Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Олав – жесткий человек, – произнес он. – Нелегко будет его одолеть.
Свартур покачал головой и добавил, что Свейн тоже силен, что он ненавидит Олава за предательство в Англии и что, как рассказывали, он поклялся повесить его голову на форштевне корабля конунга. Свейн был ужасным человеком, что-то такое было в нем, что заставляло врагов трепетать. Свартур знал это не понаслышке, он сам в молодости был на службе у конунга.
Мы с Эйстейном пили из кружек, а Свартур что-то бормотал себе в бороду, качал головой и сжимал переносицу, как будто хотел избавиться от каких-то горестных воспоминаний. Эйстейн кашлянул и сообщил, что он не собирается возвращаться к Бурицлаву и что он не единственный йомсвикинг, уехавший за последнее время. Большинство поехало на запад, а некоторые отправились на заработки в Миклагар. Он сделал еще один глоток, рыгнул, почесал затылок и добавил:
– Бурицлав считает, что его исцелил христианский бог. Он так решил. И теперь он просит Вагна, чтобы тот тоже крестился.
– Что Вагн говорит? – поинтересовался я.
– Не знаю, Торстейн. Но некоторые наши братья по оружию уже носят кресты. Крещеные предупреждают, что наступает новое тысячелетие и что нас будут судить. Говорят, Белый Христос воскреснет из мертвых и будет ходить среди обычных людей.
– Это всего лишь разговоры. Никто не может воскреснуть из мертвых. – Я задумался и вспомнил байки отца об Одине, которые он нам рассказывал с Бьёрном, когда мы были маленькими. – Должно быть, это Один. Никто больше не сможет.
Эйстейн и Свартур закивали, соглашаясь со мной. Свартур предложил выпить за Одина. Мы произнесли тост и выпили, и больше не говорили о вендах и их страхе божием.
* * *
Через три дня мы с Эйстейном поплыли на остров Фюн. Мы сидели плечом к плечу на средней банке, ведя шнеку против ветра, и больше молчали. Основное было сказано. Эйстейн теперь знал, что мы были вместе с Сигрид и что, хотя я и поехал с ним к датскому конунгу, я не собирался там оставаться. Он переспросил, приму ли я участие в сражении, когда появится Олав, но я не смог ему ответить. Я мечтал о мести, жаждал ее. Но я также боялся. В моих глазах в Олаве мало что было от человека, он казался каким-то богом из Асгарда. Свейн же был всем известен как великий воин, но по сравнению с Олавом он был лишь простым человеком. И даже если бы все воины мира собрались под его предводительством, я не был уверен, что у него получилось бы одолеть Олава.
Я принялся вглядываться в море. Думал о том, что если Олав убьет Свейна и заберет себе датские земли, то я уеду. Возьму с собой Сигрид, Фенрира и Вингура тоже, если мне удастся раздобыть судно, которое сможет его взять, и отправлюсь в Северное море. Свартур научил меня, как надо держать солнечный камень при восходе и закате, чтобы определить, в каком направлении плыть. Но мы не поплыли бы на Оркнейские острова. Там бы мы не были в безопасности, потому что они лежат на пересечении торговых путей и люди, преданные Олаву, узнали бы, что я нахожусь там. Свартур рассказал об Исландии, о полях, которые можно вспахивать. Там было достаточно земли для всех, у его родственников нет никаких конфликтов с семьей, и они мне были бы рады; они гостеприимные и дружелюбные люди, уверял Свартур. Он сам никогда бы оттуда не уехал, если бы с ним не случилось несчастье в дни его молодости. Он ввязался в кровавую потасовку с парнем по имени Эйрик Торвальдсон и еще некоторыми другими и в итоге убил дружков Эйрика. После этого был вынужден бежать, потому что Эйрик пользовался дурной славой и слыл сумасшедшим, его обвиняли в поджоге и в более страшных деяниях.
Мы с Эйстейном разбили лагерь в том же месте, где останавливались с Бьёрном на обратном пути от Свейна. Казалось, прошла целая вечность. Мы разожгли костер и сидели, вглядываясь в темноту. Мы замерзли, оголодали и выглядели жалко. Эйстейн поделился со мной, что он хотел остаться у Свейна, чтобы сразиться с Олавом, когда он придет, потому что Свейн пообещал ему золото, если тот останется. Эйстейн хотел купить коров и овец на эти деньги, обзавестись хозяйством, женщиной и детьми. Время йомсвикингов прошло, считал он. Новое тысячелетие было временем конунгов и крещеных людей.
День спустя мы вошли в пролив между Зеландией и Фюном, там стоял флот. Было мелко, поэтому были опущены якоря; пока мы с Эйстейном проплывали мимо них, западный ветер приводил корабли в движение, как будто это были живые существа, которые наблюдали за нами. Эйстейн сообщил, что это корабли Олофа Шетконунга, и они уже были здесь, когда он пришел из страны вендов.
Люди стояли у бортов и смотрели, как мы проплываем мимо, но Эйстейн утверждал, что мы в безопасности. Говорили, что Свейн, Олоф и Эйрик Братоубийца решили поделить норвежское побережье. Олоф хотел взять себе Вингульмёрк, Свейн решил прибрать к рукам внутреннюю часть Вика и земли, уходившие далеко на запад до са́мого норвежского побережья на севере, откуда стали бы править Эйрик, сын Хакона, с его братьями. Но по-прежнему было много могущественных людей, поддерживающих Олава, и, пока он жив, присвоить земли Норвегии без больших потерь с обеих сторон было невозможно. По крайней мере, так говорили, утверждал Эйстейн.
Мы прошли на нашей маленькой шнеке мимо кораблей, вошли в бухту севернее полуострова и из-за льда были вынуждены встать. Мы вытащили ее на снег и дальше пошли пешком. О том путешествии я мало что могу рассказать. Меня терзала лишь одна мысль – как я смогу уговорить Бьёрна поехать на хутор к Свартуру и остаться там. Мы могли бы построить свой собственный дом, а Свартур, возможно, поделился бы с нами землей, если бы мы остались жить поблизости. Я был так занят своими мыслями, что не замечал даже, куда мы шли, пока не оказались перед крепостью. Эйстейн толкнул меня локтем и проворчал, что мне пора взять себя в руки и собраться, потому что мы уже подошли к месту, где живет Вилобородый.
Я часто рассказывал моим сыновьям о Свейне, я повторял им, что
