Сочинения - Оноре Бальзак

– Просто я знаю, как обращаться с такими молодчиками, вот и все! – воскликнул Серизе.

Весь этот разговор велся вполголоса, пока Теодоз шел к входной двери и возвращался обратно. Когда адвокат показался на пороге кабинета, Серизе внимательнейшим образом разглядывал мебель.

– Это Тюилье, я ждал его прихода, он в гостиной, – негромко сказал Теодоз. – Пожалуй, ему не стоит видеть Серизе, – прибавил он с улыбкой, – этот сюртук со шнурами, чего доброго, наполнит его тревогой.

– Ба! Ты принимаешь горемык, ведь это твоя профессия… Тебе нужны деньги? – прибавил Серизе, вытаскивая из кармана панталон сто франков. – Бери, бери, они не повредят.

И он положил деньги на камин.

– О чем ты беспокоишься? – произнес Дюток. – Ведь мы можем уйти через спальню.

– В таком случае прощайте, – оказал провансалец, открывая искусно замаскированную дверь, которая вела из кабинета в спальню. – Входите, дорогой господин Тюилье! – крикнул он красавцу времен Империи.

Увидя домовладельца в дверях кабинета, адвокат последовал за двумя своими приятелями и провел их через спальню и умывальную комнату в кухню, выходившую на лестничную площадку.

– Через полгода ты должен стать мужем Селесты и занять прочное положение… Ты счастливчик, мой милый, тебе не пришлось дважды сидеть на скамье подсудимых в исправительном суде… как мне! В первый раз это произошло в двадцать четвертом году, когда против меня возбудили преследование… из-за серии статей, хотя я не имел к ним никакого касательства, а во второй раз – из-за барышей некоего коммандитного товарищества, которые уплыли у меня из-под самого носа! Поторапливайся, милейший! Помни, что Дюток и я, мы оба крайне нуждаемся в своих тридцати тысячах франков каждый. Ну, с богом, дружище! – прибавил он, протягивая руку Теодозу и вкладывая в это рукопожатие какой-то скрытый смысл.

Провансалец, в свою очередь, протянул руку Серизе и крепко сжал его пальцы:

– Друг мой, будь уверен, никогда в жизни я не забуду, из какой бездны ты меня вытащил и всего того, что ты для меня сделал… Ведь я только орудие в ваших руках, а между тем вы уделяете мне львиную долю, и, поведи я нечестную игру с вами, я окажусь подлее каторжника, ставшего доносчиком.

Как только захлопнулась дверь, Серизе прильнул к замочной скважине, чтобы разглядеть выражение лица Теодоза; однако провансалец повернулся спиной к дверям и направился в кабинет, так что экспедитору не удалось увидеть физиономию своего подопечного.

А между тем на лице Теодоза было написано не отвращение и не печаль, а откровенная радость. Он уже видел впереди прямой путь к успеху и льстил себя надеждой, что ему удастся освободиться от своих гнусных дружков, которым он, впрочем, был всем обязан. Нищета повсюду, особенно в Париже, вынуждает людей опускаться на самое дно, покрытое вязким илом, и когда, едва не утонув, человек чудом всплывает на поверхность, его тело и одежда непременно вымазаны тиной. Серизе, в прошлом щедрый друг и покровитель Теодоза, ныне олицетворял для провансальца липкую грязь, и проницательный делец догадывался, что, очутившись в буржуазном кругу, где люди необыкновенно придирчивы к репутации, молодой адвокат жаждет очиститься от этой грязи.

– Что случилось, любезный Теодоз? – спросил Тюилье. – Каждый день мы надеялись вас увидеть, и каждый вечер обманывал наши надежды… Но нынче воскресенье, у нас званый обед, моя сестра и жена поручили мне просить вас непременно прийти…

– Всю неделю я был по горло занят, – отвечал Теодоз, – я не мог уделить и двух минут никому, даже вам, которого считаю своим другом и с кем мне надобно поговорить…

– Как? Стало быть, вы всерьез помышляете о том, о чем беседовали со мной в прошлое воскресенье? – воскликнул Тюилье, перебивая Теодоза.

– Если вы пришли не за тем, чтобы потолковать об этом предмете, я стану вас уважать меньше, чем уважал, – продолжал ла Перад с улыбкой. – Ведь вы были помощником правителя канцелярии, стало быть, в вас должно сохраниться немного честолюбия; в таком человеке, как вы, оно чертовски уместно! Между нами говоря, меня глубоко возмущает, когда какой-то Минар, этот разбогатевший олух, приносит поздравления королю и, пыжась, разгуливает в Тюильри, когда какой-то Попино вот-вот станет министром, между тем как вы, человек, понаторевший в делах управления, имеющий тридцатилетний опыт, видевший смену шести правительств, заняты тем, что пересаживаете бальзамины… Куда это годится!.. Я с вами откровенен, мой дорогой Тюилье, я хочу добиться вашего возвышения, ибо вы затем потянете меня за собой… Так вот, выслушайте мой план. Мы добьемся вашего избрания в члены генерального совета округа. Именно вы должны занять этот пост!.. И вы его займете, – проговорил он, выделяя последнее слово. – А в один прекрасный день, когда будут происходить новые выборы в Палату депутатов, и этот день не за горами, вы сделаетесь депутатом от нашего округа… Голоса людей, которые изберут вас в муниципальный совет, останутся за вами, когда речь пойдет об избрании депутата, можете мне поверить…

– Но как вы предполагаете действовать?.. – воскликнул завороженный Тюилье.

– В свое время узнаете, но только не мешайте мне исподволь подготовить это нелегкое предприятие, требующее выдержки и терпения. Если вы не сумеете сохранить в строжайшей тайне все, о чем мы будем с вами говорить и замышлять, все, о чем мы будем уславливаться, я от вас отступлюсь, и – мое почтение!

– О, вы можете рассчитывать на мою абсолютную сдержанность, ведь я был помощником правителя канцелярии и знаю, что такое секреты…

– Отлично! Но ведь нам многое придется держать в секрете и от вашей жены, и от вашей сестры, и от господина и госпожи Кольвиль.

– Ни один мускул в моем лице не дрогнет, – заявил Тюилье, удобнее устраиваясь в кресле.

– Отлично! – повторил ла Перад. – Я вас сейчас испытаю. Для того, чтобы быть избранным, человек должен уплачивать ценз, а вы его не платите.

– Это верно!..

– Так вот, моя преданность столь велика, что я хочу посвятить вас в секрет одной деловой операции, которая обеспечит вам годовой доход в тридцать, а то и в сорок тысяч франков на капитал самое большее в полтораста тысяч франков. В вашем доме с давних пор всеми финансовыми делами ведает ваша уважаемая сестра, это совершенно разумно: ведь она, как говорят, может дать любому дельцу сто очков вперед. Вот почему вы должны помочь мне завоевать расположение и дружбу мадемуазель Бригитты, а для этого я хочу предложить ей выгодно поместить капитал. Если мадемуазель Тюилье не уверует в мои способности, у вас с ней могут возникнуть разногласия, к тому же вам неудобно предлагать сестре, чтобы она приобрела недвижимость на ваше имя! Лучше, если эту мысль ей подскажу я. Впрочем, вы оба будете судить о том, выгодно ли предлагаемое мною дело. Что же касается того, каким способом я намерен добиться цели, то, извольте, вот он. Фельон располагает голосами четверти избирателей квартала; он и Лодижуа живут здесь тридцать лет, к ним прислушиваются, как к оракулам. Один из моих друзей располагает голосами другой четверти избирателей. Священник церкви Сен-Жак, которому добродетели помогли приобрести влияние на своих прихожан, также может доставить нам малую толику голосов. Дюток и его мировой судья могут повлиять на многих обитателей округа, Дюток окажет эту услугу, тем более что речь идет не обо мне. Наконец, Кольвиль в качестве секретаря мэрии также завоюет нам большое количество сторонников.

– Вы правы, я уже избран! – вскричал Тюилье.

– Вы полагаете? – спросил ла Перад, и в его голосе прозвучала уничтожающая ирония. – Ну, что ж, попробуйте обратиться с просьбой об услуге к своему другу Кольвилю, и вы услышите, что он вам на это ответит… Когда речь заходит о том, чтобы избрать человека на какую-нибудь должность, сам он никогда не добьется успеха, за него должны хлопотать друзья. Кандидат ни в коем случае не должен просить за себя, он должен прослыть человеком, лишенным честолюбия; даже когда его станут уговаривать, ему следует для вида отказываться.

– Ла Перад! – воскликнул Тюилье, вставая с места и протягивая руку молодому адвокату. – Вы необыкновенный человек…

– Ну, не в такой степени, как вы, – ответил, улыбнувшись, провансалец, – но, как говорится, у каждого свои достоинства.

– Но как я смогу вас отблагодарить, если ваши хлопоты увенчаются успехом?

– О, пусть вас это не заботит… Боюсь, вы сочтете меня дерзким, но дело в том, что мною владеет чувство, которое вам все объяснит, оно-то и побудило меня начать эти хлопоты! Я влюблен и хочу излить вам свою душу.

– Кого же вы любите? – спросил Тюилье.

– Вашу очаровательную крошку Селесту, – отвечал ла Перад, – и эта любовь – надежный залог моей преданности. В самом деле, чего не сделаешь ради будущего тестя! Мною движет эгоизм, ведь я, собственно, стараюсь ради самого себя…