Комбат против волчьей стаи - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гостей у Панкратовых оставалось уже немного, человек двенадцать — лишь те, кто не мог понять, что у хозяина крупные неприятности.
* * *А тем временем Курт, оставив Сивакова, привязанного к креслу, перешел в другой подвал. Там, привязанная к стулу, сидела и плакала Софья Сивакова. Курт подошел к ней не торопясь.
— Я вот что хочу сказать, может быть, вы спасете жизнь семьи, себе и своему мужу.
— Что я должна сделать? — сквозь слезы пробормотала Софья.
— Вы знаете, чем занимается ваш муж?
— Конечно, знаю.
— Чем?
— Торгует.
— Да-да, торгует, — усмехнулся криво Курт, — а чем он торгует, вам известно?
— Станками, машинами, нефтью, по-моему, он торгует всем.
— Вот именно, всем торгует ваш Илья Данилович. — Курт, сказав это, покачал головой.
«Святая наивность! Скорее всего, что эта бабенка, обвешанная золотом и бриллиантами в таком нелепом и смешном здесь, в подвале, вечернем платье ни ухом, ни рылом не знает, чем занимается ее муженек и за какие денежки куплены все булыжники и цепи, что позвякивают на тощих грудях. Но повлиять на него, может быть, она сумеет».
В подвал спустился Тормоз.
— Курт, тебя к телефону.
Курт прижал трубку к уху, а левой рукой принялся вытаскивать из пачки сигарету. Тормоз поднес зажигалку. Курт затянулся.
— Слушаю, — недовольно пробурчал он, но, узнав по голосу собеседника, изменил интонацию, — Нет-нет, пока ничего.
— …
— Естественно, стараюсь изо всех сил.
— …
— Быстрее? Я стараюсь быстрее. Делаю все, что в моих силах. Тут у нас неприятности, но небольшие.
Да, охранника пришлось отправить на отдых, и наш один поехал вместе с ним. Но вообще-то, в остальном все нормально. Результаты? Думаю, к утру будут, может раньше. Конечно же, позвоню сразу. Просто моментально позвоню.
При всем при этом Курт говорил с достоинством, зная себе цену. А его абонент понимал, мешать Курту не стоит, ведь собственно говоря, делу обратного хода не дашь. Можно теперь двигаться только в одном направлении — вперед. Остановка подобна смерти. Сивакова хватятся, возможно, что уже ночью поднимут на ноги сотни людей. Но если дело выгорит, то оно обещало принести огромные доходы, и поэтому за ценой не стояли. Человеческая жизнь в такой операции не стоила и ломаного гроша. Особенно жизнь конкурента.
Курт захлопнул крышечку телефонной трубки и небрежно опустил ее в карман куртки. Женщина смотрела на него, не мигая, глазами, полными слез. Наверное, впервые в ее глазах появилось осмысленное выражение, если считать с того момента, когда на ее мужа набросились бандиты на шоссе.
— Ну мадам, — Курт присел на край сколоченного из свежих досок стола.
— Что я должна сделать?
— Вы знаете, когда прибудет транспорт?
Софья быстро заморгала, губы ее искривились, и Курт понял, сейчас она зарыдает, завоет, а толку от нее никакого не будет.
— Хорошо, верю, — быстро сказал, шагнул к женщине. — Вы ничего не знаете о делах своего мужа. Ни-че-го!
— Да.
— Но повлиять-то на него можете?
Спокойный тон бандита действовал на Софью успокаивающе. Желание плакать испарилось вместе со слезами. Она хоть и продолжала бояться, но обрела способность мыслить, причем мыслить адекватно ситуации.
— Он такой самостоятельный…
— Уговорите его рассказать нам все, что он знает.
В ваших же интересах.
— И что тогда?
— Мы вас отпустим, — не моргнув глазом, произнес Курт.
— И я должна верить вам?
— Обязаны…
Софья, склонив голову на бок, внимательно смотрела на мужчину. Высокий, стройный, можно сказать красивый, но красота отталкивающая. Такая же, какая присутствует в пламени, охватившем в ночи горящий дом.
— Это страшное предложение.
— У вас есть другие?
— Нет.
— Тогда, в чем же дело? Соглашайтесь.
— Я думаю.
— О чем?
— Как это лучше сделать.
— Тут я вам не советчик, — развел руками Курт и подумал — "Сиваков уже подавлен, может, получится финт с его женой. Мне он не верит, это однозначно.
А вот увидев близкого человека, который тешит в душе иллюзорную надежду на спасение, может сломаться".
Он не спеша, чтобы испугать женщину, вытащил из кармана нож, не бандитский, а самый обыкновенный — перочинный с металлическим крестиком, впаянным в красную ручку, и легко перерезал им веревки.
— Видите, наполовину я вас освободил. — И тут же отвел в сторону локоть, предлагая женщине взяться за него, потому что Софья плохо держалась на ногах после пережитого ужаса.
Этот простой жест совершил невозможное. Она забыла, потому что не хотела помнить, о смерти охранника Олега, о том, что находится в плену, что ее мужу грозит смерть.
— Камни у вас хорошие, — поцокал языком Курт, присматриваясь к бриллиантам, оправленным в золотые бляшки.
— Да-да…
— Но о камнях поговорим позже, когда вы будете свободны. В вашем распоряжении, — он посмотрел на часы, — "пятнадцать минут, большим я не располагаю.
Курт отворил дверь в подвал, где сидел привязанный к креслу Сиваков, и пропустил вперед себя Софью. Выразительно посмотрев на веревки, которыми был опутан Илья Данилович, погрозил пальцем Софье.
— Вряд ли у Вас это получится, но развязывать его не советую.
Дверь бесшумно закрылась. Курт привалился спиной к холодной кирпичной стене и засек время. Он стоял разгоряченный, потный, наслаждаясь прохладой, исходящей от кирпичей.
Взглядом, не отрываясь, он следил за движением секундной стрелки, которая на его дорогих часах двигалась не рывками, а бежала ровно. Эти часы Курт любил. Именно, движением секундной стрелки, они напоминали ему живое существо. Время от времени он прислушивался к звукам, доносившимся из подвала. Он разбирал кое-какие слова, женщина шептала. Сиваков то ругался, то молча слушал свою супругу.
«Не уговорит, — подумал Курт, — но и этот шанс нельзя было упускать. Хотя черт ее знает. Иногда в моменты опасности у людей, особенно у баб, открываются скрытые таланты».
Он провел ладонью по затылку, рука оказалась мокрой от пота.
«Ну и волнуюсь же я. Это не шутка — ввязаться в такую крупную борьбу. Прошло четыре минуты», — машинально отметил Курт.
Софья, сидя на корточках возле мужа, пыталась убедить его рассказать бандитам все, о чем он знает.
— Ильюша, жизнь-то дороже, зачем тебе выгораживать остальных? Пусть отвечают за себя сами.
— Да ты хоть знаешь, дура, чем мы занимаемся?
— Ну, — Софья задумалась, — чем-то нехорошим.
Это определение привело Сивакова в негодование.
— Нехорошим! — закричал он. — Да ты, дура, понимаешь, что за деньги, которые есть у нас, убивают не задумываясь, — и тут же понизив голос, шепотом попросил, — развяжи меня.
Софья машинально протянула руку к туго затянутому на подлокотнике деревянного кресла узлу, но тут же отдернула:
— Нельзя.
— Кто тебе сказал?
— Он.
— Он же нас и убьет.
— Нет, с ними можно по хорошему. Мы же им не нужны, им нужно знать…
Сиваков закатил глаза, поражаясь тупости жены.
Ведь до этого он считал ее вполне трезво мыслящей женщиной.
— Раньше ты хоть свои интересы умела соблюсти.
— Расскажи. — слезно просила Софья.
— Ты до этого лезла в мои дела?
— Нет.
— И все было хорошо?
— Можно сказать, — да.
— Так вот, не лезь и теперь! — в сердцах крикнул Илья Данилович.
— Ты же видишь, — продолжала увещевать Софья, — они нас почти не били, лишь так, чтобы не оставались синяки. Значит, собираются выпустить.
— Нас уже хватились. Мне предстоял деловой разговор в гостях. , — Придумаем что-нибудь, скажем, что машина сломалась.
— Брось об этом думать, — зашипел Сиваков, — единственное почему они нас до сих пор не убили — это потому, что они не знают того, что знаю я. И я, а может, и ты спасемся только благодаря молчанию.
Дверь скрипнула, хотя прошло всего лишь десять минут. Курт, прислушивавшийся к разговору, уловил в нем нужную точку.
— Уже прошло пятнадцать минут? — Софья в изумлении вскинула брови, отчего ее лице показалось еще более глупым.
— Да, — он показал ей циферблат и щелкнул по стеклу пальцем. — Как успехи?
— Я почти уговорила его, еще бы немного…
В глубокий подвал зашел и Федор.
— Уведи ее, только обходись с ней повежливее, пока повежливее, — уточнил Курт.
Лицо Курта медленно меняло выражение, искусственная доброжелательная улыбка исчезла, на лбу пролегли глубокие вертикальные морщины.
— Куда и когда прибывает транспорт с наркотиками? — четко чеканя слова, спросил бандит.
Сиваков попробовал усмехнуться.
— Догадайся.
Курт занес кулак для удара.
«Если ударит в лицо, значит, все кончено, — подумал Илья Данилович, — а если он и впрямь боится оставить на моем лице синяки, значит, я вел разговор о деньгах не зря».