Линкольн - Карл Сэндберг

— Каким образом?

— Я президент Соединенных Штатов, — сказал он, — облеченный огромной властью. Поправка к конституции о запрещении рабства определяет судьбу на все будущие времена не только миллионов рабов сегоднт. но и миллионов людей еще не рожденных. Это шаг такой важности, что эти два голоса нужно добыть. Я предоставляю вам решить, как это сделать; но помните, что я — президент Соединенных Штатов, облеченный неограниченной властью, и я рассчитываю получить эти голоса.

Джентльмены поняли значение этих слов. И необходимые два голоса были добыты».

Сдержанность Аллея говорит о том, что были такие подробности, которые он предпочел не опубликовывать.

Один из крупнейших рабовладельцев Миссури, Джеймс Ролинс, неоднократно беседовал с президентом о предлагаемой поправке к конституции. В первых числах января Линкольн сказал Ролинсу:

— В этом моя главная надежда, основная уверенность в скором окончании войны. Вас — старого вига и друга — я просил прийти, чтобы лично обратиться к вам с просьбой голосовать за поправку. Наша победа будет зависеть от нескольких считанных голосов.

Ролинс не заставил себя ждать с ответом. Президенту незачем было специально посылать за ним.

— Хотя я… имею несчастье быть одним из самых крупных рабовладельцев графства, в котором проживаю, я уже сам решил голосовать за эту поправку, — сказал он.

И как Ролинс потом рассказывал: «Он поднялся из кресла, схватил меня за руку и крепко ее потряс.

— Я счастлив слышать это, — сказал он».

Президент затем поинтересовался точкой зрения других депутатов от Миссури. Ролинс перечислил известных ему противников и сторонников поправки. Узнав, что Ролинс в хороших отношениях со всей делегацией от Миссури, президент предложил ему «поговорить с теми, кого можно убедить голосовать за поправку», и в ближайшие дни сообщить о перспективах. Конгрессмен Ролинс обещал это сделать.

Самнэр внес несколько биллей с целью обуздать аппетиты сборщиков налогов в Нью-Джерси. Были также затронуты интересы владельцев железных дорог, и они искали соглашения с Самнэром, предлагая ему взять обратно свои билли, хотя бы на время, взамен чего депутаты-демократы от Нью-Джерси согласятся голосовать за поправку.

31 января галереи палаты были переполнены; собирались под приглушенный гул взволнованных голосов. После проведения формальностей было предложено принять решение по объединенной резолюции о внесении поправки к конституции, объявляющей вне закона «рабство или ненамеренное порабощение».

Ашли неоднократно уступал свою очередь, предоставляя слово демократам Арчибалду Мак-Алистеру и Александру Кофроту из Пенсильвании, Герику из Нью-Йорка. Все они высказались «за». Джонсон из Пенсильвании протестовал против этой процедуры, заявив, что это походит на произвол: «Джентльмен занимает трибуну, но раздает свое время для выступления частями, кому хочет». Спикер Колфакс выступил в защиту тактики Ашли и зачитал соответствующий параграф правил.

Так во взаимных пререканиях демократов уходило время, и, наконец, часы показали три. Спикер объявил, что пора голосовать. Из республиканцев не выступил никто. Они пришли только голосовать.

На галерею набилось столько народу, что всем пришлось стоять. Все коридоры и вестибюли были переполнены. Собравшихся интересовало одно: соберет ли поправка две трети голосов? На галерею журналистов пробилась «толпа богато одетых женщин», как охарактеризовал их Ноа Брукс. Представители прессы «любезно» уступили свои места дамам в кринолинах. Скопом пришли все сенаторы. Среди зрителей присутствовали важные с виду четыре помощника судей верховного суда и очень нервничавший верховный судья Чэйз.

Приступили к поименному голосованию по алфавиту. Первые четыре республиканца голосовали «за», и в этом ничего удивительного не было. Вызвали демократа из Коннектикута. Он крикнул: «Да!» Последовал взрыв аплодисментов на галерее. Аплодировали и республиканцы. Спикер постучал молотком. Возбуждение несколько улеглось. Снова можно было расслышать голос клерка. По мере оглашения фамилий республиканские «да» воспринимались спокойно. Но стоило демократу произнести «да», как грохотали аплодисменты, раздавались крики приветствия, слышался смех, вырывались наружу с трудом сдерживаемые чувства. 11 демократов сказали «да».

Перекличка закончилась. У подводивших итоги запрыгали в руках карандаши. Клерк шепотом передал спикеру результаты, и тот объявил, что вопрос решен положительно: 119 — «за», 56 — «против», 8 — воздержавшихся.

Лица большей части присутствовавших озарились внутренним светом, глаза сияли. Чувства нашли выход в буре оваций. Мужчины в слезах обнимали друг друга. Многие стали на скамьи и восторженно кричали. Незнакомые люди пожимали друг другу руки, хлопали по плечу. Возникло облачко из женских платочков, оно как бы плыло и колыхалось. Прошло десять минут, прежде чем этот ураган чувств утих.

На площади гремел гром, воздух разорвал залп трех батарей на Капитолийском холме. Кто-то распорядился выразить радость масс салютом из 100 орудий.

Победу дали три голоса «за». 8 демократов отсутствовали на этом заседании, как отметили Николаи и Хэй, «не совсем случайно».

Через день пришло сообщение, что Иллинойс ратифицировал поправку. Начиналась заключительная стадия принятия поправки тремя четвертями штатов. Без этого нельзя было включать поправку в конституцию.

Важный акт конгресса оставался, однако, пустым словоизвержением, пока штыки Гранта и Шермана не придадут ему необходимого веса, чтобы подкрепить санкцию конституции на отчуждение собственности на сумму в 3 миллиарда долларов.

Уильям Гаррисон выразил свою признательность в «Либерэйторе»: «Кому наша страна больше всего обязана непосредственно за эту жизненную и спасительную поправку к конституции? Я убежден, что могу с уверенностью ответить: простому дровосеку из Иллинойса, президенту, сорвавшему оковы с миллионов угнетенных, — Аврааму Линкольну».

4. Густой дым — черный дым

Плантаторы Юга, подобно героям библейского предания, увидели на стене письмена своей судьбы. Из этих слов еще нельзя было определить уготованную им участь, но уже было ясно, что будущее у них в достаточной степени мрачное.

В ту зиму у Дэвиса и Ли была последняя надежда устоять против Севера, предоставив свободу неграм, готовым воевать в рядах южной армии. Приближался час, когда конфедерация уже не сможет мобилизовать более ни одного белого. Попытки Дэвиса и Ли поставить под ружье негров блокировались экстремистами.