Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма - Коллектив авторов -- История
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступление, которое ожидалось и о котором мне писал поручик Лебедев, получило впоследствии название Заднепровской операции. Это была последняя попытка белых повернуть военное счастье в свою сторону и предотвратить надвигающуюся катастрофу. Одной из задач этой операции было зайти в тыл получившей в то время известность Каховки, о которой потом еще долгие годы распевали в Красной армии:
Каховка, Каховка, Родная винтовка и т. д.Эта Каховка находится на берегу Днепра, недалеко от Перекопа, то есть в глубоком тылу ушедшей тогда вперед Белой армии. Она была единственным опорным пунктом большевиков на левой стороне Днепра в этом месте. Здесь у них была возможность ударить по тылам добровольцев и отрезать их от Крыма. Это было самое уязвимое место белого фронта. Взять Каховку белым нужно было во что бы то ни стало: это был вопрос жизни и смерти — быть или не быть. Большевики, понимая огромное стратегическое значение Каховки, стянули туда свои лучшие части и огромное по тем временам количество артиллерии. Все попытки белых взять Каховку в лоб кончались неудачей, при этом каждый раз белые несли страшные потери.
И вот во время этой Заднепровской операции наши войска должны были обойти Каховку и взять ее с тыла. В этом должен был принимать участие и наш полк. Как я потом слышал, вначале наступление развивалось удачно: шли вперед и брали пленных. Но вскоре натолкнулись на большие свежие силы красных. Перевес был во всем на стороне большевиков. Белые войска не выдержали и дрогнули. Ко всем несчастьям прибавилось еще одно: случайным снарядом был убит известный генерал Бабиев, командующий за Днепром Кубанской конной группой. Со смертью любимого командира у кубанцев пропала вера в собственные силы. Когда наступил момент решающей атаки, в атаку они не пошли.
Началось беспорядочное отступление обратно через Днепр. Вместе с другими отступал и наш полк. Бывшие красноармейцы, которых в нашем полку после Кубанского десанта было много и которые хорошо дрались, пока белые наступали, при отступлении начали сдаваться и переходить обратно на сторону красных. Командир учебного батальона подполковник Абрамов, когда его батальон, состоявший главным образом из бывших красноармейцев, поддавшись общей панике, побежал, а частью начал переходить на сторону красных, не перенес этого и застрелился. Командир полка полковник Бузун чуть не попал в плен, когда под ним была ранена лошадь. Полковой обоз полностью со всеми нестроевыми командами, с лазаретом и ранеными был отрезан красной конницей и попал в плен. Из них никто не вырвался, и об их судьбе ничего не известно.
Спаслись только небольшие группы и одиночки. От полка осталось не больше роты. Так незаслуженно бесславно и трагично окончил свое существование прежде славный Первый Партизанский генерала Алексеева пехотный полк. Мне не было суждено быть свидетелем всех его славных дел в Первых Кубанских походах, под Ставрополем, в Донецком бассейне, во время наступления летом 1919 года. Я попал в полк, когда наступила пора поражений, когда Белой армии пришлось отступать. Поэтому я надеюсь, что, может быть, еще найдутся свидетели всего того, что я не видел, и напишут об этих более счастливых днях нашего полка. О происходящем на фронте я, находясь в Феодосии, ничего не знал. Узнал об истории гибели полка много позднее — уже в эмиграции. Мои мечты и попытки вернуться в полк так ничем и не кончились. Да и полка больше не было. Потом в Галлиполи был снова сформирован Алексеевский полк; старые алексеевцы вошли в него отдельной ротой.
Тем временем жизнь нашей кадетской роты постепенно стала входить в нормальную колею. Нас разбили по классам. Я попал в третий класс. Помещение, где была размещена наша кадетская рота, для всех приехавших оказалось недостаточным. Чтобы как-то разгрузить и создать более сносные жилищные условия, старшие классы были переведены в Ялту, где были влиты в Сводный Полтавско-Владикавказский кадетский корпус. В Феодосии же остались младшие, начиная с четвертого класса и ниже. Из Свод но-Кадетской роты мы были переименованы в Феодосийский кадетский интернат. Начальником его был назначен полковник Шаховской{287}, бывший ротный командир Сумского кадетского корпуса. Воспитателем нашего II 1-го класса стал полковник Доннер{288}, тип педагога и человека теперь не так часто встречающийся. У него было что-то от тех идеалистов «Карлов Ивановичей», которых любили описывать наши писатели прошлого века. Добрый, старавшийся с лаской подойти к каждому из нас, как-то неиспорченный жизнью. Ему трудно было справиться с той буйной вольницей, которую он получил в свои руки. Но никогда мы не слышали от него грубого слова, и никто из нас не мог пожаловаться на несправедливость. Мы тогда этого не ценили и часто над ним подсмеивались. Но, оглядываясь теперь, через пятьдесят лет, назад, я думаю, что каждый из нас, из тех бездомных, очутившихся под его крылом, вспомнит его теплым и благодарным словом. Еще от того времени остались в памяти: полковник Никрошевич{289}, уже старый, часто ворчливый, но по-своему любящий кадет; капитан Шестаков{290}, у которого была маленькая дочка, ходившая тогда в коротеньком платьице, потом, уже за границей, превратившаяся в барышню и ставшая предметом наших ухаживаний.
Начались занятия. Своего помещения у нас для этого не было. Пришлось ходить во вторую смену в тамошнюю гимназию. Преподаватели подобрались неплохие. Такие, как Писаревский{291} (учитель математики и физики), Сафронов (русского языка), Казанский{292} (историк), в нормальных условиях могли бы быть украшением каждого хорошего среднеучебного заведения. Но, несмотря на это, дело как-то не ладилось. Учебников не было, все приходилось записывать. Классы не отапливались, и в них было холодно. Но главное, не было учебного настроения ни у нас, ни у преподавателей. Сидели как на тычке, не зная, что с нами будет завтра. Больше интересовались военными сводками, чем заданными на завтра уроками. В свободное время ходили в
