Ковчег - Игорь Удачин

…Занудин не знал, куда он шел. Ему просто нужно было уйти из дома. По лицу хлестал ветер, и когда он затихал, Занудин разлеплял ресницы и смотрел, как роятся снежинки в свете тусклых уличных фонарей. Под сапогами хрустела грязная корка снега, хлопали петарды, искристые стрелы взмывали в небо и рассыпались фонтанами цветных брызг.

Один раз его чуть было не сшибли с ног какие-то мальчишки. Они громко смеялись, переругивались, то и дело обменивались пинками. От детей разило перегаром…

Потом окликнул и попросил прикурить сухощавый старик с почерневшими глазными впадинами и заячьей губой. Он прикуривал так долго и так странно исподлобья поглядывал на Занудина, что Занудину сделалось не по себе. Возникало желание презентовать ничего не стоящую зажигалку и поспешить дальше — пусть и не имея представления, куда именно.

Перед спуском в метро завладели вниманием обнимающиеся блондин и брюнетка. Они целовались, и из их ртов шел пар. Лица были разгоряченными, глаза блестели. Парень дотянулся губами до уха своей пассии и что-то прошептал — та заразительно расхохоталась, закинув голову назад. Занудин вгляделся в лицо молодой женщины и отчего-то представил себе, что она продавщица вино-водочного магазина. У нее дети, двое, от разных отцов. А парень, верно, грузчик из того же магазина. Балагур и кобель. Вряд ли Занудин мог объяснить, с какой стати все это должно быть так…

Занудин в нерешительности топтался на месте. Когда пара на Занудина озиралась, делал вид, будто кого-то дожидается, заглядывал под рукав на запястье… Часов на руке не было.

Взглянув последний раз и даже пробормотав себе под нос что-то про непунктуальность, Занудин твердо шагнул по направлению к неоновой «М».

…Эскалатор гудел как большой уставший шмель. Занудин успел задуматься на отстраненные темы, умиротвориться. Опершись о резиновый поручень бедром и рукой, он даже будто бы задремал. Самую малость.

Вскоре ступеньки под ногами начали утопать и наконец слились в плоскую дорожку, исчезающую под зубчатой кромкой металлической пластины. Занудин изобразил порхающий шаг и двинулся вперед по переходу.

Ни с того ни с сего галерея наводнилась людьми, точно в час пик. Люди сопели, фыркали, толкали друг друга — они спешили так, будто на кон были поставлены их жизни. Занудин стал частью всего происходящего, он увидел цель ― не уступать пути никому, обгонять впереди идущих. На лице его застыла маска делового, опаздывающего человека…

Приближаясь к концу перехода, поток людей замедлился. Послышались веселые возгласы и пение. Тронутый любопытством, Занудин вытянул шею и вгляделся — впереди, под сводом галереи, потеснив массу барахтающегося люда, давали представление ряженые…

Пел один. Чистым красивым голосом. И пел он не что-нибудь — а песню детства Занудина! Остальные ряженые танцевали и подбадривали поющего. Кто-то играл на флейте. Кто-то ударял в бубен.

«А они не такие уж плохие, — подумал Занудин, погружаясь в неясное чувство (ему вспомнилось, как мысленно «обласкал» он этих людей совсем недавно, сидя дома у телевизора). — Представь только… Они собрались здесь, чтобы петь и танцевать для меня! Куда я спешу? Разве мне есть куда спешить? Какой паранойей я охвачен?!»

Это неожиданное открытие не могло не повлиять на Занудина. Поравнявшись с артистами, он остановился как вкопанный. Губы его зашевелились — он беззвучно подпевал ряженому с чудесным голосом. Взгляд Занудина ожил. Музыка обогащалась все новыми и новыми ритмами, зажигала пьянящее тепло внутри, становилась воплощением его душевных переживаний и, одновременно, сладостной панацеей от них. Это был вихрь незнакомой радости, который налетел из ниоткуда и не спрашивая, — его нельзя было описать словами, но в пронизывающее его присутствие невозможно было не верить. По крайней мере — сейчас, в эти мгновения. Занудин увидел себя со стороны… Нет, с высоты увидел он себя! Словно душа покинула бренное тело и на белых крылах воспарила ввысь!

Одиноким изваянием стоял он там, внизу, далекий, нереальный, посреди живой людской реки. Поток идущих податливо огибал его, с благодушием принимая порыв Занудина: не двигаться с места и наслаждаться завораживающим пением и музыкой ряженых.

В лучезарном свете видел все это Занудин и впервые в жизни верил в доброту окружающего его общества.

А между тем, плечи и локти задевали Занудина все сильнее и порой довольно болезненно. Они увлекали его тронуться дальше. «Ну что же ты встал тут, чудак? — с доброй иронией усмехался мысленно Занудин, пытаясь представить себя на месте прохожих (теперь он желал видеть происходящее их глазами!). — Мы, конечно, понимаем, что у тебя такой особый момент, что ты просто должен тут постоять и послушать эту волшебную музыку, музыку твоего детства, музыку твоих несбывшихся надежд — но все же… Мы спешим в свои дома. К своим семьям, детям. Мы понимаем тебя как доброго брата, но, так получается, ты осложняешь нам наш путь…»

Воспарившая душа Занудина снисходительно возвращалась на не терпящее подолгу пустоты место: «Конечно-конечно, друзья, одну минуточку»…

— ХУЛИ ТЫ ВСТАЛ ЗДЕСЬ, БЕСТОЛКОВЩИНА?!! — прорычал в лицо Занудину громила с неровно остриженными усами. Лучезарный свет погас…

Занудин нарвался на остервенело-хамский толчок в грудь. Исполнив вводную роль, громила бесследно исчез в незамедляющемся течении пешеходов. А вот еще какие-то руки толкнули его… чей-то локоть исподтишка заехал в бровь… женский каблук обломанным сверлом вонзился в стопу… что-то тяжелое врезалось сзади, глухой болью ухнуло в пояснице и отдалось во всем теле…

— Эй, придурок, не стой на дороге!!

— Я извиняюсь…

— Ты не извиняйся — ты иди…

Занудин не сопротивлялся больше стихии потока. Не в правилах капли роптать на волну. Его поочередно размазывало то по одной стене перехода, то по другой, снова подхватывало и несло дальше, спустило по ступеням и выплюнуло к открытым дверям грязно-зеленого вагона…

…Занудин сошел на незнакомой ему станции. Поднявшись на улицу и полной грудью вдохнув свежий зимний воздух, закурил.

Над головой красовалось звездное небо. Занудин любил небо своего города. Оно словно всегда сулило ему какой-то грандиозный сюрприз в грядущем ― и Занудин любил его… за свое ожидание.

Вокруг было пустынно. Только под аркой небольшого мрачного строения с ноги на ногу переминалась группа людей. Они выпивали, слышался шелест пластиковых стаканчиков. Занудин подошел ближе и разглядел в выпивающих ряженых… Те (их было пятеро или шестеро) тоже обернули в сторону Занудина задорно размалеванные лица.

— Закурить будет, гражданин? — послышался сипловатый голос одного.

— Будет, — охотно отозвался Занудин. Что-то приятно защекотало его изнутри, точно Занудин повстречал давних добрых друзей.

Занудин подошел к арке и достал курево. Предусмотрительно выдвинул пальцем несколько сигарет.

— Угощайтесь.

Протянувшаяся рука с обгрызенными до мяса ногтями и сбитыми костяшками забрала всю пачку…

— А деньги есть?

— Деньги?.. — стушевался Занудин.

— Деньги-деньги-дребеденьги, деньги-деньги есть? — перебирая по струнам расстроенной гитары, фальшиво пропел ряженый и залился тихим хрипящим смехом.

Занудин опустил глаза. Он хотел развернуться и уйти.

— Ку-у-уда?! — раздалось возмущенное многоголосье на малейшее поползновение Занудина. — А ну, стой!..

Сильный удар в живот заставил опуститься Занудина на колени. Потом последовал жгучий удар в лицо. Занудин, скорчившись, повалился в снег.

Он закрыл голову руками, но его, на удивление, больше не били. Три пары рук наспех обшмонали карманы брюк и пальто. Газовая зажигалка, бумажник с мелочью… Ключ от квартиры за ненадобностью не взяли.

— С Рождеством, крендель. Бывай…

Вяло обмениваясь пьяными смешками, обидчики зашагали прочь.

Занудин безмолвно глядел им вслед…

…До дома Занудин добрался уже глубокой ночью (транспорт не ходил, а если бы и ходил — расплачиваться было нечем). Поднимаясь в кабине лифта, привычно испещренной пошлой «живописью», Занудин мечтал о самой малости: рюмке коньяка, крепкой сигарете и теплой постели. Кабину тряхнуло, двери лифта разъехались — его этаж.

Еще на лестничной площадке Занудин понял: в квартире — веселье. Занудин не догадывался, что это значило. Однако сейчас его бы уже ничто не удивило. Глаза безнадежно слипались от усталости.

Когда Занудин отворил дверь, грохот музыки и смех многочисленных голосов оглушили. Вокруг опустошенного праздничного стола вытанцовывали ряженые… Все как на подбор были достаточно юны.

— Ну вот! А ты боялся, праздничный стол пропадет… — засмеялась вынырнувшая из-за спины Занудина Эльвира. — Это мои друзья. Правда, они забавные? О-ой, что это у тебя с лицом?..