Папа, мама, я и Сталин - Марк Григорьевич Розовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я. Это как понимать?
Отец. А вот понимай, если захочешь. Я голодный, дохожу, мне скоро кранты, это ясно… И тут она, хоть и полька, а своя, интеллигентная женщина, портниха, труженица, руки золотые… У нее корова при доме… И дом, надо сказать, опять же, хороший, ну, не такой, конечно, как в Польше, но все же.
Я. Откуда дом у ссыльной поселенки?
Отец. Она обшивала всех жен начальников. И они ей платили наличманом. За все — за шубы, за платья, за кофты… сотни заказов были. Она одна как целое частное ателье работала. Построила за год дом, завела корову…
Я. И мужа-еврея.
Отец. Почему — еврея?.. Просто мужа.
Я. Который их обеих доил.
Отец. Почему обеих?.. Только корову. Зорькой ее звали. Это я. А она — Зоськой.
Я. То есть — работник в доме. Мужик, так сказать.
Отец. Ну, да. Конечно. Еще и мужик. А ты бы как на моем месте поступил?
Я. Не знаю.
Отец, Так знай: она меня с того света вытащила. Она и эта Зоська. Если б не они, я бы точно концы отдал. А ты катишь. Прямо как твоя мама. Вместо того, чтобы понять.
Год 1958-й. Я уже взрослый, студент Университета. Вдруг получаю письмо, заставившее меня вздрогнуть. Нет, не анонимка. Подписано человеком, которого я едва вспомнил.
Ну, конечно же, я не ответил, не вмешался — личная жизнь отца, как всякая личная жизнь, неприкосновенна. Я не имею права о чем-то спрашивать и уж тем более читать ему мораль. То, что в письме было названо «старческим угаром», заставило меня лишь улыбнуться, и всё. И, конечно, я не показал письмо маме. Не такой я был дурак, чтоб ей такое показывать!..
Папа, живи, как хочешь!
Мама, живи, как можешь!
Вы оба — любимые мои, самые дорогие люди на свете…
Марик, ты должен выручить своего отца, он совсем одурел на старости лет.
Дело в том, что он влюбился в зав. дет. садом, ужасная женщина Трофимова Раиса Ивановна.
Обалдел до того, что в марте взял с книжки 900 рублей для того, чтобы выслать тебе, а сам купил Раисе кулон за эти 900 рублей.
С Ольгой Конст. они разошлись, и она уезжает в Варшаву совсем. А Семен Михайлович женится на Раисе. Допустить этого нельзя.
Думаю, что старческий угар пройдет быстро и его место с вами дома.
Подумай, Марик, что предпринять, но выручить его надо. Напиши этой паршивой Раисе, чтоб она от него отстала. Что у него есть семья и его место возле жены, которой он многим обязан, и сына.
Адрес Р. И. Трофимовой: Калининград, ул. Томская, д. 7 кв. 7.
Ничего не пиши ему о моем письме, сделай все это нежно. Меня ты, наверное, помнишь: вы были у меня, когда ты приезжал.
Зиновьев Г.Н.
Перемена света.
Входит отец. С бутылкой водки и шампанским. Я вручаю ему букет цветов.
Я. С возвращением! (Обнимаю отца.)
Отец. А мама где?
Я. Она ушла. Придет попозже.
Отец. Понятно.
Я. Что тебе понятно?
Отец. Захотела оставить нас с глазу на глаз?.. Ох, Лида!.. Я ж тебя знаю и вижу насквозь.
Я. Мама тебя ждала.
Отец. Н-да.
Я. Ты не веришь? Сомневаешься?
Отец. Да нет, просто я живу… сегодняшним днем.
Я. Ты вернешься к нам?
Отец. А ты этого хочешь?
Я. Да. И потом… мне жалко маму.
Отец. И мне жалко… (короткая пауза), что все так получилось.
Я. Может, есть шанс поставить всё на старые рельсы?
Отец. Я с них не сходил.
Я (обрадованно). Так что мешает?
Отец. Видишь ли, сыночка… Хотя какой ты «сыночка»… Ты уже большой, тебе сейчас…
Я. Девятнадцать.
Отец. Хороший возраст. Хотя я был в девятнадцать — полный идиот. Я верил в то, во что категорически не надо было верить.
Я. В идею коммунизма?
Отец. Видишь ли, сама по себе идея коммунизма совсем не плоха — братство, равенство, свобода — чем плохо?.. Но на практике произошло что-то другое.
Я. До тебя это дошло?
Отец. Слишком поздно. Но я продолжаю верить.
Я. В идею коммунизма?
Отец. Только в идею.
Я. Теперь я понимаю, откуда слово «идеалист».
Отец. Знаешь что, сынок. Я тебя прошу об одном — будь осторожен. Ты комсомолец.
Я. Да.
Отец. Очень хорошо.
Я. Чего хорошего?
Отец. А что плохого?
Я. Все врут. Но я верю, продолжаю верить.
Отец. Во что?
Я. В социализм с человеческим лицом.
Отец. Хм… Как ты сказал?
Я. Могу повторить: в социализм с человеческим лицом. Это не мой термин. Я его вычитал в журнале «В защиту мира».
Отец. Ты его читаешь?
Я. Да. Это международное издание. На разных языках. Там совершенно иначе все преподносится, не так, как у нас.
Отец. Например, что?
Я. Например, Карл Маркс… Знаешь, это он сформулировал впервые: «казарменный коммунизм». Представляешь, сам Маркс, сам!.. Будто про нас.
Отец. Сказано точно. Но увлекаться этим особенно не стоит.
Я. Мы — дети двадцатого съезда. Слышал такое выражение?
Отец. Именно дети. Придется взрослеть.
Я. Что ты имеешь в виду?
Отец. Вот ты поступил в Университет, на факультет журналистики, да?.. Но там ведь надо идти в ногу.
Я. С кем?
Отец. С партией. Ты решил вступить в партию?
Я. Если предложат, вступлю.
Отец. Зачем?
Я. Чтобы изнутри можно было что-то изменить. Если большое количество честных молодых людей вступит в партию, партия преобразится.
Отец. А если не преобразится?
Я. Такого не может быть.
Отец. Ну, почему не может?.. Вдруг вас кто-то назовет вредителями.
Я. Меня?.. С чего?
Отец. Да ни с чего. Ни с того ни с сего.
Я. Этого никогда уже не произойдет. Время другое.
Отец. Понятно.
Я. Что тебе понятно?
Отец. Что ты — патриот. Это хорошо. Но чем… какими делами — не словами! — ты сможешь это подтвердить?
Я. Я?
Отец. Да, ты. Лично ты.
Я. Тебе интересно?
Отец. Очень интересно.
Я. Я вот… скоро
