Избранные произведения. Т.6. Проклятые: Призыв у оружию. Рассказы. - Алан Фостер

Дракон насмешливо заревел. Его смех раскатисто загрохотал в ущелье Ларами. Эхо отозвалось в горах, и в пещерах беспокойно зашевелились звери, впавшие в зимнюю спячку.

— Последние слова, последнее движение. Ты должен быть наказан, человек. Ты мне надоел! Теперь мне нужны золото и твоя жизнь, потому что мне наскучило играть с тобой. Мой живот свело, а в сердце нет ни капли жалости к тебе. Сейчас я заберу твое золото и твою жизнь. — Огромная когтистая лапа презрительно царапнула по символам, которые он старательно выводил на земле.

— Думаешь, это остановит меня? Ты не обладаешь правильным пониманием слов, по крайней мере этих слов. — Огонь заструился из его пасти. — Твои жалкие сталь и порох не могут мне повредить, Прямоходящий Червяк. Стреляй, если хочешь. Насекомое верещит сильнее всего перед тем, как его раздавишь.

— Ну помни, ты сам этого хотел.

Безумный Эмос быстро вскинул винтовку и выстрелил. Что-то как взорвалось, раздался гулкий, громкий, много раз повторившийся эхом звук выстрела, который можно сделать только из «шарпс». Звук был почти таким же, как смех дракона.

Пуля попала Светлому Телу — Черному Сердцу прямо в грудь. Чудище посмотрело на заживляющуюся рану, усмехнулось и сделало шаг вперед. Дракон разинул пасть, собираясь разом проглотить человека и золото.

И вдруг он остановился в замешательстве. Его глаза начали вращаться. Потом он взревел, сотрясая землю, с такой силой, что поток воздуха приподнял Эмоса с земли. К счастью, в мощном выдохе дракона не было огня.

Отплевываясь, горец поглядел вверх. Дракон витал в воздухе, вертясь и спазматически дергаясь, явно потеряв контроль над собой, с воплем, как будто третьесортное сопрано репетировало Вагнера, уносился он к далекой луне.

Безумный Эмос поднялся, отряхнул пустой череп пумы, служивший ему шапкой, и смотрел на небо, пока последние завывания не умолкли. Маленькая, мерцающая в звездном небе точка исчезла из поля зрения и из бытия. Из лужи на берегу донеслось ржание Бесценного.

Сев на корточки, Эмос поднял слиток. Он не смотрел на вязь знаков, старательно нацарапанных им на земле. Они должны были отвлечь внимание дракона, что и было сделано. Он, конечно, заметил, что Светлое Тело — Черное Сердце их внимательно изучал. При всем своем угрожающем виде он, как все подобные существа, был осторожен. Он только тогда «клюнул», когда убедился, что Эмос не обладает магическим оружием. Простого же огнестрельного оружия ему было нечего бояться. Эмос вытащил из-за щеки вторую, неиспользованную пулю и осторожно разрядил огромный патрон. Из него высыпалась горстка пыльцы. Держа ее на ладони, осторожно, чтобы не вдохнуть, он сдул ее одним дуновением. Смесь была та же, что и в патроне, посланном в Светлое Тело — Черное Сердце: концентрированный мескалин, пейтоль особо редкого вида, дистиллированный сок из особого гриба, листья коки из Южной Америки — множество мощных галлюциногенов, а также порошок из рога некоего магического существа, не принадлежащего к этому миру — смесь, однажды составленная в его присутствии старым шаманом племени навахо, когда Эмос много лет назад побывал в каньоне де Челли.

Эта смесь не была собственно магической, но не была она и вполне реальной. Дракон был прав: у Безумного Эмоса не было заклинаний, чтобы убить его, и дракон не был убит. Но он больше не мог жить в реальном мире. Через месяц, когда последствия дьявольской смеси пройдут, и к Светлому Телу — Черному сердцу вернется способность соображать, он может и пожалеть, что не умер. В одном можно быть уверенным: дракон может почувствовать жажду золота, но он не вернется на охоту за ним в Колорадо.

Он осторожно упаковал свои с виду скромные сумки и приготовился уходить, внимательно глядя на небо. Вновь появились тучи. Скоро пойдет снег, который так не прекратится до апреля.

Но у него еще есть два — три дня. Ему надо, не теряя времени, покинуть горную высь, и такая возможность у него есть.

Уперев руки в бока, он крикнул в сторону реки:

— Э-эй, Бесценный! Ко мне, несчастное ленивое создание! Вылезай из грязи! Зима наступает на эту дьявольскую землю, как говаривал Бриджер. Думаю, не надо дожидаться, пока здесь будет то же, что и внизу.

Неохотно повинуясь, пегий объект этих заклинаний поднялся и покосился на хозяина. Безумный Эмос с любовью поглядел на своего четвероногого товарища.

— Что делать с этим пятном на лбу? — проворчал он. — Этот чертов рог опять начинает расти…

Деревня избранных

Перевод С. Луговского

Мой добрый друг Билл Смайт когда-то был славным крысоловом («экспертом по контролю за грызунами» миссии ООН). Он покончил с этим, проведя несколько лет в Сомали, ожидая, когда местные жители научатся современным средствам истребления грызунов. Этого не произошло. (Они говорили: «Аллах нам даст», — и он, видимо, действительно давал… В форме иностранной помощи и экспертов, вроде Билла). Тогда он и уехал.

Сейчас он учит танзанийцев справляться с их поголовьем грызунов, и пишет с большим облегчением, что они отнеслись к своим проблемам значительно серьезнее. Там гораздо лучше оборудованная эпидемстанция, и хотя Дар-эс-Салам — не Лондон и не Нью-Йорк, там все устроено приличнее, чем было на станции в Могадишо.

Никогда не знаешь, что может случиться с тобой в таком изолированном месте, как Могадишо..

Гарли Викерс ненавидел Могадишо. Не то, чтобы ему не приходилось работать в худших местах. Взять, например, Сампалу под Иди Амином, где он еле выпутался невредимым из скверной истории. Или Соуэто в Южной Африке, огромное черное гетто, океан нищеты и отчаяния, обреченный на то, чтобы однажды взорваться оргией насилия, какого не было в Африке со времен Зулусских войн.

Нет, он служил репортером и в худших местах, чем Могадишо, но едва ли вспомнит место скучнее. За свежими фруктами, достойной едой, более или менее надежными новостями, по хозяйственным нуждам, надо отправляться через границу в Найроби. В Могадишо этого не найдешь.

Единственной его радостью были путешествия по девственному побережью, тянувшемуся на сотни километров к северу, к Аденскому заливу. Сомалийское побережье так же богато красотой, как страшно, беспросветно бедны его жители.

Бедность их еще возросла вследствие нескончаемой, казалось, войны со строптивым и таким же нищим соседом — Эфиопией. Потоки беженцев устремлялись туда и сюда вдоль спорных пределов пустыни Огаден, истощая до предела экономику, которая и всегда-то была слабой.