Неизвестность - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом нам дали день прийти в себя, и вот я уже дома.
Рассказал Володе и Кате, которая уже начинает все понимать, о своих впечатлениях. Они радовались и гордились своим отцом.
Что я могу сказать? Я вспоминаю слова Т.Н. о борьбе умных и дураков и мысленно задаю ему вопрос: но где дураки, если на наших глазах образуется единство народа? Где дураки, если от нашей работы делается лучше и нам, и стране? Или я тоже дурак, что утром встаю, обливаюсь водой, как меня научил Володя, и с радостью бегу на работу, где вижу, что все спорится, в том числе отчасти благодаря меня? Мы жестокую цену заплатили за нашу радость, я не спорю, но зато это будет радость на всех, а не только на тех, кто победил. Хотя, получается, победили все, недаром съезд Партии назвали в прошлом году Съездом Победителей.
Да, меня осудили на заключение в лагерь ошибочно – если смотреть формально. Но разве я, когда не разбирался в окружающем, не участвовал в борьбе с Советской Властью? Участвовал. Пусть никого не убил, но участвовал. И, может, следовало мне дать не три плюс один, а все десять лет. Таков мой личный приговор самому себе, но успокаивает то, что я сейчас делаю все, чтобы загладить свою вину.
29 декабря 1935
Степанида живет с нами. С Катей у нее хорошие отношения, с Володей пока не очень ладится.
Остальное все хорошо.
17.01.36
Краевой слет передовиков. Выступал.
21.01.36
Вызывали в ЦК. Вопрос восстановления в партии. Писал автобиографию. 31–34 годы вместо лагеря велели написать «отбывал трудповинность». Я сказал, что легко поднять документы. Они сказали, что я ведь не вру, просто тут вопрос формулировки. На эту формулировку они сумеют закрыть глаза. У них есть двое даже сидевших в тюрьме строгого заключения, но их приняли. Правда, непосредственно в Москве. А учитывая, что я стахановец и передовик, да еще выступаю, мне нельзя быть не членом партии.
В тот же день приняли. Без оркестра, по-деловому. Может, так и надо.
03.02.36
Агитировал за вступление и добровольные взносы в спортобщество «Локомотив».
12.03.36–28.03.36
Поездка на Урал и в Сибирь с группой рационализаторов и передовиков Поволжья.
11.04.36–17.04.36
Москва. Степанида обиделась, что не взял с собой, но я не мог. Рассказывал ей и высказал мечту, что хотел бы когда-нибудь жить в столице.
08.05.36
После майских зарегистрировали брак со Степанидой. Обошлись без застолья, сходили к ее родителям. Они совсем темные, а отец сильно пьющий. Шорник. Судя по высказываниям, скрытый враг советской власти. Но выражается аккуратно, не прицепишься. Черт с ним.
22.05.36
На мастерские выделили автомобиль, чтобы наградить кого-то из лучших передовиков. Хотели дать мне, я отказался в пользу Бриля, у которого 8 детей, пусть он их возит. Степанида рассердилась на меня. Но я ей объяснил, что у нас все под рукой и до всего можно дойти пешком, а выделяться ни к чему. Мне и так неловко, что я везде езжу, как кум королю.
20.08.36
Развелся со Степанидой. Это был бессмысленный и нервный брак, никому он не принес радости.
18.08.36
Помогал вести собрание и составлять письмо в поддержку суда над троцкистско-зиновьевским блоком.
Затеял небольшой ремонтишко в квартире. Володя помогает.
15.09.36
Или я прав и женщины это что-то особенное и до сих пор мне не понятное, или что-то произошло со мной. Я им не верю. И я все больше тоскую о Вале. Как теперь понимаю, это моя единственная любовь.
Та же Степанида, что я ей сделал? Мы мирно разошлись. Но она при встрече смотрит на меня со злобой и усмешкой. Показывает, что дружит с техником Бунчуком. Зачем? Она всегда относилась к нему критически и говорила это. Бунчук скользкий и неприятный, никогда не знаешь, что у него на уме. Я даже беспокоюсь за Степаниду, хотя в целом мне все равно.
18.09.36
Знаменательное событие: нам доставили три станка из Германии. С ними приехали специалисты. После установки прибыла германская делегация. Они хвалили наше производство и предлагали обмен опытом. Просили прислать делегацию. Тут же, на месте, выдвинули мою кандидатуру. Я даже не знаю, как к этому отнестись.
22.09.36
Меня готовят, объясняют, что говорить при встрече с немецкими рабочими и населением. Я понимаю, что это не полная правда, но, с другой стороны, сегодня они друзья, а завтра все может сложиться иначе. Поэтому нужно соблюдать осторожность и не выдавать тайны, которые могут показать нашу слабость.
Выдали костюм, 2 рубашки, ботинки, даже белье. Я весь как новенький.
05.10.36–12.10.36
Съездил в Германию и вернулся.
Оказывается, есть то, о чем я не могу написать даже себе в этой тетради.
У меня нет слов.
Один товарищ, с которым я беседовал, сказал, что Европа существует дольше России. У них раньше появилась промышленность. И у них колонии, которые они грабят.
Да, все это так. Я о другом, о том, как живут люди, как одеваются и что едят. О простых вещах. По сравнению с ними, мы выглядим грязными нищими. У нас беззубые рты, плохая кожа, даже волосы пострижены будто овечьими ножницами, хотя некоторые и стараются, особенно женщины. Про одежду даже нечего говорить, мы почему-то все мятые, будто в чем ходим, в том работаем, в том и спим. Часто так оно и бывает. У моих соседей Шмулиных, когда стирка, все сидят дома, потому что нет смены, все в одном экземпляре. Я смотрел там вокруг, и у меня в голове вертелось одно слово: порядок. А здесь у меня тоже вертится одно слово: грязь. И я поэтому рад, что хотя бы на своем предприятии занят чистотой, за которую мне не стыдно ни перед какими немцами.
Но у них фашистский порядок, это надо помнить. И энтузиазм у них фашистский, не такой, как наш.
Но все равно я никак не могу избавиться от плохого настроения.
Читаю Чехова, который помогает мне понять, что жизнь довольно печальная штука. Для всех людей.
23.10.36
Не знаю, что происходит. Опять, как когда-то, на меня напала сонливость и тупость. У меня все хорошо, с детьми все хорошо, вообще все хорошо, но я встаю каждое утро хмурый и разбитый. И с больной душой. С какой-то тоской. Даже в лагере со мной такого не было. Наоборот, я там был бодрый, у меня была цель – выжить и сохраниться.
12.11.36
Это было временно. Преодолел. Помогла работа – производил расчеты, почему недостаточно малые сроки ремонта. Вывод, как ни странно, простой: пока кто-то меняет, к примеру, дымогарные трубы, что очень трудоемко и долго, другие точат мелкие детали. Одни уже кончили работу и бездействуют, другие продолжают работу. Нужно две меры. 1. Обучение рабочих смежным специальностям. Кончилась слесарная работа, перешел на монтаж или клепку. 2. Расширение корпусов, чтобы на ремонт ставить 5–6 и больше паровозов. Тогда все будут заняты.
Познакомил со своими расчетами Берндта Адамовича. Тот похвалил меня и удивился, что сам не думал о таких простых вещах. Сказал: «Заела текучка!»
Составляем план реализации и ходатайство в НКПС о расширении. Нужен план строительства, специалисты. Но сначала – разрешение. При этом в результате все работы будут производиться без увеличения количества занятых. Плюс обучение без отрыва от производства.
16.12.36
Огромное несчастье – взрыв котла на паровозе М160-01, который только что вышел из нашего ремонта. Погибли люди. Как это могло случиться, ума не приложу. Либо грубые ошибки при эксплуатации, либо диверсия. Об этом много говорят. Я не исключаю оба варианта. Страшно жаль. Это у нас впервые.
24.12.36
Не хочу об этом писать. Но придется. Меня исключили из партии. Во мне кипят обида и даже злость, но не хочу сейчас выплескивать эмоции. Обвинили в том, что я скрыл при приеме то, что отбывал наказание в колонии. Я возразил: «Как это можно скрыть? Об этом все знали». Мне показали мою автобиографию, где я написал, что отбывал трудповинность. Я напомнил, что они сами мне так велели написать. Сырцов закричал, что нечего валить на других, автобиография так и называется, потому что человек пишет про себя сам. Сам писал, сам и отвечай.
Обвинили также, что я развел частную собственность. То есть с моей подачи рабочие завели себе личные инструменты с клеймом. Я объяснил, зачем это, что это не личные инструменты, а общие под личной ответственностью, разные вещи. И что это одобрено на всех инстанциях. Они сказали, что инстанции сверху не всегда видят то, что творится на местах.
Но самое обидное, что обвинили в присвоении идей и рационализаторских предложений из книги Журавлева. Но я никогда не скрывал, что пользовался этой книгой, а также статьями и книгами Гастева и многих других, по моей просьбе их выписывали в библиотеку. Мне возразили, что я прикрылся этими книгами, чтобы иметь аргументы на случай провала. Которыми сейчас и воспользовался. Я был настолько в сумятице души, что даже не сумел провести с ними полемику. Меня как ударило током. Все гудело в голове.