Справочник по философии разума животных - Kristin Andrews,Jacob Beck
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исторический прецедент
Этот взгляд является фундаментальным пересмотром того, как ассоциация рассматривается в современной когнитивной науке. В заключение я хотел бы подчеркнуть, что это не отход от истории концепции, как может показаться; во многих отношениях это возвращение к взглядам, столь же старым, как и сама ассоциация. Взгляды, подобные нынешнему стандартному взгляду, традиционно были наиболее распространенной интерпретацией ассоциации (как я уже говорил выше, это ядро концепции мало изменилось), но только примерно с середины XX века это стало единственной интерпретацией. Взгляды на ассоциацию, подобные моему, можно найти как в эмпирической ассоциационистской, так и в бихевиористской традициях.
Среди ассоцианистов эта точка зрения была четко сформулирована Томасом Брауном (1840). Браун впервые опубликовал свою главную работу на эту тему в год своей ранней смерти в 1820 году и был заметен в течение нескольких десятилетий после этого. Он занимал уникальное место на пересечении различных традиций, но во многих отношениях был близким последователем Юма: он был ассоцианистом и убежденным юмианцем в вопросах причинности. Во времена его написания преобладало мнение, что ассоциация - это реальная связь между мыслями, которая заставляет их следовать в определенной последовательности. Он не соглашался с этим, в основном из-за своего юмеанства: как не существует причинных "связей" между последовательными событиями в мире, так не существует и ассоциативных "связей" между последовательными мыслями в уме. Ассоциация (как и причинность) - это просто неизменная последовательность. Ассоциативная связь", утверждал Браун, объяснительно пуста и метафизически сомнительна.
В этом отношении Браун был более юмианцем, чем Юм. Со своей стороны, Юм действительно борется с очевидной непоследовательностью между своим отрицанием причинно-следственных связей в мире и принятием связей в разуме в приложении к "Трактату" (Hume 1978). Он так и не разрешил эту проблему в печати, и в его работах прослеживается двусмысленность между взглядами, подобными взглядам Брауна, и взглядами на ассоциативные связи. Эта двусмысленность так и не была разрешена в целом и в различных обличьях сохранилась в ассоциационистской традиции.7
Когда в 1920-х годах бихевиоризм стал набирать популярность, бихевиористы сохранили ассоциацию как основное понятие психологии, но переформулировали ее как связь между внешними, наблюдаемыми стимулами и реакциями, а не ментальными репрезентациями. Но и тогда сохранялась та же двусмысленность. В этой традиции разделились те, кто утверждал, что конкретные физические стимулы или мышечные движения являются релятами ассоциации, и те, кто утверждал, что ассоциация должна быть отношением между более абстрактными паттернами стимуляции и реакции.
Различие между двумя интерпретациями ассоциации наиболее четко проводят Эдвин Гатри, Эдвард К. Толман и Эдвард С. Робинсон. Гатри (Guthrie, 1959) рассматривает акцент на поведении как абстракцию, призванную исключить осложняющие факторы, подобно использованию таких конструктов, как плоскости без трения в физике. Таким образом, по мнению Гатри, бихевиоризм абстрагируется от деталей психических состояний, а не отрицает их существование. Он также утверждает, что взгляды, рассматривающие ассоциацию как "механизм" (под которым он понимает неизменную последовательность специфических физиологических/химических изменений ), слишком специфичны для реального объяснения поведения. Толмен (1932; 1948) нападает на тот же взгляд, характеризуя его как рассмотрение мозга в качестве нейронного "коммутатора", который просто соединяет стимул с реакцией. И для Толмена, и для Гатри ассоциации формируются между абстрактными паттернами стимуляции и реакции, которые могут быть реализованы (говоря современным языком) множеством различных конкретных механизмов. Робинсон (1932) согласился с ними и (возможно, прозорливо) утверждал, что ассоцианизм вымирает, потому что доминирует ошибочная точка зрения.
Хотя детали варьируются в зависимости от исторического контекста, дух остается тем же: ассоциация - это не конкретный, конкретный механизм, который управляет последовательностью мыслей, это нечто более абстрактное. Моя точка зрения обновляет это понимание. Ассоциация - это не какой-то психологический процесс; это общая причинно-следственная связь между репрезентативными состояниями системы. Ассоциативные модели, в свою очередь, описывают последовательность состояний, через которые проходит процесс, и переменные, на которые он реагирует в процессе обучения, на очень абстрактном уровне. Такой взгляд на ассоциацию позволяет избежать проблем, связанных с существующим стандартным представлением, и придать ассоциации более продуктивную роль в психологии.
Глава 41. Простота и когнитивные модели. Избегание старых ошибок в новых экспериментальных условиях
Ирина Михалевич
Простота столь же интуитивна, сколь и популярна. Простые объяснения легче понять, простые формулы проще использовать, а когда одно уравнение описывает радикально разные системы, мир кажется единым благодаря упрощению. Сравнительному познанию не чуждо стремление к простоте, как это видно на примере давних споров о способностях шимпанзе к чтению мыслей. Одна из наиболее распространенных эвристик в экспериментальном сравнительном познании советует, что при прочих равных условиях следует предпочесть самое простое объяснение поведения животных: то, которое интерпретирует наблюдаемое поведение в терминах простейшего когнитивного механизма или способности. К сожалению, теоретическая основа этой "эвристики простоты" не была должным образом установлена. В этой главе я рассматриваю, как эвристика простоты негативно влияет на относительно новый инструмент в экспериментальном сравнительном познании - когнитивные модели. Как я утверждаю, она направляет интеллектуальные ресурсы на разработку и совершенствование якобы простых когнитивных моделей в ущерб якобы более сложным, что, в свою очередь, заставляет экспериментаторов разрабатывать тесты для исключения этих простых моделей. В результате складывается ситуация, когда условно простые модели оказываются более успешными, чем менее простые, не в силу своего эпистемического превосходства, а скорее потому, что на их разработку и оценку было направлено непропорционально большое количество ресурсов. Это, в свою очередь, негативно сказалось на дизайне и направлении поведенческих экспериментов, направленных на описание когнитивных процессов у животных, закрыв альтернативные исследовательские программы. Я делаю вывод, что переход к более количественной науке о разуме животных, вероятно, улучшит объяснительную и предсказательную силу исследований познания животных, но только если эти модели не станут жертвой существующих предубеждений, таких как эвристика простоты.
Поиск простоты
Эвристика простоты интуитивно привлекательна, широко принята и часто используется при разработке и интерпретации экспериментальных результатов (Shettleworth 2012). Однако в настоящее время она не оправдана и может быть неоправдана ни на концептуальных, ни на эмпирических основаниях (Fitzpatrick 2009; Meketa 2014; Starzak 2016; Sober 1998; Sober 2005) по нескольким причинам.
Во-первых, понятие "простота" слишком неоднозначно, чтобы давать какие-либо существенные рекомендации по построению или интерпретации экспериментов, поскольку не существует такого понятия, как простота simpliciter. Не только существует множество способов "упростить" научные сущности, но и существует множество совершенно разных научных сущностей,
