Храм фараона - Зигфрид Обермайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут в комнату внезапно вошла Мерит.
— Смотри-ка, дочка! Как я вижу, ты до сих пор не оставила своих дурных детских привычек. Еще ребенком ты всегда врывалась в комнату, когда у меня был важный разговор.
— Откуда мне было знать, что ты у мамы? Ты ведь здесь теперь редкий гость.
— Только не начинай все сначала, — с наигранным ужасом воскликнул царь. — Я только что подробно все объяснил твоей матери, но тебя это не касается. Завтра утром по совету врачей мы все переезжаем в Мемфис. Опасность заражения оспой слишком велика.
— Шлю… — Мерит едва удалось проглотить чуть было не вырвавшиеся изо рта слова. — Я хотела сказать, царица Мерит-Анта сегодня ночью умерла. На сколько дней ты назначаешь траур? Где ее похоронят?
— Никакого траура. Ее сожгут вместе с другими умершими в ее дворце. Просто слишком опасно…
— Понимаю, — сказала Мерит, — ты хочешь уничтожить любое воспоминание. Тут оспа тебе на руку. Однако мне не пристало осуждать работу Сехмет. Богиня знает, что хорошо для Кеми…
Рамзес рассмеялся:
— И для ее фараона, хотела ты добавить. Достаточно об этом! Приготовься, мы едем завтра утром.
Внезапно Мерит почувствовала, как сердце у нее в груди замерло. Пиай! Почему она сразу об этом не подумала! Пиай в Мемфисе. Она хотела его видеть, показать ему его ребенка…
С той ночи Сети, обиженный, отдалился от нее. Мерит обращалась с ним дружелюбно, и у него даже сложилось впечатление, что ее покои и в дальнейшем открыты для него. Однако он не находил мужества на вторую попытку и уговорил себя, что Мерит явно не предназначена ему богами. Когда царь приказал ему отправиться вместе со всеми в Мемфис, Сети даже не нужно было искать отговорку: в Питоме возникли волнения, и он хотел сам посмотреть, в чем там дело. Впрочем, заметил Сети, он воин и не боится заражения. Это рассердило фараона:
— Ты дурак, Сети! Я тоже воин и не боялся под Кадешем мечей и стрел жалких хеттов, но заразные болезни — это нечто другое. Возьми меч, отправься во дворец Мерит-Анта и попытайся сразиться с ядовитым дыханием Сехмет. Разбей мебель и посуду, разруби ложа и занавеси, сокруши стены и потолки — этим ты добьешься только одного: что оспа перекинется на твое тело и ты жалким образом погибнешь или выживешь, изувеченный ею, а возможно, даже ослепнешь. Глупо не бояться чумного дыхания Сехмет, бестолково и глупо. Но как знаешь. И вот что я тебе скажу… — Рамзес едва не заявил, что, по его мнению, Сети никогда не отличался умом, но сдержался, чтобы еще больше не обижать сына.
В районе мастерских и жилых помещений Большого храма Пта Пиай получил несколько комнат, и в его распоряжении теперь был знающий секретарь. Мастер ведал всеми ремесленниками и строительными рабочими, принадлежавшими храму. Это была легкая и приятная работа, и Пиайю доставляло радость от случая к случаю самому браться за резец, чтобы обработать рельеф или фигуру. Хамвезе сдержал свое обещание и подарил ему место для гробницы рядом с пирамидой Уна. Это была прекрасная скалистая местность. Пиай велел выкопать пробную шахту и остался доволен результатом.
Он предполагал разделить свой Дом Вечности на три части. Посреди должна была находиться большая погребальная камера, которую он сам хотел украсить рельефами. Направо и налево от нее он хотел сделать две маленькие прилегающие камеры — одну для запасов еды и питья, а другую для вещей, которые хотел взять с собой в другой мир. Это были его произведения, его рабочий стол, несколько особенно удачных фигур богов и людей, с которыми мастер не хотел бы расставаться. Погребальную камеру он планировал сразу на две гробницы, потому что Такка недавно стала его женой. Он освободил ее от рабской зависимости как царскую невольницу, и она перешла в его личное владение. Вместе со свадебным контрактом он одновременно подарил ей свободу, так что она теперь могла наследовать ему и распоряжаться всем по своему усмотрению. Тем временем Такка забеременела и приблизительно через три месяца должна была родить их первого ребенка.
В то утро он сидел в служебном помещении при храме Пта и, поскольку в данный момент у него не было работы, набрасывал на листе папируса настенные украшения для своей гробницы. Он полностью ушел в работу, когда появился Хамвезе.
— Я не мешаю, мой друг?
— Ни в коей мере, достопочтенный. Я как раз обдумываю, как обставить свое Вечное Жилище, которым я обязан твоему благоволению. Ну, это так, забава. Чем я могу тебе служить?
Хамвезе закрыл дверь и тихо сказал:
— То, что я сообщу тебе, предназначено только для твоих ушей. Вся царская семья уже несколько дней находится в Мемфисе, так как в Пер-Рамзесе свирепствует оспа. Третья царская супруга умерла от нее, об этом говорят повсюду. Завтра или послезавтра Благой Бог, да будет он жив, здрав и могуч, а также Великая Царская Супруга Нефертари с наследным принцем Енамом и своими сыновьями Мерире и Мери-Атумом будут приносить жертву быку Апису. Принцесса Мерит также почтит присутствием церемонию, насколько я знаю. Думаю, это могло бы тебя заинтересовать.
— Спасибо, принц Хамвезе, — сказал Пиай, едва овладев собой.
— Церемония посещения Аписа официальная, поэтому на ней будут присутствовать много зрителей. Ты находишься на службе храма и имеешь право занять место впереди всех жителей города.
— Можно мне?.. Можно мне взять с собой жену?
— Ты недавно женился, я помню. Конечно, она может быть с тобой. Все женатые чиновники храма берут с собой жен в таких случаях.
Пиай ждал этого мгновения и одновременно боялся его, потому что стремление к спокойной и размеренной жизни с каждым разливом Нила все сильнее овладевало им, и теперь, когда он со своей женой жил в собственном доме и у него было надежное место работы, прошлое снова добралось до него.
«Как странно, — подумал Пиай, — пока я был на юге в храмах, я каждый день тосковал о ней, а теперь, когда предстоит ее визит, для меня было бы лучшим… Нет! Тысячу раз нет! Я все еще люблю ее, и письма Мерит свидетельствуют, что и ее чувства не изменились. Я увижу ее издалека в кругу ее семьи, буду ликовать при виде Благого Бога, как и все остальные, а потом она вернется в свой дворец, к своему супругу, а я — в свой дом, к Такке, и ничего не изменится. Разве может вообще что-то измениться?»
Пиай начал беспокойно шагать взад и вперед. Он чувствовал, что внутри его снова начинается борьба.
Изис-Неферт не знала, что ей и думать об этом приглашении. Туя обращалась с ней вежливо и внимательно, показала ей обширное поместье с полями, скотом, фруктовыми деревьями, амбарами с зерном, долго и обстоятельно объясняла ей принципы улучшения пород скота, называла цифры, которые второй супруге ничего не говорили. Казалось, царица-мать хотела просто удержать свою гостью как можно дольше. Впрочем, к своему внуку Меренпте, который сейчас был уже молодым человеком шестнадцати лет, Туя испытывала искреннюю любовь. А он восхищался своей бабушкой, которую до этого едва знал. Поначалу он выказывал мало любопытства, был сдержан и молчалив, но потом, казалось, сельская жизнь стала доставлять ему все больше удовольствия. Довольный, он катался по окрестностям на старом терпеливом осле и мучил людей в имении всевозможными вопросами, на которые они иногда сами не знали ответа.