. — Я не хочу десятую часть. Десятую часть ты своей секретутке отдашь. А законной жене — половину. И дочери. Я не десятую часть знаю. Я много знаю. Я знаю, где документы на ту квартиру. Понял? И дом на мамочку записал. Пенсионерка домик купила. За полтора лимона, ага. На трудовые сбережения. Нет уж, дорогой, половина — и спи спокойно.