Ответы на вопросы православной молодёжи - диакон Андрей Кураев

Этот зал не намерен молчать и не настроен сдерживать свои реакции. И он уже не такой тихий, как до начала концерта, а достаточно «разогрет»…

По тому, что я слышал, начало моей проповеди прошло в большей тишине, чем я ожидал, а закончилась она в большем шуме, чем я предполагал. Перелом произошел на словах «русский рок — это борьба за право думать».

Опрошенные мною свидетели из зала потом утверждали, что люди все-таки слушали.

Мне кажется, что ребята поняли главное. Они же боялись, что сейчас выйдет поп и начнет их «грузить»: обличать их грехи и говорить, чего делать нельзя. Или же проповедник перейдет на церковно-китайский язык, то есть будет «глаголать» про благодать, стяжание Духа и прочую «духовность». А здесь они поняли, что к предмету их любви относятся серьезно.

Затем выступал Бутусов. Очень здорово, что в конце все вместе спели песню Цоя «Звезда по имени Солнце». В Петербурге к нему особое отношение.

Напоследок я немножко нарушил план организаторов и взял микрофон во второй раз. Там все-таки под конец подпустили официозу, который на мой взгляд портил дело: торжественное вручение икон, Кинчев кланяется и целует у батюшки руку. Мне кажется, что это было лишнее (из зала это могло быть прочитано как то, что Церковь, мол, всех нас на колени поставить хочет, подогнуть под себя). Я решил подправить ситуацию и сказал (надеясь, что слушатели помнят название концерта — «Рок к Небу»): «Ребята, Небо — вот там (рука указует вверх), выход — вот там, метро — вот там. Бог, я надеюсь, у вас в душе. А те, кто рядом с вами стоят, это — люди, хорошие люди. Пожалуйста, не обижайте и не давите их, когда будете отсюда выходить».

Потом начальник службы охраны дворца сказал, что он был потрясен тем, как расходились ребята, что он не видел раньше, чтобы после рок-концерта не было давки и драки. Люди уступали друг другу дорогу, девчонок вперед пропихивали.

Конечно, наивно было бы надеяться, что после этого концерта все эти 14 тысяч повернутся и разойдутся по храмам. Я не тешу себя иллюзией, что после концерта с участием батюшки все дружно потянутся к вере.

Моя надежда вот на что.

О том, что динозавры русского рока всерьез обратились к религии, их поклонники знают. Но меру этой серьезности вряд ли представляют. Им кажется, что это очередная «литературная тема», очередной околосценический «выверт»… Совместное же наше выступление кому-то поможет понять, что это нечто большее. Это и в самом деле — всерьез. Скажем так: вера доставляет и Шевчуку и Кинчеву сегодня болезненные переживания — это нормальный признак христианина. Когда появляются свои поводы для переживания, раскаяния, самоосуждения, копания в себе. Формула обращения известна: «сначала я критиковал Евангелие, потом Евангелие начало критиковать меня». Шевчук как и Кинчев сейчас уже во втором возрасте. Это люди, которые свою жизнь и творчество поднесли к евангельскому светильнику на проверку…[392]

И еще одно: я предложил Кинчеву на том концерте: может, вместе выйдем в конце и споем рождественское песнопение? Кинчев и Шевчук, мне кажется, очень здраво отреагировали: «Молитва — это слишком серьезно. Это не здесь». Вот это мне в них нравится: в них нет жажды освоить роль «пророка» (на этом сломалась Жанна Бичевская).

В судьбах ребят, внимающих их песням, свой поворот к вере, наверно, еще далеко впереди. И все же мир Церкви станет казаться менее чуждым тем, кто был на этом концерте. Ледяная (прозрачная, но холодная) стена между ними и Церковью подтает. Они поймут, что чрез эту стену смогли пройти серьезные, настоящие, живые люди. Пройти и не замерзнуть. А, значит, и для себя не стоит зарекаться, что, мол, «церковь это только для старушек». До выводов из этого впечатления могут пройти годы и годы.

Но понимание того, что для того, чтобы быть православным, не обязательно эмигрировать в прошлое, появится уже сейчас. Оказывается, на языке современной молодежной культуры, можно говорить о том, что составляло святыни русского народа и тысячу лет тому назад. Не надо искусственной стилизации под сарафанчики, матрешки, лубки и. т. д. Можно быть человеком современного стиля жизни и при этом все равно быть человеком очень архаичной, традиционной религии.

Нужно искать какие-то общие ниточки — то, что интересно им и что интересно мне. Такие акции могут очеловечить наш образ в глазах подростков. Ведь мы для них — как инопланетяне, живущие в другой Вселенной. Когда они видят священника и музыканта рядом, для них тема Христа станет чем-то более живым, нежели просто тема творчества поэта такого-то. В таком соседстве я не к себе заставляю прислушиваться, а к тому же Шевчуку. Чтобы его же слушатели серьезнее отнеслись к тому, о чем он сейчас пел.

И такое сближение уже начинается — причем даже тогда, когда я просто рассказываю ребятам в школах об этом концерте.

Для меня во всем в этом важно то, что теперь у меня есть право об этом рассказывать. Ведь у любого миссионера должны быть какие-то заготовки на разные случаи жизни, в том числе и на самые клинические. То есть если я вхожу в аудиторию, пробую говорить по-человечески, но она в упор отказывается понимать, что такое трансцендентальная аперцепция, тогда, соответственно, я должен предложить им такой язык разговора и такую тему, которая была бы приемлема, спровоцировала бы на разговор, на диалог тех, кто изначально находится даже не на нуле, а в минусе, кто не желает меня слушать. Тогда я говорю о чем-нибудь из их мира, из их жизни. Вот поэтому для меня возможность рассказывать об этом рок-концерте важнее, чем сам рок-концерт.

Конечно, мне был важен не только отзыв молодежи, но и реакция церковных людей. Та двухлетняя пауза между появлением идеи и ее реализацией сняла много возможных недоразумений. Во многих беседах (как частных, так и перед аудиториями) я говорил об этом проекте. В конце концов сама мысль о возможности такого взаимодействия в церковной среде перестала казаться чем-то недопустимым. И в Петербург я ехал уже не как инициатор, а «за послушание», откликаясь на просьбу, исходившую от людей, несущих вполне официальное церковное служение.

Но самое интересное было потом. Конечно же, на этом рок-концерте мы ходили по минному полю и боялись, какая реакция будет у церковного начальства. Реакция превзошла все наши ожидания: Петербургская епархия не отказалась от своего отцовства этого детища.

После концерта мне довелось уже обсуждать концерт с архиепископом Костромским Александром, главой Отдела по делам молодежи и с архиепископом Белгородским Иоанном, главой Миссионерского отдела нашей Церкви. Реакция была самая положительная. Церковный официоз — газета «Московский церковный вестник» — также поместил положительный очерк и опубликовал мою концертную проповедь (кажется, это первый случай за последние два года, когда эта газета полностью публикует чью бы то ни было проповедь).

Мой рассказ об этом событии в Московской Духовной Семинарии также был встречен более чем заинтересованно, и из нескольких сот студентов никто не счел необходимым воспроизвести столь расхожую еще совсем недавно гипотезу о тождестве «рока-шаманизма-сатанизма-модернизма»…

Самая изумительная реакция была на Рождественских чтениях в Москве 2003 года. На секции, посвященной молодежной культуре, были основные децствующие церковные лица петербургского рок-концерта. Архимандрит Геннадий (Гоголев) и свящ. Артемий Скрипкин рассказали о событии, которое произошло за десять дней до этих «Чтений». Затем подъехал я и опять упомянул об этом концерте. В итоге встал седобородый священник и с некоей досадой сказал: «Вы тут забыли, что Россия — это не только Москва и Петербург! Наша Архангельская область по территории с половину Франции будет. Ну, где я столько времени и сил найду, чтобы за каждой рок-группой по всем нашим городам ездить!». То есть батюшка понял, что это, теперь такая политика: «комсомольцы — на трактора, попы — на рок-концерты!». Пришлось его успокоить, сказать: «Никто вас, батюшка, туда идти не обязывает».

Что ж, похоже, что уже вскоре вопрос об отношении церкви и рок-музыки придется ставить уже иначе: как избежать профанации и слишком тесного общения, чтобы рок-певцы не превращались в проповедников, а проповедники — в завсегдатаев рок-концертов. То, что хорошо в качестве редкой и острой приправы, наверно, не должно превращаться в дежурное блюдо.

4. Отрывок из интервью Юрия Шевчука (Быть богатым стыдно, а нищим — тоскливо… Юрий Шевчук в редакции КП» // Комсомольская правда 21 февраля 2003).

— Я не люблю мессианства в творчестве. Мессианством страдают многие авторы, политики и журналисты. Мы всего лишь делимся своими мыслями, и дело людей — принимать это или не принимать.

— Кинчева очень сильно шарахало от бесовской символики до Бога.

— Он молодец, что вышел из этого. Это страна у нас такая: или горячая, или холодная. Как русская баня. Для меня вера — это очень личное. Как-то дьякон Андрей Кураев мне сказал: «Юра, мне нравится в тебе то, что ты не поешь о Боге, а поешь о душе». Не нужно о Боге петь, молитвы написаны, псалмы. Если есть потребность, нужно идти в церковь и молиться.