Православие. Тома I и II - Иларион Алфеев

    …Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть. Угаси ю, Иже от нея держимый. Плени ада, сошедый во ад. Огорчи его, вкусивша плоти Его. И сие предприемый Исаия возопи: ад, глаголет, огорчися, срет Тя доле. Огорчися, ибо упразднися. Огорчися, ибо поруган бысть. Огорчися, ибо умертвися. Огорчися, ибо низложися. Огорчися, ибо связася. Прият тело, и Богу приразися. Прият землю, и срете Небо. Прият еже видяше, и впаде во еже не видяше. Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа? Воскресе Христос, и ты низверглся еси. Воскресе Христос, и падоша демони. Воскресе Христос, и радуются Ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе…

    …Никто пусть не боится смерти, ибо освободила нас смерть Спасителя. Угасил ее Держимый ею. Пленил ад Сошедший во ад. Огорчил его, вкусившего Его плоти. И, предвидя это, Исайя возопил: «ад, — говорит, — огорчился, встретив Тебя долу» (ср.: Ис 14:9); огорчился, ибо упразднился; огорчился, ибо был осмеян; огорчился, ибо был умерщвлен; огорчился, ибо был низложен; огорчился, ибо был связан. Принял тело — и коснулся Бога; принял землю — и встретил небо; принял, что видел, — и попался в том, чего не видел. Смерть! где твое жало! Ад! Где твоя победа? (Ос 13:14) Воскрес Христос — и ты низвержен! Воскрес Христос — и пали демоны! Воскрес Христос — и радуются Ангелы! Воскрес Христос — и жизнь царствует! Воскрес Христос — и ни одного мертвого во гробе!…

   Иоанн Златоуст. Слово огласительное во святую Пасху. PC 59, 721—724.

   В цитированном фрагменте из «Слова огласительного» содержится аллюзия на теорию «Божественного обмана», сформулированную Григорием Нисским: ад обманулся, приняв Христа за простого человека, но «проглотив» Самого Бога. Кроме того, в «Слове» выражена мысль об окончательном низвержении ада и падении демонов, а также о том, что после воскресения Христова во гробе не осталось ни одного мертвеца: эта мысль присутствует уже в «Евангелии Никодима». Однако синаксарий (поучение), предназначенный для чтения на пасхальной утрени после 6–й песни пасхального канона Иоанна Дамаскина, дает следующее разъяснение относительно того, кто последовал за воскресшим Христом:

    Ныне из адовых сокровищ человеческое естество все исхитив, на небеса возведе, и к древнему достоянию приведе нетления. Обаче сошед во ад не всех воскреси, но елицы веровати Ему изволиша: души же яже от века святых нуждею держимыя от ада свободи, и всем даде на небеса взыти…

    Ныне, похитив из хранилищ ада все человеческое естество, (Христос) возвел его на небеса и привел к первоначальному состоянию нетления. Однако, сойдя, воскресил не всех, но тех, кто пожелал поверить Ему. Души же святых, от века силою удерживаемые адом, Он освободил и всем дал взойти на небеса.

   Пасхальная утреня. Синаксарий.

   Автор синаксария повторяет мысль, с которой мы уже встречались при рассмотрении темы сошествия во ад: Христос сошел во ад, чтобы искупить всех людей («все человеческое естество»), но воскрешены Им были те, кто «пожелал поверить Ему». Христос никого не принудил остаться в аду, но никого и не спас насильно: решающую роль в судьбе каждого из находившихся в аду играла его собственная свободная воля, его желание или нежелание последовать за Христом по пути к спасению и обожению.8. Спасение как обожение

   На протяжении нашей книги мы уже неоднократно касались тематики и терминологии обожения. В завершение раздела, посвященного православной христологии, представляется необходимым рассмотреть эту тему более подробно, поскольку именно учение об обожении составляет главную особенность православной христологии и сотериологии.

   Термин «обожение» не встречается в Священном Писании и мало знаком современному человеку. Гораздо понятнее и гораздо шире используется традиционный христианский термин «спасение». Данный термин указывает на спасение от чего–то: от греха, от власти диавола, от смерти и ада. «Спасение» является антонимом «гибели». Однако в восточнохристианской традиции спасение воспринималось не только как исправление последствий грехопадения, как освобождение от власти диавола, но прежде всего как осуществление той цели, к достижению которой человек призван как сотворенный по образу и подобию Божию. Для описания этой цели и средств к ее достижению восточные отцы использовали термин «обожение». В основе же своей учение об обожении — не что иное, как учение о спасении, только выраженное на языке восточнохристианского богословия.

   Тема обожения — центральный пункт богословия, аскетики и мистики православного Востока на протяжении почти двух тысячелетий вплоть до настоящего времени. Как говорит священно–мученик Иларион (Троицкий), «Церковь и теперь живет тем же идеалом обожения, которым жила она в древности, за который подвизались до крови ее выдающиеся богословы и учители».

   Тема обожения уходит корнями в новозаветное учение о том, что люди призваны стать причастниками Божеского естества (2 Пет 1:4). В основу учения греческих отцов об обожении легли также слова Христа, в которых Он называл людей «богами» (см.: Ин 10:34; Пс 81:6); слова Иоанна Богослова об усыновлении людей Богом (см.: Ин 1:12) и о подобии Божием в человеке (см.: 1 Ин 3:2), многочисленные тексты апостола Павла, в которых развивается библейское учение об образе И подобии Божием В человеке (ср.: Рим 8:29; 1 Кор 5:49; 2 Кор 3:18; Кол 3:10), учение об усыновлении людей Богом (см.: Гал 3:26; 4,5), учение о человеке как о храме Божием (см.: Кор 3 16). Эсхатологическое видение апостола Павла характеризуется мыслью о прославленном состоянии человечества после воскресения, когда человечество будет преображено и восстановлено под своим Главой — Христом (см.: Рим 8:18–23; Еф 1:10) и когда Бог будет всё во всём (1 Кор 15:28).

   Эти новозаветные идеи получили развитие уже у богословов II века. Игнатий Антиохийский называет христиан «богоносцами» и говорит об их единении с Богом, причастности Ему. У Иринея Лионского мы находим формулы, подчеркивающие взаимосвязь между уподоблением Бога человеку в воплощении и уподоблением человека Богу. Следующие выражения Иринея легли в основу учения об обожении:

    (Слово Божие) сделалось тем, что мы есть, дабы нас сделать тем, что есть Он.

    Для того Слово Божие сделалось человеком и Сын Божий — Сыном Человеческим, чтобы (человек), соединившись с Сыном Божиим и получив усыновление, сделался сыном Божиим.

   Утверждение о том, что человек становится богом через воплощение Бога Слова, является краеугольным камнем учения об обожении последующих отцов Церкви. Терминологически это учение было разработано богословами александрийской традиции — Климентом, Оригеном и Афанасием Великим.

   У Климента впервые встречается глагол Θεοποιεω («сделать богом», «обожить»): «Слово обоживает человека Своим небесным учением». Климент понимает это обожение как нравственное совершенство: в своем совершенном состоянии человек становится «боговидным и богоподобным». По учению Климента, мы должны «уже здесь на земле быть озабоченными жизнью небесной, в которой некогда будем обожены». Климент рассматривает обожение в эсхатологической перспективе: «Тех, кто по своей близости к Богу был чист сердцем, ожидает восстановление (в сыновнем достоинстве) через созерцание Невидимого. Будут и они наречены богами и сопрестольниками тех, кого Спаситель причислил к богам прежде».

   Учение об обожении вполне утвердилось в святоотеческом богословии во время антиарианской полемики IV века. Классическая формула, выражающая обожение человека, содержится у Афанасия: «(Слово) вочеловечилось, чтобы мы обожились». В другом месте Афанасий говорит о Христе: «Ибо сделался Он человеком, чтобы в Себе нас обожить». Для Афанасия, как и для всех отцов периода Вселенских Соборов, единственное основание обожения человека — это воплощение Слова Божия. Афанасий подчеркивает онтологическую разницу между, с одной стороны, нашим усыновлением Богу и обожением и, с другой, сыновством и Божеством Христа: в окончательном обожении «мы делаемся сынами не подобно Ему, не по естеству и не в прямом смысле, но по благодати Призвавшего».

   Идея обожения присутствует в творениях Великих Каппадокийцев. Григорий Богослов вкладывает в уста Василия Великого следующие знаменательные слова: «Не могу поклоняться твари, будучи сам Божия тварь и имея повеление быть богом». По свидетельству Григория, эти слова были сказаны Василием префекту Кесарии Каппадокийской, который требовал от него подчиниться императору и принять арианское учение о Троице.