Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!» - Герман Романов

– Господи, – Петр поднялся на цыпочки и вытянул шею, чтобы взглянуть дальше, за стену из тел, – откуда же вас столько… – Слова застыли на его губах: впереди, шагах в пятидесяти он различил фигуру стоящего человека. – Эй! Кто там? Отзовись!

Его голос утонул в ватном облаке тумана. Ответа не последовало.

– Эй!

Он стал карабкаться через сплошной завал из окоченевших тел, за что-то или кого-то цепляясь, пару раз порезавшись и больно ударившись. Петр не видел ничего вокруг себя, кроме высокой фигуры, очертания которой ему все больше и больше казались знакомыми.

Вдруг нога запуталась в торчавшем оружейном ремне, и Петр, потеряв равновесие, свалился вниз, по пути схватившись за ближайшую чью-то торчавшую руку.

Однако рука, видимо, оторванная взрывом гранаты, не смогла его удержать, и Петр рухнул, увлекая за собой другие потревоженные тела.

…Через некоторое время, придя в себя, он обнаружил, что лежит на животе, придавленный чем-то холодным и тяжелым. Сверху с шумом скатилось еще одно тело, гулко стукнувшись и придавив еще сильнее. С трудом повернув голову, он увидел перед собой лицо Ивана Тихомирова, старого капрала, которого он запомнил еще по Петергофу, тогда, когда он подавлял злополучный гвардейский мятеж.

Седые короткие волосы и половина лица были залиты кровью, а открытые глаза, казалось, смотрели через него в самую душу. Петр так и лежал, не двигаясь, не в силах оторваться от этих глаз.

– Батюшка государь… – Губы Тихомирова шевельнулись, и взгляд устремился теперь уже на Петра, которого мгновенно прошиб холодный пот. – Ты чего это? Зачем сюда пришел?

Потрескавшиеся, с запекшейся кровью губы жили отдельно на мертвенно-бледном лице, отдельно от остекленевших глаз, отдельно от всего царства Смерти, которое царило вокруг.

– А… Я… – Петр с трудом продрал одеревеневший язык. – Куда пришел?

– Туда, где живым не место… – еле слышно прошептал солдат. – Ты давай, это… Иди отседова…

– А ты как же? – Петр шумно сглотнул. – Ты-то как?

– А я жду… Немного уже осталось… Сейчас соберутся все, и вставать будем поманенечку… И командир у нас ладный будет… Твой орел, да сам нас в атаку и повел, грудью пулю встретил, не стал туркам кланяться… Во славу российскую мы свои головушки сложили и не стыдно будет отцам да дедам т а м в глаза их суровые глянуть… Да и не один я войду в царствие небесное… Вона сколько солдатиков…

– …я загубил… – Горячий ком подкатился к горлу, заглушая все мысли и чувства. – И Гудович… Я никогда себе этого не прощу!

– Ты, это… – губы старого солдата дрогнули в улыбке, – не дури, царь батюшка, дело-то какое мы сегодня справили… Мы же, да и генерал твой, на смерть шли не только за тебя, но и за Русь нашу, матушку, а это для нас всех теперь едино стало… За это и умереть не жаль… Не печалься за нас… На то мы и солдаты, чтобы умирать… Главное, чтобы смертушка наша послужила тебе в пользу…

– Спасибо! – Петр зажмурился и стиснул до хруста челюсти. – Я тебе клянусь, что никто и никогда не забудет то, что вы сделали! Клянусь!

– Ну вот и славно… Иди, государь, – солдат устало прикрыл веки, – нечего тебе здесь делать…

– Я не могу… – Петр задыхался под тяжестью, давившей сверху.

– А ты через не могу… – прошелестели губы. – Мы же смогли…

…Сдирая пальцы в кровь, с неимоверным усилием Петр выполз из-под навалившихся тел и, шумно дыша, отвалился на спину. Немного полежав, он повернулся к Тихомирову:

– Прощай, старый солдат!

Петр поцеловал старика в лоб, погладил слипшиеся от крови, колючие волосы и, не разбирая ничего перед собой, встал и пошел. Он уже видел знакомую темную ризу до земли и знал, кого встретил снова.

Человек повернулся. На этот раз старец смотрел на него печально, голубые мальчишеские глаза не искрились доброй теплотой. Коричневая ряса казалась подернутой мутной дымкой, только скорбно сложенные ладони, морщинистые и натруженные, перебирали бесшумные четки.

– Ну вот! В прошлый раз ты не знал, о чем меня спросить! А сейчас?

– Отче! – Петр тяжело опустился на колени. – Я и сейчас не знаю! Я не могу… Мне слишком тяжело…

– А ты через не могу… – Он положил свои ладони на голову Петру, но благодати, как тогда, раньше, Петр не почувствовал. – Так ведь тебе сказал раб божий Иван?

– Да! – По щекам Петра текли обжигающие слезы. – Я постараюсь! Только почему, отче, почему мне так тяжело? Скажите, что мне сделать, чтобы облегчить хоть как-то свою ношу? Непосильная она…

– Кому много дается, с того много и спрашивается, сын мой! – Петр почувствовал, как веки наливаются свинцом и нестерпимо хочется спать. – Твои люди отдают тебе самое ценное, что у них есть, – свои жизни, а также свой талант, свою волю, свою веру в тебя. Из них, как из кирпичиков, ты строишь могущество своей державы. И ты, и те, кто родился, и те, кто еще родится, проживаете за них, погибших, их жизни… Поэтому не кори себя и прими с благодарностью их дар! – Голос гулко отдавался в голове, отдаляясь в пустоту, а Петр проваливался все глубже и глубже в спокойный тихий сон. – А теперь спи! Тебе нужно отдохнуть, ведь тебе еще столько предстоит сделать, сын мой…

Берлин

– Старый плут! Вокруг пальца обвел, как мальчишку!

Король Фридрих в сердцах помянул вице-канцлера Бестужева, который опять путал карты в политическом раскладе. Возвратил его русский кайзер из ссылки, а тот и рад стараться, снова за старое взялся. И что тут будешь делать?! Ну, брат Петер, ты еще тот политик!

Только вчера, после разговора с русским послом с непроизносимой для немца фамилией, старый король понял, что его самым наглым образом обманывали: тянули время, давали обещания, только возвращать Восточную Пруссию с Кенигсбергом и Данцигом отнюдь не собирались.

Одно утешало – датский король тоже зря облизывался на Голштинию, теперь ее ему не видать, как собственных ушей. Хуже того, может и Шлезвиг потерять, благо у русского императора хорошая память на разные пакости.

– Ну, «братец» Петер! – Король хрипло рассмеялся, но тут же стал серьезен. Теперь слово за ним, и последствия лягут на его несчастное прусское королевство, урезанное русскими на добрую четверть.

Но самая главная неприятность в том, что на турок, могущих осилить русского медведя, надежды не осталось. Вот он, лежит на столике подарок от русского «брата», что напрочь перечеркнул все его чаяния и планы.

Король покосился на новейшую русскую барабанную винтовку, при тусклых свечах отливавшую вороненым блеском ствола и желтым сиянием наведенной мастерами позолоты. Хороший подарок, вчера сам испытал – все прусские ружья можно смело выбрасывать, пользы от них не будет.