10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом смысле творчество «лауреата» высшей советской литературной премии – «уникально». Его многочисленные и пухлые сборники речей и статей отражают уровень бюрократического мастерства партийного аппарата и «генеральную линию» КПСС. Личностные параметры в тех речах обнаружить невозможно. К тому же Брежнев, очень любивший выступать, появляться на телевидении и крупных форумах, обладал к концу жизни редким косноязычием, связанным не в последнюю очередь со стоматологическими операциями. Жаль по-человечески Брежнева в его мучениях. Но физические недостатки не могут служить помехой, если у человека ясный, сильный, аналитический ум. Классический пример – американский президент Рузвельт, выдающийся государственный деятель XX века.
Другое дело с Леонидом Ильичом Брежневым. Заметная интеллектуальная деградация генсека к концу жизни усугублялась публичной немощью и косноязычием. Ни сам Брежнев, ни его соратники не смогли вовремя определить время его ухода с политической сцены…
Вот одна записка Брежнева по «стоматологическому» поводу в Бонн советскому послу В.М. Фалину.
«Валентин Михайлович – прошу передать врачам что я жду их с надеждой на успех дела – мне очень трудно передать ощущение во всех деталях от того, что я испытываю от ношения оставленной модели, хотя я все время пользуюсь ею. В целом хотелось бы, чтобы она была легче – особое неудобство я испытываю в местах соединения модели с моим мостом – выпирание моих крайних зубов создает неприятное ощущение для языка. О всем этом мы говорили в Москве и поэтому я не хотел бы вносить новых замечаний. С уважением Л. Брежнев.
22. Х-74».
Здесь же приложена еще одна записка.
«Валентин Михайлович! Завтра 23 октября поездом через МИД спецкурьером на Ваше имя будет отправлены два груза в одном два ружья, которые прошу вручить врачам – содержание второго (кабан) посылаю лично Вам.
Л. Брежнев»{759}.
Зубы, челюсть, мост – все ясно. Весь советский народ давно знал, что для Брежнева его спичрайтеры старались избегать некоторых слов – он не был в состоянии их произнести. Но что совпосол Фалин должен был делать с охотничьим трофеем Брежнева в Бонне? Генсек отстреливал только крупных кабанов…
Но мы отвлеклись. Несколько брошюр, именуемых «книгами» Леонида Ильича («Возрождение», «Целина», «Малая земля»), были, конечно, написаны другими людьми. Брежнев с трудом смог лишь их одолеть, читая эти брошюры.
Умственный багаж Брежнева в литературе был на уровне малограмотного человека. «Читал» ли генсек остальные «свои» труды, можно только догадываться.
Впрочем, литературные работы Леонида Ильича освящались «коллективной волей» политбюро. Так, например, в конце заседания политбюро 13 апреля 1978 года, где присутствовали 14 членов, кандидатов в члены и секретарей, Брежнев сам поднял вопрос о своих «воспоминаниях». В протоколе со специфической рубрикой «За повесткой дня» Леонид Ильич обратился за поддержкой к соратникам продолжить публикацию своих «воспоминаний». Брежнев заявил, что «при встречах с руководящими работниками, военными и другими товарищами ему «говорили, что это очень полезное дело для воспитания народа…». Если не будет возражений у членов ПБ, я бы мог вместе с небольшой группой товарищей продолжить эти воспоминания…».
Как и следовало ожидать, члены политбюро едва ли не хором поддержали «самоотверженную» литературную деятельность своего генсека…{760} И тут же известные журналисты, не обделенные талантом, А. Аграновский, А. Сахнин, А. Мурзин, другие литераторы, возглавляемые помощниками генсека, были привлечены к делу и приступили к работе. Ведь Брежнев заявил, что его «воспоминания – очень полезное дело для воспитания народа»… Интеллектуальная проституция давно стала нормой внутренней жизни КПСС. Любой секретарь райкома партии считал нормальным, когда для него пишут не только доклады, но и статьи в газеты, а некоторым и диссертации.
«Книги» Брежнева выходили огромными тиражами, прекрасно оформлялись. Писали их, как мы знаем, хорошие профессионалы. Но эта «литература» не волновала людей… В работах, по сути, нет ничего брежневского: глубоко личного, неизвестного, сугубо откровенного, покаянного. Ничего сверхдраматического, парадоксального, необычного. Как бы ни живописались события войны, послевоенного восстановления, подъема целины, в «книгах» не видна личность. Посредственность, даже увешанную множеством орденов и увенчанную бесчисленными титулами и высокими званиями, нельзя превратить в гения, даже в незаурядную личность. «Книгам» Брежнева суждена «грибная», короткая жизнь. Сегодня они – лишь как штрих, специфическая черта «брежневской эпохи».
Отмечая редкое тщеславие Брежнева, следует заметить, что оно не мешало ему быть очень сентиментальным, слезливым, по-своему очень добрым человеком, чем не раз пользовались его многочисленные прилипалы и подхалимское окружение. Можно даже сказать, что он любил людей, умел с ними общаться (пока не был болен), не раз помогал не только знакомым, но и тем, кто затронул его душу рассказом, жалобой, обращением. Нередко при просмотре фильма, концерта у генсека тут же рождалось желание немедленно наградить ведущего артиста орденом, присвоить ему какое-либо почетное звание или еще чем-либо отметить. Так обычно и делали. Помощник Горбачева А.С. Черняев приводит в своей книге поистине анекдотический эпизод. «Леонид Ильич очень любил смотреть многосерийку «Семнадцать мгновений весны», – пишет автор. – Смотрел раз двадцать. Однажды, когда в финале фильма Штирлицу сообщают, что ему присвоено звание Героя Советского Союза, Брежнев повернулся к окружающим и спросил:
– А вручили уже? Я бы хотел это сделать сам.
Рябенко (начальник охраны) стал хвалить актера Тихонова. Другие подхватили. Брежнев прервал их:
– Так за чем же дело стало…
И через несколько дней лично вручил Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина… артисту Тихонову в полной уверенности, что это и есть Штирлиц…»{761}
Вот такой «непосредственный» был у нас с вами руководитель…
Брежнев воспринимался в быту как «добрый», коммунистический «царь»… Если бы еще он не имел на своем счету Чехословакию, Афганистан…
Как и подобает «доброму царю», Брежнев любил делать окружавшим его людям приятное: подарки, просто оказывать какое-то вельможное внимание. У Брежнева было очень много личных друзей, которых он не забывал, одаривал, продвигал по служебной лестнице{762}. К.У. Черненко, К.С. Грушевой, С.К. Цвигун, Н.А. Щелоков, Г.К. Цинев, И.И. Бодюл, Г.Э. Цуканов, СП. Трапезников, М.Х. Калашников, многие другие давние знакомые быстро заняли значительные посты в партии, государстве, армии, «органах». Генсек не забывал поздравить каждого из многочисленных приятелей: позвонить по телефону, прислать роскошную открытку, именной подарок. Так, например, генерал-полковник Грушевой, член Военного совета Московского военного округа, после своего дня рождения пришел в Главное политуправление СА и ВМФ показывать знакомым военнослужащим теплые слова приветственного текста от Брежнева и красивые золотые наручные часы.