Вихри враждебные - Александр Харников

– Да, ваше императорское величество, – ответил Столыпин, – расчеты мною сделаны. Исходя из поставленной вами задачи, должен сказать, что господин Ульянов на нашей прошлой встрече даже несколько приуменьшил масштабы подобной операции. По моим предварительным расчетам, переселять потребуется не двадцать, а все тридцать, или даже сорок миллионов душ. Потребуется миллион вагонов только на перевозку людей, а если добавить сюда скарб и скот, то эту цифру можно смело удвоить и даже утроить… Но это уже вопрос к князю Хилкову.

– В течение десяти лет, не забудьте про это, – уточнил император, – и, кстати, учтите также, что параллельно у нас начнется процесс повсеместной ликвидации безграмотности и индустриализация, которые тоже займут определенное количество крестьян и их домочадцев, миллионов этак десять-пятнадцать. Следовательно, Петр Аркадьевич, господин Ульянов в своих оценках был довольно точен, что, впрочем, не отменяет необходимости модернизации Транссибирского пути и значительного увеличения его пропускной способности. Двенадцать пар поездов, как сейчас – это явно недостаточно.

Столыпин на какое-то время задумался.

– Тогда, ваше императорское величество, – добавил он, – из этой цифры мы и будем исходить. И, кстати, позвольте узнать – какие наделы необходимо выделять переселенцам?

– Примерно как в Америке, – ответил император, – сто акров, что в переводе на наши меры земли составит примерно сорок десятин. Наделы, Петр Аркадьевич, должны предоставляться в бессрочное пользование и быть неделимыми и неотчуждаемыми, с прямой передачей одному из наследников. Такую же систему землепользования, по мере оттока населения, согласно программе переселения в города, необходимо внедрить и в наших центральных губерниях.

Такой подход императора к делу землепользования встретил у Столыпина понимание и горячее одобрение.

– Кроме того, – добавил император, – для поддержки переселенцев в местах их массового расселения необходимо будет организовать машинные станции, конезаводы и конно-прокатные пункты, что тоже будет вменено в обязанности вашему министерству. Подумайте, как это лучше будет организовать. Местные лошадки, которых в большом количестве можно закупить в Монголии, конечно, животные выносливые, неприхотливые и устойчивые к местным болезням. Но пахать на них мужикам будет затруднительно – уж больно они мелкие и слабосильные. Завозить же для нужд Сибири и Дальнего Востока рабочих лошадей из Европы – на это у нас просто не хватит никакой казны, да и от непривычного климата начнется падеж. Считайте конский вопрос в программе переселения одним из первоочередных, поскольку без него вся переселенческая программа просто теряет свой смысл. Это я говорю вам, как бывший лейб-кирасир. Быть может, лучше всего будет уже сейчас организовать государственный конезавод где-нибудь в Восточной Сибири, где на основе местных кобыл и первостатейных европейских жеребцов начать селекцию сибирской рабочей породы, пытаясь взять лучшее от каждого из производителей.

– Ваше императорское величество, – кивнул Столыпин, – я думаю, что вы правы, и нам именно так и следует поступить.

– Ну, вот и отлично, Петр Аркадьевич, – сказал император, – а теперь давайте вернемся непосредственно к земледелию. Ведь причина низкой товарности нашего сельскохозяйственного производства – следствие не только малоземелия наших крестьян, но и крайне низкой урожайности их земель. И этот вопрос тоже надо решать незамедлительно. Недопустимо, когда урожай сам-пять считается хорошим, а сам-десять – чуть ли не рекордным. В то время как в Европе с применением агрономической науки давно не редкость урожаи сам-двадцать или даже сам-тридцать.

– Земля в большинстве мужицких хозяйств истощена до последней крайности, – хмуро заметил Столыпин, – да и семенной материал тоже оставляет желать лучшего.

Император недовольно поморщился.

– Вопрос качества семенного материала, – сказал он, – необходимо решать на государственном уровне, и заниматься этим будет подчиненный вашему министерству научно-исследовательский институт земледелия, который возглавит присутствующий здесь профессор Климент Аркадьевич Тимирязев, которому дан чин действительного статского советника. Прошу, что называется, любить и жаловать.

Агрономия, государственные семеноводческие станции и прочие необходимые для успешного земледелия инструменты – это все его. Что же касается истощения земель, то бороться с ним нужно как правильным севооборотом, так и внесением различных удобрений. Впрочем, и этот вопрос также проходит по ведомству Климента Аркадьевича…

– Ваше императорское величество, – с сомнением покачал головой Столыпин, глядя на несколько оторопевшего от неожиданности Тимирязева, – а не дороговато ли это будет – заморская чилийская селитра стоит немало, да из года в год вносить ее на мужицкие поля? В трубу ведь вылетим!

– Никуда мы не вылетим, – усмехнулся император, – открою вам маленький секрет. Профессор Менделеев уже ведет работу по налаживанию синтеза аммиака из атмосферного воздуха. И в самое ближайшее время он должен построить опытную установку. Прошу вас в своих расчетах исходить именно из этого факта.

– Это, конечно, меняет все дело, ваше императорское величество, – кивнул Столыпин, – с собственными удобрениями да правильной агрономией мы просто засыплем Европу своим зерном.

– Кого и чем мы будем засыпать, – веско заметил император, – надо будет решать потом. Что же касается зерна, то вам будет еще одно последнее и тоже немаловажное поручение. И заключается оно в создании Государственного Продовольственного резерва при вашем министерстве – на случай разного рода неурожаев, стихийных бедствий или войны. Для чего в хлебородных районах Империи должна быть организована система элеваторов-зернохранилищ. Дело первейшей важности, связано еще и с тем, что в самое ближайшее время выйдет указ о взимании с крестьянства всех налогов и податей исключительно в натуральной форме. Также в натуральной форме будет взиматься плата за пользование крестьянами лошадьми и инвентарем на государственных машинных и конно-прокатных пунктах. Так что без зерна ваш госрезерв не останется. А если кто из чиновников вдруг вздумает половить рыбку в мутной воде, так на то есть ГУГБ и тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев. Прием постояльцев в Новой Голландии в любое время дня и ночи. На сем я заканчиваю сегодняшнее совещание. Надеюсь, вы все поняли?

– Да, ваше императорское величество, – кивнул Столыпин, – все понятно.

– Тогда, – сказал император, – прошу вас приступить к работе. С господином Тимирязевым мы еще раз встретимся дней так через десять для обсуждения вопросов по организации его института. До свидания, господа.

7 июня (25 мая) 1904 года.

Санкт-Петербург. Улица Пушкинская, дом 20.

Меблированный дом «Пале-Рояль».

Управляющий Московским учетным банком

Гучков Александр Иванович

После начала войны с Японией я немедленно поспешил выехать на театр военных действий в качестве представителя Московской городской думы и Комитета великой княгини Елизаветы Федоровны, а также помощника главного уполномоченного общества Красного Креста при Маньчжурской армии. Но так получилось, что все мои приключения в Маньчжурии закончились, так и не начавшись. Пока я собирался, пока ехал на другой конец света, военные действия уже успели закончиться. Япония была разгромлена, Россия торжествовала, а потирающие руки дипломаты готовились приступить к дележу имущества побежденных.

Выскочившая неизвестно откуда, как чертик из табакерки, эскадра адмирала Ларионова, о котором я ранее никогда и не слыхивал, буквально за одну-две недели разгромила японский флот. Высаженный с этой эскадры десант так же быстро заблокировал японскую сухопутную армию, успевшую еще до начала боевых действий переправиться в Корею. Потом к ним на помощь подошел полковник Мищенко со своими казачками, и пошла потеха. Но все равно – чудеса, да и только!

Но чем дальше, тем больше все вокруг стали сходить с ума. Особенно британцы, которые предприняли нечто такое, что совершенно уже несовместимо со статусом цивилизованного человека. Тут даже у меня голова пошла кругом. Почему-то они решили напасть на русский корабль, на котором находился тогда еще великий князь Михаил Александрович. Неудивительно, что до того довольно аполитичный в своих настроениях великий князь Михаил превратился в императора-англофоба.

Я, конечно, достаточно хорошо знаком с нравами обитателей Туманного Альбиона и знаю, на какие подлости они способны. У меня до сих пор болит нога, простреленная британской пулей в Трансваале. И я хорошо помню, как они обращались с пленными бурами.