"Фантастика 2023-128". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Малицкий Сергей Вацлавович

— Красивое тут небо, — вдруг сказала Бисянка, принимая от меня прибор ночного видения и одновременно резко меняя тему разговора, после того как наши пальцы соприкоснулись.

Как раз гасли последние отблески заката.

— Красивое, — согласился я. — Вот если бы еще и жары поменьше, так совсем хорошо.

— Ага… — захихикала Бисянка. — Как в том анекдоте, про офицера и отпуск зимой.

Шхуну почти не было видно, она почти сливалась с темной водой Залива, так как паруса у нее были синими. «Джинсовые, — еще подумал я, — как у Колумба». Лишь закатный сумрак выдавал ее расположение по слабому силуэту.

Боцман с Маноло уже вернулись и, подсвечивая себе фонариком, устанавливали прицел.

— Может, вам прожектор включить? — спросил я работничков.

— Не надо, только слепить будет, — отмахнулся боцман. — Я бы вообще сейчас любое освещение на судне погасил.

Ну не надо, так не надо. Наше дело — предложить…

— Прицелы поставите, и гаси. — Хороший совет, почему бы не воспринять.

— Луис, что у вас там, на палубе? — спросил в «ходилку».

И сам понимаю, что вредно сейчас дергать личный состав, а вот остановиться не могу.

— Все на местах, кроме Маноло. Ты скоро его отпустишь?

— Прицелы на пулеметы установят — и он твой.

— Ну, ладно, — ворчит, — главное, чтобы он успел к абордажу. А то самое веселье пропустит.

— Анфиса, что там в эфире? — продолжаю дергать людей.

— Переговоры на тарабарском языке. Похоже, что вызывали и нас, потому что несколько раз было произнесено слово «лойола» в начале фразы.

Вошел в рубку, где Альфия бдела на контроле рулевого.

Подошел вплотную, взял девушку ладонью за шею. Прислонились лоб в лоб головами.

— Аля, милая, вся надежда сейчас только на тебя. Иди, вызывай эту «каталину» сюда, нам на помощь. Летчик там на тебя запавший, тебе быстрее он откликнется, чем мне. Ты хоть имя его спросила?

Все же какая она красивая…

— Он сам назвался, — улыбнулась мне девушка, цепляя мои ресницы своими, — очень запоминающееся у него имя — Шебельвиль Манхеттен.

— Удачи тебе. — Я потерся своим грубым носом об ее аккуратненький носик.

— Спасибо, Жора, — вдруг неожиданно сказала прекрасная мещера и с чувством поцеловала меня в губы. — Удачи всем нам.

— Победы, только победы, — привычно отозвался я и заменил ее на вахте в рубке Бисянкой.

— Да, Аля! — крикнул ей вдогонку, выходя на мостик.

Она обернулась на трапе.

— У пиндосов все не как у людей. Для них сигнал бедствия — слово «мейдей»,[845] повторенное три раза подряд. Не забудь.

Новая Земля. Воды Большого залива.

22 год, 33 число 6 месяца, воскресенье, 19:58.

Тревога тревогой, а сколько можно находиться в напряжении? Это вопрос, на который у меня нет ответа. Но давно знаю, что если держать в напряжении людей постоянно, то напряжометр рано или поздно ломается. Даже в классных занятиях, как утверждают психологи, максимум внимания у людей сохраняется не более двадцати минут. Дальше сам организм отвлекается.

Пиратская шхуна полчаса уже висит на хвосте и медленно, но постепенно сокращает расстояние между нами. Это хорошо видно по радару. И только. За окном тропическая темнота. Луна еще не взошла. А все ходовые огни как мы, так и наши преследователи выключили. Темнота — хоть глаз коли. И в эфире тишина. Но как медленно идет это сокращение расстояния. Выматывающе медленно. Боя уже ждешь как праздника.

Подумав и прикинув, что такое преследование точно продлится еще долго, скомандовал экипажу уменьшение опасности с «боевой тревоги» до «готовности № 1».

Сам зашел в рубку и наконец-то догадался спросить у рулевого:

— Тебя как звать-то, омбре.[846]

— Санчо, сеньор, — отозвался тот.

— Санчо, скажи: на твой опытный взгляд, сколько времени нужно пиратам, чтобы нас догнать?

— Час. Час двадцать — максимум, сеньор. У них ход в полтора раза больше нашего. А мы сейчас идем на пределе — почти одиннадцать узлов. Я и не думал, что наша баржа может так летать над водой.

Шутит. Знать, не все потеряно.

— Топлива хватит?

— Хватит, сеньор. В Рино заправились под пробку.

— Устал?

— Устал, сеньор.

Эту фразу Санчо сказал с надеждой на смену. Все же он вторую вахту подряд стоит.

— Крепись, Санчо. Смены тебе пока не будет. Боцман у пулемета нужен.

— Я понимаю все, сеньор. Я постараюсь. Я не хочу попадать к пиратам.

— Кофе, гальюн или еще какие-либо пожелания у тебя есть?

— Кофе было бы неплохо, сеньор. И еще если бы вы мне разрешили в рубке курить, то было бы совсем прекрасно.

— Кури.

— Спасибо, сеньор.

Я вынул пачку «Конкисты», щелчком наполовину выбил из нее сигарету. И дал ему прикурить ее от зажигалки.

— Таня, организуй пепельницу, пожалуйста, — попросил я Бисянку. — Я тут пока побуду. И кофе тоже. — Покрепче? — спросил у рулевого.

— Мне без разницы, сеньор, — улыбнулся рулевой. — Я кофе пью чисто из психологии. Раз кофе попил, то должен взбодриться. А так я даже засыпаю после чашки кофе как младенец после мамкиной титьки.

Глядя на вкусно курящего матроса, закурил сам.

Потом посмотрел на зеленоватый экран радара, на котором отражалось три яркие точки — мы и две точки преследователей, которые шли за нами с одинаковой скоростью, и спросил рулевого:

— Как думаешь, Санчо, нас топить будут или на абордаж брать?

— Никто нас топить не будет, сеньор. Это же не хулиганы, чтобы портить столько имущества для собственного удовольствия. Был тут пять лет назад один пиратский капитан по кличке Бикицир, с серьезной пушкой на носу своего корыта. Стрелял сначала перед носом штурмуемого судна, типа приказ тому остановиться. Если не останавливались, то вторым выстрелом бил по двигателю. Болванкой противотанковой. Дырка в борту аккуратная, а движок — в хлам. Раз так сейнер испортил. Два. На третий раз, как говорят, его собственная команда прирезала. Кому понравятся такие убытки? Говорят, эти сейнеры так где-то на Диких островах и гниют никому не нужные. — Санчо со вкусом затянулся, выдохнул тонкой струйкой дым и пояснил: — Пиратам нужно наше судно, наш груз и мы сами. Судно и груз они продадут на юге Залива. Нас тоже там продадут. Там на юге вполне официальное рабство процветает. Потом судно арабы перекрасят, чуть-чуть изменят надстройки и будут на нем сами ходить. Припишут к судоремонтному заводу в Халифате — и все… Ловите конский топот.

Пришла Бисянка и принесла пепельницу, скорее всего из камбуза, и термос с кофе.

Санчо тут же в пепельнице затушил сигарету, не забыв поблагодарить Таню:

— Грациас, моса.

И налил себе напиток в крышку от термоса.

— Что так кофе мало, Танюш, — укорил я девушку, — тут литр всего.

— Еще сделать? — спросила она как-то безразлично.

— Сделать, — подтвердил я свое желание, — на всех.

Бисянка ушла.

Рулевой мотнул головой на шкафчик в углу рубки:

— Там есть кружки, сеньор. Простите, что я о других не подумал. Очень пить хотелось.

— Тебе страшно? — спросил я, доставая себе обычную керамическую, как говорят, «офисную» кружку.

— Страшно, сеньор, врать не буду. Жить хочется. Нормально жить. Не рабом.

— Сам-то откуда? На Старой Земле, я имею в виду.

— Из Малаги. Я с шестнадцати лет на кораблях.

— Ваш капитан связан с пиратами?

Я налил себе кофе из термоса. Кофе был вполне себе «бочковой». Не старалась Танечка. Сварила «на отвяжись».

— А кто их знает? Они же под «Веселым Роджером» не ходят. Майку с надписью «Я — пират» не носят. Вполне могут иметь приписку к любому порту на берегу, хоть к Зиону. С попугаями на плечах в кабаках тоже не сидят. Как их отличить от обычных моряков? Орден только свою акваторию патрулирует, чтобы к его островам не ходили. И то на пятьдесят миль всего. На остальную воду им плевать, по большому счету.