Мир Сценариста. Трилогия (СИ) - Погуляй Юрий Александрович

— Да вы чё, звери! Нолики–единицы! Да как вообще это возможно?! Вы ж… — я осёкся, проглотив «программы». — Да божечки–кошечки, даже тут мне сериал с первого канала устроили?!

Шапка перевёл взгляд на покойников. Нет, я мог его понять. Просыпаешься ты такой, а на кочке под боком с твоей возлюбленной другой возлежит. Но как этот ухарь так бесшумно обоих прикончил?! Понятное дело, что те шуметь не хотели, да только помирать беззвучно это как–то за гранью.

— Сколько себя помню — всегда вместе были, — сказал Робин мёртвым голосом. — Всегда.

Брат Так тяжело вздохнул. Джон поднялся со своего места, подошёл к трупам, посмотрел на сидящего друга. Протопал к лучнику, плюхнулся рядом, прижавшись плечом. Волком глянул на тела.

Радикальное решение.

Жёванный ты крот, ну вот совсем это лишнее. Я ж тут не Балдурс Гейт играю, отношения между спутниками выстраивать. Почувствуй, Егорка, себя менеджером в токсичном коллективе жабы и гадюки.

— Что делать будем? — встал я напротив лучника.

— Своё отношение к произошедшему я показал. Проблема разрешена, — отстранённо сказал Робин. — Мы разошлись.

Игрок «Блонда» получает достижение «Первый на сервере убивший Порождение Света».

Вот чем нормальные люди занимаются.

— Ладно, — подытожил я, — не очень одобряю подобную схему расторжения брака, но вы в своём праве. Вот только работа наша не закончена. Как только доберусь до своих — убивайте друг друга до посинения. До этого момента запрещаю. Ферштейн?

Я сунулся в панель соратников, влил в систему ещё немного золота.

— Собираемся.

Лицо Робина чуточку смягчилось, когда появилась Мари. Но вскоре вновь окаменело. Разбойник сноровисто принялся снаряжать коня. Я же двинулся к разбойнице и заодно перехватил возрождённого Тристана.

— Ваши половые трудности — это ваши половые трудности, — сказал я им. Маньячка смотрела на лучника слезящимися глазами, но рта не раскрывала. Тристан избегал моего взгляда. — Поэтому оставьте их при себе.

— Я…

— Именно. Ты, — отрезал я. — По коням. Мне стыдно будет просить за вас Еммануила ещё раз. Ясно?

Мы разошлись по коням, и только Мари недвижимо стояла посреди поляны, безмолвно шевеля губами и преследуя взором Робина.

Вот только жалко её не было ни на грош.

— Мари? — окликнул я её, когда мы все уже были в сёдлах. Робин неторопливо двинулся по дороге прочь. За ним поспешил Джон. Разбойница вырвалась из оцепенения. На Тристана, который ловил взгляд маньячки, она старательно не смотрела.

Они слишком живые для компьютерных программ. Это жутко.

Хотя, жутко стало чуть попозже. Где–то к вечеру я обратил внимание, что плетущаяся в хвосте Мари изменилась. Всю дорогу она ни с кем не разговаривала. Братья–разбойники сами её сторонились, даже Так, а Тристана (тоже попавшего в опалу Лиги Равенства) бандитка игнорировала.

Вечером же даже вещи выложила неподалёку от лагеря, а не рядом со всеми. И когда я подошёл к ней, то вздрогнул. Не знаю когда, но во время путешествия маньячка вырезала себе на лбу крест. Кожа воспалилась, на подсохшую рану налипла пыль, грязь. Глаза лихорадочно блестели.

— Это ещё что?

— Это сильнее меня, — прошептала Мари. — Это… сильнее… Еммануил… Я… верую..

— Ты и так–то поехавшая, родная, а сейчас, смотрю, совсем паровоз ушёл от тебя…

Разбойница резко успокоилась. Обкусанные губы растянулись в жуткой улыбке.

— Теперь Он живёт в нас. Ждём тебя у Гробницы Ванчолы.

Я отшатнулся. Голос был чужим. Там, за оболочкой разбойницы, был кто–то другой. Безумный взгляд маньяки провожал меня, пока я пятился до костра. Почти наступил в огонь, отпрыгнул, обернувшись.

За языками пламени я разглядел стоящего на коленях Тристана. Его била дрожь, но руки твёрдо вырезали на лбу крест. По лицу текли слёзы. Разбойники молча наблюдали за рыцарем.

— Еммануил мёртв, — прохрипел Тристан. — Чья вера сильна, тот поднимет меч против убийцы.

Он поднялся с колен. Жуткая улыбка изуродовала благородное лицо.

— Серый Человек будет повержен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рыцарь перешагнул костёр, подняв искры, и пошёл прочь из лагеря. Вслед за тающей в вечернем тумане фигурой Мари.

— Что происходит? — жалобно спросил Джон. — Что с ними?

— Божок забрал своих рабов, — фыркнул Робин, демонстративно пялясь в огонь, словно ничего не произошло.

— Это же Мари, брат!

— Мари умерла.

Я бросился за Тристаном. Нагнал его:

— Мы же дружочки, эй, ты куда двинулся?

Рыцарь криво усмехнулся.

— Ждём тебя у Гробницы Ванчолы, — сказал он. — Верующие поднялись. Торопись.

Воин обогнул меня.

Они шли всю ночь. Женщины, мужчины, дети, старики. Кто с оружием, кто с голыми руками. Молчаливые фигуры с вырезанными во лбу крестами. Зомби, обходящие меня стороной и говорящие одно и то же.

«Верующие поднялись. Иди к Гробнице Ванчолы»

Даже невозмутимый Так выглядел испуганным.

* * *

Путь по окраинам Четлена был похож на серию какого–нибудь фильма–катастрофы. По дороге то и дело проходили люди с крестами на лбу. Шептали про Гробницу, просили идти туда. Богатые и бедные, воины и крестьяне. Все по одному. Все в том, в чём были, когда их призвало божество.

Жуть какая–то.

Деревни, попадающиеся на пути, стояли почти пустыми. У одной из них нам попался пожилой пастух. Он сидел на пне, у дороги, пьяно улыбался и наблюдал за пасущейся на поляне отарой. Овцы дёрнули что–то в моей душе. Что–то неприятное.

Мы проехали мимо молча, да и мужичок в нашу сторону не глянул. Мурлыкал что–то себе под нос, улыбался в усы. В руках он мусолил женское украшение. Должно быть, драгоценность ушедшей супруги.

Я хмуро пришпорил коня. Самое плохое в данной ситуации было то, что Райволг мне более не отвечал. Что, наверное, не удивительно. Бард тоже был из верующих. И если то, что разговаривало со мною у столицы Четлена, решило бороться в открытую, значит собрало все ресурсы.

И, сука, мои тоже!

— Как сильно распространена вера в Еммануила? — спросил я у Робина.

Разбойник сделал неопределённый жест рукой.

— Спасибо. А есть более конкретный ответ?

Лёгкий вздох. Шапка повернулся ко мне и терпеливо произнёс:

— В Четлене много тех, кто поклоняется Распятому. В Роттенштайне меньше. В Светлолесье не так много. Уния поклоняется своим. Южане и на востоке тоже. Может быть, в Айвалоне ещё найдутся. Туда миссионеры любили хаживать.

Вскоре запахло гарью. Дорога пряталась среди высокой травы, похожей на помесь борщевика и мака. Копыта коней простучали по небольшому мостику, подняли пыль на тракте. С каждым шагом вонь становилась сильнее. Справа от нас был высокий песчаный склон, с небольшой часовенькой на поросшей молодыми соснами вершине. Наконец мы поднялись по дороге чуть выше и увидели сгоревшую деревню. Когда–то домики тут ютились близко друг к другу, облепив склоны холма, но что–то случилось этой ночью. Может быть, кто–то из верующих стоял со свечой в руках, когда ему вдруг вздумалось начать расписывать лоб.

Если не тушить дом в деревне — то можно потерять всё поселение.

И пусть это цифровое и компьютерное, а в сердце как–то неспокойно было. Мы проехали мимо обугленного человеческого тела.

— Это уже какой–то лютый дарк, скажу я вам, товарищи, — сказал я. Разбойники озирались очень напряжённо. Судя по карте до Бастиона Небесных Охотников оставалось час другой пути. Сегодня я вновь увижусь с ребятами. Буду бегать за ними, в попытках обняться, а они будут плакать, прятаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Знаете что, — обернулся я к своей команде. — Давайте–ка возвращайтесь к своим. Мне чуток осталось, доберусь как–нибудь. Это было забавное приключение, пусть и немного странное. Спасибо за компанию.

— К своим? — не понял Джон.

— Ну где вы там обитаете? Глухие леса, пьяные трактиры? Логово За–за–заики?