ГРУ в Великой Отечественной войне - Александр Колпакиди

Тем не менее, в августе 1940 был передан на связь Л. Трепперу, причем более опытный и крупный работник – Робинсон оказался в подчинении у Л. Треппера, а не наоборот.

Центр предупредил Треппера о том, что у Робинсона были расхождения с Коминтерном на идеологической почве, что он политически ненадежен, что его считают связанным с французским Вторым бюро. Поэтому его следует использовать с крайней осторожностью.

Накануне начала операции «Барбаросса» генерал Суслопаров, советский военный атташе во Франции, устроил встречу Треппера с Робинсоном. Скрывая обиду, Робинсон послушно передал французскую и бельгийскую резидентуру в распоряжение «Красной капеллы» наряду со своими информаторами. В это время у Робинсона были хорошие связи с французскими чиновниками и источниками в немецком ОКВ (главном штабе вермахта). Его агенты сообщили Трепперу детальную и точную информацию относительно бегства генерала Жиро, налета на Дьепп, результатов союзных бомбардировок территории Франции, подготовки к высадке англо-американских войск в Северной Африке и другие сведения.

Робинсон не всегда подчинялся Трепперу. После ареста Херша Сокола и Иоганна Венцеля Робинсон отказался использовать свою рацию для передачи телеграмм Большого Шефа.

Возможно, в отместку Треппер, по словам Жиля Перро, способствовал аресту немцами Робинсона. По-видимому, друг друга они не переваривали. Треппер находил, что Робинсон и Коминтерн работают на уровне любителей и что Робинсон располагал недостаточным количеством документов.

Предполагают, что арест Робинсона произошел благодаря информации, полученной немцами от Треппера. Американские исследователи организации «Красная капелла» утверждают, что Робинсон, подобно Трепперу, тотчас же согласился работать на немцев. Однако после того, как в июне 1943 Трепперу удалось сбежать от сотрудников зондеркоманды, немцы вновь арестовали Робинсона и отправили в Берлин. Дальнейшая его судьба неизвестна, но ходили упорные слухи, будто бы он остался жив после войны. В дальнейшем мы приведем мнения других исследователей, чьи взгляды отличаются от американских.

По словам сотрудника IV управления РСХА Хорста Копкова, Робинсон в течение полугода находился под стражей в Париже, затем был переведен в Берлин для допросов и в конечном счете предстал перед тем же трибуналом, который судил Шульце-Бойзена. Был осужден и казнен. Однако доктор Манфред Редер, главный прокурор процессов группы Шульце-Бойзена, заявил, что Робинсон предстал перед полевым судом в Париже в июне или июле 1943. Как показывал Вилли Берг, сотрудник зондеркоманды, Робинсона после его ареста содержали в Париже на вилле на бульваре Виктора Гюго, где он работал на зондеркоманду. Именно благодаря ему немцам удалось выследить других участников группы «Красная капелла».

Подруга Робинсона Клара Шаббель была казнена в 1943 вместе с руководителем сети Шульце-Бойзеном. Ее сын, Лео Шаббель, также имел отношение к советской разведке, работавшей в Германии.

Хотя во Франции Робинсон работал под своим собственным именем, он также использовал швейцарские псевдонимы: Альфред Мериан, Отто Верли и Бухер. Два последних имени принадлежали реальным людям. Один из них, по указанию руководителя швейцарских коммунистов Карла Гофмейера, связанного с советской разведкой, обратился в полицию о выдаче ему паспорта (который ему был не нужен). Именно этим документом и воспользовался Робинсон.

По данным французской разведки, главным агентом Робинсона был Морис Энис-Энслен, житель швейцарского города Гельтеркинден, директор парижской фирмы «Шаувеккер Юнипектин Компани». По утверждению французов, триумвират Ганс Шаувеккер, Морис Энис-Энслен и Франц Шнайдер сотрудничал с советской разведкой и после войны.

При аресте Робинсона у него нашли четыре фальшивых паспорта и знаменитые «робинсоновские документы».

В отличие от Л. Треппера и А.М. Гуревича, с которыми немцы обращались корректно, Робинсона пытали в присутствии Нины Гриотти так, что он вынужден был сказать ей, кто он такой: настолько было изуродовано его лицо. Арестованных ими агентов немцы делили на две категории: 1) Ценные агенты, имевшие связь с Москвой и согласившиеся работать под контролем немцев (к ним относились Большой Шеф (Треппер), Хиллель Кац и Маленький Шеф (Гуревич), которых оставили на свободе, но под присмотром охранников). 2) Менее ценные агенты, у которых нет перспективы в будущем: этих отправляют в концлагеря или казнят.

От Гарри (Робинсона) проку никакого: он никого не выдал и не выдаст. Он говорит лишь полуправду. Об этом можно судить по телеграмме, которую Треппер отправил в ГРУ 7 июля 1943: «В результате жуткого заговора, организованного немецкой Контрой [зондеркомандой], вот уже пять месяцев мы – Отто (сам Треппер), Андре (его помощник Гроссфогель), Рене (Кац), Гарри (Робинсон) с частью наших людей находимся в тюрьме… Контре удалось добыть шифры и коды силой или с согласия агентов, давая мне возможность бывать на свободе, сохраняя в тайне наш арест и обещая впоследствии всех освободить. До сих пор один только Гарри не выдал им шифры. По этой причине Контра не может вести радиоигру».

Робинсон не захочет вести двойную игру, в отличие от Треппера и Гуревича (Кента), несмотря на то что его сын Лео был арестован 11 марта 1943. Юношу приговорили к пяти годам тюрьмы. Он сохранил свою жизнь потому, что был ранен на фронте.

Что касается его отца, то, по одним источникам, он был казнен в 1944 или 1945.

Что именно происходило в день ареста «Гарри», мы узнаем от Нины, жены Менардо Гриотти. Робинсон был частым гостем этой семьи. Как правило, он приходил к ним обедать. Как и Райхман, Менардо был «сапожником» (изготовителем фальшивых документов») в Париже, работавшим на «Гарри». В Швейцарии у «Гарри» был другой «сапожник». Помимо паспортов, Гриотти подделывал пропуска, продовольственные карточки, печати. Нина Гриотти – красивая итальянка лет тридцати – была любовницей «Гарри». Муж ее об этом знал, что не мешало «любовному треугольнику» жить в полной гармонии. В семействе Менардо «Гарри» называли «мсье Жак». Помимо этого, у «Гарри» было множество других псевдонимов.

«Жак был у нас, когда этот тип [Треппер] пришел договариваться о встрече. Жак спрятал лицо газетой. «Нужно идти, – сказал он затем. – Человек, о котором он мне сообщил, наверняка арестован». [Речь шла о Райхмане.] Уже несколько дней мсье Жак был сам не свой. Был похож на больного. «Готовится что-то серьезное, но не могу понять, что именно, – признался он мне. – Если я не вернусь к девяти вечера, немедленно уходите оба». Но в восемь немцы уже были у нас в доме. Окружили весь квартал. Они обнаружили его портфель и чемодан. В первом были деньги. В чемодане было двойное дно, там обнаружили пленки, паспорта и множество бумаг».