100 великих россиян - Константин Рыжов

Очень важным направлением деятельности Хрущева была попытка реформировать громоздкую сверхцентрализованную сталинскую государственную систему. Само по себе это было верное и своевременное решение, но, к сожалению, своим непродуманным администрированием Хрущев только усугубил ситуацию. В 1957 г. вместо центральных министерств были образованы областные хозрасчетные объединения — совнархозы, руководившие местной промышленностью и строительством. Реформа имела некоторые положительные стороны, но в целом оказалась половинчатой и малоэффективной. С другой стороны, это нововведение привело к росту бюрократии и путанице в управлении. В 1962 г. Хрущев провел постановление о разделении местных партийных организаций на сельские и городские. Следствия были те же — рост бюрократии, путаница и полная подмена государственных органов партийными.

Неуспех этих и многих других начинаний Хрущева привел к тому, что в начале 60-х гг. государственная и партийная элита в большинстве своем относилась к нему отрицательно. Это позволило партийной верхушке подготовить и провести смещение Хрущева. Октябрьский 1964 г. пленум ЦК освободил Хрущева от всех партийных и государственных должностей и отправил на пенсию. (Пленум готовился втайне от Первого. В это время самого Хрущева в Москве не было — он находился на отдыхе в Пицунде. Его вызвали в Москву, когда все уже было решено и дело оставалось лишь за формальным голосованием.) Первым секретарем ЦК КПСС был избран Леонид Брежнев, а Председателем Совета Министров СССР — Косыгин. Общество, уставшее от бесконечных экспериментов Хрущева, в общем благожелательно отнеслось к его уходу.

Оказавшись на пенсии, Хрущев быстро отказался от мысли о возвращении к руководству и со временем все меньше сожалел об утраченной власти. Он увлекся фотографией, много работал в саду и на огороде, надиктовал на магнитофон несколько томов своих воспоминаний. Почти до самой смерти он отличался отменным здоровьем. Лишь с 1970 г. у него начались нелады с сердцем. Умер он в сентябре 1971 г.

Михаил Бакунин — Георгий Плеханов — Владимир Ленин — Лев Троцкий

Полоса революционных преобразований, в которую Россия вступила с января 1905 г., - одна из самых трагических эпох в ее истории. Словно огненные вехи отмечают пройденный путь переломные годы: 1905, 1907, 1917, 1918, 1921, 1929, 1937, 1953, 1956, 1964, 1985, 1991, 1993… И ряд еще не окончен. Что ожидает нас в грядущие десятилетия? Будут ли формы современного государственного и экономического устройства окончательными или они останутся мимолетным эпизодом в длинной цепи перевоплощений, через которые проходит болезненно перестраивающаяся в революционных муках страна? Ответа на этот вопрос сейчас никто дать не в состоянии. Историки не умеют предсказывать будущее, в их распоряжении имеется лишь один грубый и несовершенный инструмент — исторические аналогии. И сравнивая нашу великую революцию с великими революциями прошлого, мы, увы, должны констатировать: метаморфоза еще далека от завершения, внутренняя работа продолжается — страна прошла только половину предназначенной ей дороги, но зато наиболее трудную.

Завершился героический этап революции — самый яркий и самый специфичный. Исторический опыт показывает, что в любых революционных преобразованиях он бывает лишь однажды. Только раз можно привести народ в своего рода детское, страстное, восторженное воодушевление и заставить его поверить в чудо — в то, что суровый и неприветливый мир может перемениться вдруг, полностью и навсегда. Когда же этого не происходит (а этого не происходит никогда), народ быстро охладевает к своим былым младенческим увлечениям, мужает, делается опять расчетливым и трезвым.

Мистический туман рассеивается — революционные идеи теряют свою привлекательность, а революционные вожди, представлявшиеся прежде в образе сверхчеловеков, чуть ли не с нимбами вокруг головы, принимают свои реальные черты. Очевидными становятся их слабости и недостатки. Так и должно быть. Однако даже в эпоху, когда происходит горькая переоценка ценностей, холодная мудрость не должна переходить в огульное отрицание. Каждый народ в своей исторической памяти рядом с образами своих великих просветителей, полководцев, ученых и мудрецов должен нести и образы великих революционных романтиков. Их идеи и их вера — совсем не лишний груз на том пути, что еще предстоит пройти в будущем.

МИХАИЛ БАКУНИН

Михаил Александрович Бакунин происходил из старинной и богатой дворянской семьи. Его отец, Александр Михайлович, долго служил при российских посольствах в различных государствах, а возвратившись в Россию, жил помещиком в своем имении Премухино в Тверской губернии. Здесь в мае 1814 г. и родился старший из шести братьев Бакуниных Михаил. До 14 лет он воспитывался дома. В 1828 г. родители поместили его в Петербургское артиллерийское училище. Резкий переход из свободной поэтической обстановки родного дома в казенную атмосферу военного заведения произвел на Бакунина глубокое впечатление. «Из родного премухинского мира я вдруг попал в новый совершенно чуждый мне мир, — писал Бакунин в одном из писем. — Я вдруг узнал всю черную, грязную и мерзкую сторону жизни…» В — произведен в офицеры и направлен в одну из артиллерийских бригад, квартировавших в Минской губернии. Жизнь в глуши, в обществе офицеров, с которыми у него не сложились отношения, была тяжела. В 1835 г. Бакунин подал в отставку и решил посвятить себя научной деятельности. Перебравшись в 1836 г. в Москву, он близко сошелся здесь с философским кружком Николая Станкевича, познакомился с Белинским, а позже — с Герценом. Под влиянием новых друзей он увлекся немецкой философией, в особенности Фихте и Гегелем, и вскоре сделался заметной фигурой в среде московских гегельянцев. По свидетельству близко знавшего его Анненкова, Бакунин «господствовал над кружком философствующих». «Страсть к витийству, врожденная изворотливость мысли… и, наконец, всегда как-то праздничная по форме, шумная, хотя и несколько холодная, малообразованная искусственная речь. Однако же эта праздничная речь и составляла именно силу Бакунина, подчинявшую ему сверстников…»

По словам Герцена, «Бакунин обладал великолепной способностью развивать самые абстрактные понятия с ясностью, делавшей их доступными каждому…

Бакунин мог говорить целыми часами, спорить без устали с вечера до утра… И он был всегда готов разъяснять, объяснять, повторять без малейшего догматизма. Этот человек рожден был миссионером, пропагандистом, священнослужителем… Вся жизнь его была подчинена лишь одной пропаганде».

Потребность знания, «жажда ничем не удовлетворенная», как говорил Бакунин, звала его в Берлин, в «Мекку всех философов» того времени. В октябре 1840 г. он уехал за границу и, поселившись в Берлине, с головой ушел в изучение истории философии, логики, эстетики, теологии, физики. Он даже стал студентом Берлинского университета. Днем, когда начинались занятия, Бакунин слушал лекции-, вечерами занимался или с сестрой Варварой, или с новыми друзьями. (В Германии он познакомился с Тургеневым, который потом дал много бакунинских черт герою своего известного романа «Рудин».) Помимо философии он много занимался музыкой и литературой. Однако по прошествии двух лет чисто научные интересы постепенно отступают у Бакунина на второй план. Он начинает живо интересоваться политической жизнью Германии, сближается с радикальной молодежью и в 1842 г. помещает в «Немецком ежегоднике» Руге большую статью «О реакции в Германии». Тогда же он принял решение никогда больше не возвращаться в Россию. «Я не гожусь теперешней России, — писал он брату Николаю, — я испорчен для нее, а здесь я чувствую, что я хочу еще жить, я могу здесь действовать, во мне еще много юности и энергии для Европы».

В 1843 г., узнав, что прусская полиция установила за ним наблюдение, Бакунин отправился в Швейцарию, потом в Париж. Он знакомится со многи" ми известными революционерами (среди его знакомых был и Карл Маркс, с которым он впервые встретился в 1844 г. в Париже). Переезжая из одной страны в другую, встречаясь с множеством новых идей, он вскоре пропитался идеями и духом европейского революционного движения. Сфера интересов Бакунина расширяется — он увлекается социалистическими и коммунистическими идеями, изучает политэкономию. Большое влияние на формирование его мировоззрения имели идеи Прудона, изложенные в книге «Что такое собственность?» («Собственность — это кража», — отвечал на этот вопрос Прудон и призывал к безжалостному разрушению существующего строя, отмене всех норм буржуазной жизни.) Герцен, приехавший в 1847 г. в Париж, был поражен тем, насколько далек был уже Бакунин от реалий русской жизни. Он был недоволен, пишет Герцен, что новости, «мною привезенные, больше относились к литературному и университетскому миру, чем к политическим сферам. Он ждал рассказов о партиях, обществах, о министерских кризисах (при Николае!), об оппозициях (в 1847 г.!)… Он слишком разобщился с русской жизнью и слишком вошел в интересы «всемирной» революции и французских вопросов, чтобы понимать, что у нас появление «Мертвых душ» было важнее назначения двух Паскевичей фельдмаршалами и двух Филаретов митрополитами. Без правильных сообщений, без русских книг и журналов он относился к России как-то теоретически и по памяти, придающей искусственное освещение всякой дали».