Белинда - Энн Райс

Алекс же наслаждался жизнью и потчевал Сэнди различными забавными историями. Сьюзен, воспользовавшись его благодушным настроем, принялась журить его за то, что он потребовал слишком высокий гонорар за участие в ее фильме «Постыдные желания», нарушив тем самым ее «шкалу расценок». Алекс не остался в долгу и заявил, что у нее еще нос не дорос, чтобы пытаться обработать его, причем в отсутствие агента, на его же собственном дворе и у его же собственного бассейна.

— Клементайн, вы что, хотите, чтобы вас запомнили по «Полету с шампанским»?! Я предлагаю вам настоящий фильм, фильм самой высокой пробы, такой, как в старое доброе время, если вы еще помните. Здесь и сюжет, и характерная роль для вас, стиль, глубокий смысл — словом, час сорок пять минут хорошего кино без перерыва на дурацкую рекламу. Улавливаете мысль?

Я вернулся в гостиную и остановился перед портретом Фэй Клементайн, который я написал двадцать пять лет назад. Портрет так и остался висеть над камином, куда я собственноручно повесил его в тот последний день, перед отъездом в Сан-Франциско. И хотя меня немного расстраивали мелкие огрехи — некоторое нарушение перспективы, — портрет мне нравился. И всегда нравился. Я был доволен своей работой.

И теперь, когда я смотрел на портрет: на щеку Фэй с милой ямочкой, на ее изящную руку, покоящуюся на розовом шелке платья, — я чувствовал легкое возбуждение, о котором окружающим незачем знать и не стоит даже пытаться понять. Конечно, работа была достаточно сырой, и ей не хватало тех магических флюидов, что исходили от картин с Белиндой. Но портрет Фэй был самым настоящим началом, и я осознал это только тогда, когда, пройдя полный круг, наконец вернулся к истокам.

Я не услышал, как в комнату вошел Алекс и остановился у меня за спиной. Он положил руку мне на плечо и, когда я повернулся, ласково улыбнулся.

— Так держать! — воскликнул он. — Скажи всем, что я велел. Ты в своем праве.

— Ты что, имеешь в виду наш старый спор? Насчет искусства и денег, жизни и смерти?

— Уокер, не забывай о своем любимом слове «правда». Когда ты не вставляешь слово «правда» в каждое второе предложение, мне становится не по себе.

— Ну ладно, речь шла об искусстве, деньгах, жизни, смерти и правде. И вот теперь ты говоришь мне, что я был прав.

— Я до сих пор удивляюсь, откуда у тебя была твердая уверенность, что все обернется именно так.

— Уверенность? У меня? Да не было у меня никакой уверенности!

— Меня не проведешь, — ответил Алекс. — Кстати, тебе только что звонила Клер Кларк, твой агент. Она решила поговорить со мной, «потому что ты не отвечаешь на ее звонки»…

— Сейчас мне пока не о чем с ней говорить, — отрезал я.

— И ты, естественно, знаешь, что ей нужно. Так ведь?

— Ей нужна Белинда в качестве клиента. Я сказал Белинде. Клер вполне может подождать, пока та сама решит.

— Нет, мой милый мальчик, хотя она хочет и это тоже — как часть сделки, — если, конечно, сможет получить… Нет, ее завалили предложениями купить твою историю. Она интересуется, не продашь ли ты права на нее.

— На мою историю!

— Твою и Белинды. Все до кучи. Она просит тебя хорошенько подумать. Она боится, что кто-нибудь использует ее, поскольку вы теперь публичные люди. Сам понимаешь, какой-нибудь телефильм, состряпанный на скорую руку. И они вполне способны это сделать. Использовать ваши имена и все такое. Она хочет напугать их до полусмерти пакетным соглашением, цифрой с шестью нулями.

Я только рассмеялся в ответ. На самом деле, я совсем расклеился. Я так смеялся, что мне даже пришлось сесть. Не то чтобы я смеялся слишком громко. Нет, то был совсем другой смех. Он шел как бы изнутри, и у меня слезы наворачивались на глаза. Итак, я сидел, с трудом сдерживая приступы смеха, и смотрел на Алекса.

Алекс стоял, накинув на плечи розовый кашемировый джемпер и засунув руки в карманы голубых брюк, и ухмылялся прямо мне в лицо, а в глазах его играли озорные огоньки.

— Расскажи об этом своей жене, Уокер, — сказал он. — Главное правило подкаблучников у нас, в Тинсельтауне, — советоваться с женой перед заключением пакетного соглашения и сделки с шестью нулями.

— Ну конечно, это и ее история тоже, — с трудом переведя дух, произнес я. — О, можешь не сомневаться, я обязательно с ней посоветуюсь. Наберись терпения.

— Не могу не отдать тебе должное. Все получилось именно так, как ты и предсказывал. Что есть, то есть. Должно быть, то была дозированная грязь в дозированном количестве. Ты не находишь? — улыбнулся Алекс, но потом его лицо омрачилось, и он спросил озабоченным тоном: — Джереми, с тобой действительно все в порядке?

— Алекс, ты можешь быть за меня абсолютно спокоен. Со сделкой или без сделки, у меня все прекрасно.

— Джереми, я знал, что ты именно так и скажешь, но я приглядываю за тобой. Не возражаешь? Помнишь Оскара Уайльда? Когда он шлялся по Лондону с крутым и парнями, торгующими своим телом. Психоаналитик Кук назвал это «Пиршеством пантер». Ну что, вспомни? Хм… Джереми, ты же знаешь, что представляет собой наш город? Это телефонные звонки от пантер, и обеды с пантерами, и коктейли с пантерами, и «увидимся позже», брошенное пантерами. Ты должен следить за каждым своим шагом.

— Алекс, внешность обманчива, — сказал я. — Я вовсе не случайно приехал сюда, хотя мог бы остаться жить среди викторианского хлама в Сан-Франциско. И я не променял детские книжки на Тинсельтаун. Это не так. Я просто вернулся к развилке дорог, чтобы, в отличие от того, первого раза, выбрать правильный путь. И на самом деле Голливуд здесь вовсе ни при чем. Тут дело скорее во времени и в том, что надо внимательно смотреть себе под ноги и правильно использовать вещи, которые лежат у тебя прямо под носом. И именно поэтому я в полном порядке.

— Ну, узнаю прежнего Джереми, — легонько сжал мне плечо Алекс. — А теперь немножко правды — и я сдаюсь!

И с этими словами он повернулся и вышел из комнаты, чтобы присоединиться к Джи-Джи, который в компании дам ждал его в патио. Репортеры уже успели уйти, и Белинда, с облегчением стянувшая с себя джинсы и рубашку и оставшаяся в откровенном бразильском бикини, вытянула руки вперед и рыбкой нырнула в бассейн.

И вот мы с Фэй снова остались вдвоем. Я люблю тебя, Фэй.

Я поднял глаза на портрет, и у меня в голове один за другим стали возникать замыслы будущих картин — картин, наполненных яркими красками и одновременно содержащих все оттенки черного цвета. Наброски портретов Алекса, Блэра, Джи-Джи и Белинды — моей Белинды, но уже совершенно в другом окружении.

Блестящие контуры, да-да, именно так, а еще тени, которые всегда размываются светом прожекторов. И конечно, необходимо передать цвет и фактуру Калифорнии.