Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич

– Драться всегда пригодится, – неожиданно отозвался Малыш. – Мы ж люди простые, всякий обидеть может. А за нож да кастет хвататься – мы ж не убийцы, просто хотим за себя постоять… и за других, если придется.

– Ишь ты, прям Робин Гуды, – Егор хмыкнул и скривился – не любил он вот таких патетических слов: «за себя постоять», «за других»… – Проще говорите, парни! Вы вообще – кто?

– Простолюдины, – тихо пояснил Альваро. – Бродяги, если попросту сказать.

– Что – ни кола, ни двора?

– Именно так, сеньор. Потому друг за друга и держимся.

– А родители ваши где?

– Мои давно умерли, – Беззубый меланхолично повел плечом.

– Моих мавры убили, – сквозь зубы процедил Рыбина.

Фелипе покачал головой:

– А я своих не помню. Может, и были они, а, может, и не было. Я при монастыре рос… оттуда и сбежал – били.

– А ты что молчишь? – князь посмотрел на худого и сутулого парня в вечно рваной и грязной рубахе и широких крестьянских штанах с большими дырами на коленках.

– Да я не молчу, – парень с каким-то остервенением сплюнул и покусал губу. – Просто мои меня – продали. Долгов много наделали, вот и продали заезжим купцам, а те – в Гранаду, едва оттуда сбежал. О, как я этих поганых мавров ненавижу!

– Он нам и не рассказывал никогда, что там с ним в Гранаде было, – тихо промолвил Альваро. – Да мы и не расспрашивали особо.

– Все с вами ясно! – хлопнул в ладоши князь. – Маргинальные элементы из социальных низов – проще говоря, беспризорники. Не спрашиваю, на что живете – догадываюсь. Значит, людей бить хотите…

– Бить – может быть, убивать – нет, – серьезно отозвался Фелипе Малыш. – Ну, мы ж сказали все. Учить нас будете?

Почесав голову, Вожников неожиданно улыбнулся:

– А, пожалуй, возьмусь! Только предупреждаю – недолго. Пару ударов отработаем, на том, верно, и все. Поймите, я в Манресе задерживаться не собираюсь.

– И мы бы не собирались, – Фелипе умоляюще сложил руки. – И мы бы ушли… вот хоть с вами, господин! Хоть на край света.

– Малыш прав, ушли бы! Что нам тут делать-то? По мелочи серебряшки сшибать?

– Это называется – кто бы взял! – рассмеявшись, Егор задумался, искоса посматривая на навязавшихся на его шею гопников, которых, конечно, можно было бы и прогнать, однако лучше использовать. Тем более, раз уж сами напрашиваются, что, с точки зрения средневекового человека, весьма логично: прибиться к сильному, обрести покровителя – без этого просто не выжить. Никак.

– Мы видим, что вы – благородный кабальеро, – поклонившись, Альваро Беззубый приложил руку к сердцу. – И готовы служить вам до скончания веков.

Вот так… сначала просто поучить попросили, потом – на службу взять… что дальше? Землицу в ленное владение? Ну, землицу можно дать – в Заозерье много. Леса кругом непролазные, охота, рыбалка…

– Рыбу, парни, довить любите?

– Рыбу?

– Ладно, – посмеявшись, Вожников хлопнул Альваро по плечу. – Пошли уже. Поглядим, что с вами делать.

Никаких предупреждающих видений насчет вновь принятых учеников у князя не появилось. Ни сразу, ни ночью, во время сна – а, значит, доверять этим парням можно было… конечно же далеко не во всем.

Лупано с Амандой, правда, поначалу от подобного сброда кривились, однако не они здесь решали, да и «беспризорники» вели себя вполне корректно, даже не матерились – не умели, наверное, Испания все ж таки, не Россия! Самое страшное ругательство – «дьявол тебя разрази!» или что-то в этом роде.

– А это наши маленькие друзья, – представил гопников Егор. – Альваро, Фелипе, э-э-э… как вас-то?

– Я – Агостиньо, – почесав сквозь прореху на рубахе грязную грудь, назвался Рвань.

Рыбина смачно сплюнул:

– А я – Энрике.

– Случайно, не Иглесиас?

– Не. Альварес.

– Надо же! – парни удивленно переглянулись. – Рыбина фамилию свою помнит. Альварес, ага! А мы и не знали.

– Боюсь, вы и имени-то его не спрашивали, – хохотнул князь. – Ладно! Хватит тут без дела торчать – приступаем к занятиям. Сейчас покажу вам прямые удары – джебб, кросс. Их и будем сегодня отрабатывать… Так… А ну, кто смелый?

– Рыбина, уважаемый господин, хочет! Ну, этот… Энрике.

– Энрике так Энрике. Давай, Иглесиас… то есть Альварес!

Очередной день Егор начал традиционно – с кросса, после чего устроил несколько показательных спаррингов, взяв в крутой оборот опоздавших – Энрике и Агостиньо, сиречь – Рыбину и Рвань. Последнему даже разбили нос, но Аманда быстро заговорила кровь.

– Мы просто место забыли, – отдуваясь, признался «сеньор Альварес». – Вчера как-то плохо запомнили. Лоскутки бы на кусты повесить.

– Что еще за лоскутки? – заинтересовалась Аманда, на которую, после заговора, парни посматривали уже с некоторой опаской, как видно, чуяли ведьму.

– Ну, мы всегда так делаем, – пояснил Фелипе Малыш. – Когда надо знак своим подать – мол, мы здесь. Оно получается, вроде бы как кто-нибудь невзначай зацепился одежкой…

– Понятно, – Егор покивал. – Что ж, будем оставлять лоскутки. У нас там, кстати, где-то бархат остался…

– Бархат – уж слишком жирно, – покрутив на пальце локон, возразила девушка. – Лучше уж тогда сукно, его тоже немного осталось. Приметное такое, зелененькое.

Она уже переоделась в мужскую одежду, какую носили не самые бедные горожане или даже рыцари-кабальерос – темно-синие штаны-чулки, короткая бархатная куртка-котта – специально в сборочку, дабы прикрыть грудь. Впрочем, было бы что прикрывать – уж не пятый размер, не особо заметно. Дивные золотистые волосы, увы, тоже пришлось подстричь – не под полубокс, конечно, а так, немного обрезали, да нахлобучили сверху берет, отчего юная ведьма сразу же приобрела вид вполне респектабельного приказчика или даже пажа.

Сам князь тоже приоделся в новую котту, даже заимел темно-голубой бархатный плащ и широкий пояс, к которому, конечно, пошел бы и меч или палаш, однако, увы, оружие стоило дорого, приходилось пока обходиться ножом и вырезанной из бука дубиной… орудовать дубинами князь тоже учил – и неплохо.

В столь презентабельном виде можно было отправляться хоть куда, а тут как раз и отец Лупано, почтеннейший торговец сеньор Мигель Микачу, пригласил «знахарку Марию и учителя сеньора Жоржу» к себе на обед. Приглашение принес Лупано, выглядевший уже не таким недотепой, как раньше, и эти перемены явно не ускользнули от внимательных глаз купца.

– Ну, на обед так на обед, – принял приглашение Вожников. – Я-то пойду, а вот Аманда… Женское платье ей где искать? Пошить не успеем.

– Ну и не пойду тогда, – юная ведьма попыталась спрятать обиду. – Подумаешь, обед. Что я, обедов не едала… Мы, может, тоже пообедаем… в какой-нибудь хорошей харчевне, а, парни? Еще и вина выпьем. Деньги есть!

– Вот, блин, спортсмены, – хохотнул князь. – Вина им.

– Что-что?

– Говорю – смотрите там, не упейтесь.

– Не-е… мы осторожно, ага.

Сидя в дальнем углу таверны, он медленно потягивал вино, так и не снимая с головы капюшона, хотя вряд ли хоть кто-нибудь здесь смог бы его узнать. Капюшон – просто привычка. Да и надо было все-таки прятать от людей взгляд, слишком уж необычный, похожий на взгляд затравленного хищного зверя, готового ради жизни на всё. Он и сам был – зверь, нечеловеческое Существо, но все же тоже – творение. А раз творение, тварь, так, значит, был создан не зря, очень даже не зря – ибо только он знал истинную цену солнца, о которой еще в детстве поведал странный слуга с красной, покрытой затейливыми татуировками кожей. Этот слуга, раб с горящим взором, говорил не совсем понятно – каталонский явно не был его родным языком, как и кастильский, и, наверное, все прочие… Солнце может умереть, – так учил он еще тогда маленькое Существо, рожденное для спасения мира. А чтобы оно не умерло, чтобы всегда сияло и давало жизнь – нужны жертвы, кровь… именно человеческая кровь продолжит жизнь солнцу, ибо Солнце – истинный Бог, могучий, жизнетворящий и грозный, служить которому – великая честь. Вот он и служил… Не человек… и, наверное, не зверь. Что-то среднее – Существо.