Подари мне все рассветы - Мэри Бэлоу

— Я заболталась с вами, капитан, и пренебрегла своими гостями, — сказала она, пытаясь хоть чем-то отомстить человеку, который обыграл ее в словесном флирте, хотя, конечно, он с ней совсем не флиртовал.

— В таком случае я ухожу, мэм, и вернусь за вами на рассвете.

— Разве вы не задержитесь здесь еще? — спросила она. И, пройдя мимо него, остановилась у двери, давая понять, что ждет, чтобы он открыл для нее дверь. — Предпочитаете рано ложиться спать, капитан?

Заметив, что она ждет, он подошел и, протянув руку, открыл для нее дверь. Она умышленно задержалась и оказалась у него на пути, так что его рука прикоснулась к ее груди. Когда он не ответил на ее вопрос, она немедленно записала себе очко в актив.

— Ну конечно, — продолжала она, — ведь если вам придется защищать меня от опасностей в дороге, вам нужно быть в форме. Вы свободны, капитан.

Прежде чем вернуться в зал, где ее ждали шум и смех, говорившие о том, что веселье, с тех пор как они ушли, достигло своего апогея, она посмотрела, как он, коротко кивнув, вышел на главный двор, даже не дождавшись, пока лакей откроет ему дверь. Ей он всего лишь пожелал доброй ночи, ни разу не оглянувшись.

Жуана посмеялась над собой за разочарование, которое только что испытала. Но ведь они увидятся на рассвете, напомнила она себе. И она будет с ним в полной безопасности в последующие дни, как если бы ее экипаж сопровождал целый эскадрон тяжелой кавалерии. Как будто ей была нужна защита — его или кого-нибудь другого. Дорогой Артур иногда бывает просто смешон. Но она тут же напомнила себе, что ее путешествие в компании Блейка задумано не только с целью ее защиты.

Маркиза дас Минас, настроившись на общение с гостями, вошла в зал.

Он прибыл ко дворцу маркизы, когда небо на востоке едва начало розоветь. Если бы не портил настроение один незначительный факт, он мог бы сейчас ликовать. Его выписали из госпиталя, освободили от опеки военврача, и после нескольких месяцев периода выздоровления и нескольких недель самостоятельных упражнений он чувствовал себя вполне здоровым. Он покидал Лиссабон и направлялся в дикие горы на севере, где сосредоточился основной костяк британской и португальской армий. Совсем скоро, как только начнется летнее наступление французской армии, он либо окажется на передовой вместе со своим батальоном, либо будет послан Веллингтоном с каким-нибудь ответственным поручением и вновь познает ощущение опасности, когда выжить можно лишь благодаря своей силе и сообразительности.

Да, он мог бы ликовать. Если бы не один незначительный факт — маленькая леди, в обществе которой ему предстояло провести следующую неделю. Ему, несомненно, потребуется как минимум неделя, чтобы добраться до Висо, хотя, будь он один, он добрался бы туда гораздо быстрее. К тому же, как сказал ему вчера штабной офицер, Веллингтон хотел поговорить с ним как можно скорее. Но Веллингтон распорядился также, чтобы он сопровождал маркизу дас Минас. Разумеется, лорд Веллингтон всегда старается щадить чувства португальской принимающей стороны, хотя для того, чтобы спасти шкуры своих гостеприимных хозяев, он рискует своей жизнью и жизнью тысяч англичан.

В доме было тихо. Она, наверное, еще нежится в постели, подумал капитан Блейк, надеясь, что так оно и есть, поскольку ему нужна была причина для плохого настроения. Он рассчитал, что прием все-таки продолжался всю ночь напролет. Ему, несомненно, придется подождать, пока леди встанет с постели, оденется, приведет себя в порядок и позавтракает. А там будет самое время пообедать, прежде чем пуститься в дорогу. Хорошо, если удастся выехать за пределы Лиссабона до наступления сумерек. И хорошо, если удастся взвинтить себя до состояния активного возмущения судьбой, которая превратила его в няньку. Он не слишком вежливо постучал в дверь. Наверное, придется сначала разбудить слуг, чтобы они, в свою очередь, разбудили хозяйку.

Но двери открылись почти сразу же, и его удивленному взору представилась картина оживленной деятельности во внутреннем дворике. Белый экипаж, больше похожий на карету для коронации, чем на транспортное средство для передвижения по гористым дорогам Португалии, стоял с распахнутыми дверцами, сквозь которые была видна роскошная золотистая обивка сидений. Четверка коней, послушно стоявших в упряжке, всхрапывала и в нетерпении била копытами землю. Кони были чисто белой масти с золотистыми плюмажами и золотыми ленточками, вплетенными в гривы.

Капитан Блейк выругался себе под нос, въезжая на своем коне во двор. Силы небесные, подумал он, прямо какой-то цирк! Он кивнул слугам и толстухе, одетой во все черное, которая распоряжалась погрузкой небольшого чемодана поверх нескольких дорожных сундуков, привязанных на запятках кареты.

— Доброе утро, — поздоровался он по-португальски.

И тут он увидел, что недооценил не только слуг, но и маркизу. Как только он выехал из-за экипажа, заслонявшего ему обзор, он увидел, что она стоит в дверях и выглядит такой свеженькой, как будто сейчас позднее утро и она крепко спала всю ночь. Она взглянула на него и улыбнулась.

Он почувствовал, как где-то внизу живота возникла уже знакомая щемящая боль. И появилась уже знакомая враждебность. Как всегда, она была вся в белом — от кокетливо сдвинутой набок шляпки, украшенной большим изящным пером, кончик которого огибал ухо, касаясь подбородка, до мягких белых сапожек, выглядывавших из-под юбки дорожного костюма. Единственное, что в ее туалете не было белым, — золотая вышивка на жакете и золотая бахрома на эполетах.

Она выглядела нежной, как лебединое перышко, и прекрасной, как… Ну что ж, когда-то в незапамятные времена у него был поэтический склад ума, но все уже давно прошло. Нарочно не придумаешь более нелепой одежды для дальней и нелегкой дороги. Боже милосердный, так они и за месяц не доедут до места назначения.

Она была воплощением всего самого изысканного, дорогого — и банального. А он когда-то обнимал ее, целовал и верил ее заверениям в любви. Бедный глупенький мальчишка — он с некоторой жалостью вспомнил, каким был в те времена, глядя на себя с высоты прошедших лет. Трудно поверить, что тем мальчиком был он и что та жизнь была его жизнью.

Он легко соскочил с коня, ощущая боль в паху от чувственного влечения к той Жанне Моризетте, какой она стала теперь, почти через одиннадцать лет. Испытывая презрение к себе, он стиснул зубы.

— Доброе утро, капитан. — Даже ее голос вводил в соблазн — низкий, но звонкий. Насколько он помнил, у Жанны был не такой голос. — Я подумала, уж не проспите ли вы.

Вечно она поддразнивает. Вот и вчера она поддразнила его, и он чувствовал себя неловким, неотесанным мальчишкой, который боится сделать что-нибудь не так, как нужно. Словно пресловутый слон в посудной лавке.