Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря - Серафим (Чичагов)

Кандидат Потапий Максимов писал Саровскому игумену Серафиму следующее. «В 1868 году в день праздника Святыя

Троицы с моими детьми отправился я в храм Божий для слушания литургии, а жена моя Мария, исповедующая римско-католическую веру, пошла для той же цели в костел. По окончании обедни, возвратившись домой, я узнал, что жена моя еще не возвращалась. Под влиянием неприятного чувства я ожидал возвращения ее и, по приходе, начал делать ей упреки за долгое отсутствие. Получив в ответ, что причиной ее отсутствия было желание слушать до конца богослужение, я кощунственно отозвался об ее набожности. В это время дочь наша Дарья, видя горесть матери и мое возбужденное состояние, подошла ко мне с просьбой не обижать мать. "Ты вон пошла!" — закричал я. Бедная малютка отшатнулась и в тот же день заболела. Полагая, что болезнь дочери есть следствие небольшого испуга, я спустя неделю после ее болезни приглашал в дом врачей более 12 человек для подания пособия больной. Но медицинские пособия не облегчили страданий малютки. Одиннадцать месяцев страдала моя дочь расслаблением организма до такой степени, что не могла даже поднять головы. Глубоко раскаиваясь в моей горячности и приписывая болезнь дочери ниспосланному на меня Богом испытанию, я плакал и молился. Прочитав жизнеописание Саровской пустыни старца Серафима и чудесное его заступничество за истинно-верующих и молящихся, я, по совету моего духовника, отслужил панихиду по преставльшемся старце Божием. Священник, отправлявший служение, затем исповедал и приобщил мою почти умирающую дочь. И на другой дець, 19 марта 1869 года, дочь моя Дарья встала с постели и свободно стала ходить по комнате. На вопрос наш: "Как это случилось?" — Дарья отвечала, что во сне она видела священника, который, подошедши к ее постели, сказал: "Встань, Дашенька, Божия Матерь велела тебе встать"».

Нижегородский мещанин Павел Иванов Байков свидетельствует: «В 1868 году, когда я был приказчиком у купца Сторожева в г. Арзамасе Нижегородской губ., в декабре месяце при занятии в ренсковом погребе, в подвале, в 8 часов вечера со мною открылась болезнь глаз и вместе с сим обуял меня какой-то страх. Болезнь глаз и нападающий на меня страх изо дня в день усиливались и продолжались слишком год, так что за последнее время открылась сильная ломота в глазах, и я почти ни на что не мог смотреть, тем более на свет. Доктора как арзамасские, так и лукояновские, пользовавшие меня немалое время, никакой пользы не могли мне принести. В то время родительница моя, старушка богобоязненная, слыша многое об исцелениях разных недугов молитвами иеромонаха старца Серафима, дала мне наставление, чтобы я просил отца Серафима на молитве об исцелении моей болезни, и вместе с сим посоветовала сходить пешком в Саровскую пустынь отслужить по нем панихиду. Совет родительницы моей я принял с усердием и постоянно на молитве просил отца Серафима об исцелении моей болезни, а также сходил пешком в Саровскую пустынь, где у могилы отца Серафима отслужил панихиду. По приходе из Сарова в село Иванцево, спустя недели две, Богу угодно было, молитвами отца Серафима, со мною сотворить чудо. Брат мой старший, Алексей, в то время снял в аренду господский сад в селе Иванцеве, принадлежащий графине Протасовой. В июне месяце 1870 года, в самый полдень, брат мне предложил сходить с ним в сад, который от нашего жительства отстоял саженях во ста или полутораста. Пришли мы с ним в сад, около шалаша посидели несколько времени, затем брат говорит мне, что время обедать, я ему говорю: "Иди, я сам как-нибудь через несколько минут приду". Не успел брат отойти от меня несколько сажен, как меня сильно и моментально склонило ко сну, тогда как в то время я никакой привычки не имел днем спать. В это самое время, в течение каких-нибудь пяти минут, вижу я во сне, что нахожусь в Сарове около могилы отца Серафима, на коленях молюсь Богу и прошу об исцелении моей болезни; в этот момент из глаз моих вылетают громадные огненные искры. Не могу припомнить — спал ли я, или был в каком-то забвении, только, когда пришел в память, со мною было сильное трясение, и тут же никакой боли в глазах я более не почувствовал».

В заключение приведем исцеление г-на Засухина, о котором было напечатано в октябрьской книжке Приложения к журналу «Гражданин» 1884 г. Автор статьи пишет так:

«Желаю описать один замечательный случай, бывший с одним моим духовным сыном, муромским купцом Иваном Ивановым Засухиным, в 1882 и 1883 годах.

Вышепоименованный муромский купец Иван Иванов Засухин, 1882 г., марта 21 дня, приехал в Муром, в свой дом из станицы Урсанина, земли войска Донского, очень больным. По его словам, он заболел там брюшным тифом 3 марта. Местный доктор станицы Урсанина, лечивший его там, несколько ослабивши болезнь, посоветовал ему ехать на родину, что он и сделал. Дорога утомила его очень сильно, и он прибыл в Муром очень слабым. Позван был доктор, некто вольнопрактикующий Ив. С. Стабровский. Г-н Стабровский принял болезнь тоже за брюшной тиф и против него стал лечить; болезнь ослабела и, по замечанию г. Засухина, температура жара 40 1/10 ослабела до 37 ½; прошло немного дней — больной стал поправляться. При болезни у него образовалась опухоль за ушами, а потом в правом паху; г. Стабровский нашел нужным опухоль в паху прорезать, чтобы дать исход скопившейся там материи. Но прорез вышел неудачен, материя не шла, а опухоль стала развиваться более и более. Впрочем, несмотря на подобное неблагоприятное условие, вообще здоровье больного стало заметно поправляться. Явился аппетит, и больной без особенных усилий мог в постели сидеть. Г-н Стабровский, не находя ничего серьезного, по своим надобностям отправился в Москву, не считая даже нужным передать больного кому-либо из муромских врачей. Но, к прискорбию больного, вскоре по отъезде Стабровского болезнь усилилась, и больной принужден был обратиться к другому врачу. Был приглашен военный врач г. Карпов. Карпов признал болезнь за поражение кишок и стал лечить против этой болезни, а на прорез опухоли внимания не обратил.

Болезнь не унималась, и больной вызвал из Москвы опять г-на Стабровского; больной, чувствуя невыносимую боль в паху, просил доктора обратить на это внимание.

При внимательном осмотре доктора оказалось: опухоль в паху усиливалась, а прорез уже закрывался, расширить прорез г-н Стабровский не находил удобным, по слабости больного, потому что от изнурительной болезни силы больного очень ослабели. Больной, видя, что болезнь не поддается усилиям г-на Стабровского, просил его для совета пригласить другого врача, но г-н Стабровский не согласился на подобный совет и оставил больного, своего пациента. Был приглашен муромский земский врач г-н Розов. По словам г-на Розова, больной был в таком состоянии: значительная опухлость, крайне болезненная, правой тазовой области, распространенная и на правое бедро, так что движение в правом тазобедренном суставе было совершенно невозможно. В правом паховом сгибе находилось отверстие свищевого хода, идущего к правой тазовой области; из отверстия этого постоянно выделялось значительное количество гноя. Больной был крайне истощен и настолько слаб, что не мог приподняться в постели. Однако после разного рода мероприятий и употребленных доктором средств к октябрю месяцу состояние больного улучшилось до такой степени, что он мог даже несколько ходить с помощью костыля; припухлость таза и бедра и болезненность в них значительно уменьшились. Силы больного окрепли, но свищевое отверстие не закрывалось, и, кроме того, на бедре появился новый нарыв, после которого остался опять свищевой ход. Ввиду такового состояния больного г-н Розов предложил больному отправиться в Петербург, рассчитывая, что, может быть, там найдут возможным помочь ему оперативным путем. Больной так и сделал и вместе с г-ном Розовым отправился в Петербург. Консилиум петербургских профессоров Богдановского и Мултановского нашел операцию невозможной, и только было сделано расширение свищевых ходов и вставлен был дренаж. По словам больного, он желал остаться в Санкт-Петербурге для окончательного излечения, но доктора посоветовали ехать домой, и так как он был очень слаб, то посоветовали ехать (домой) непременно с доктором (3 ноября). По возвращении в Муром в болезни Засухина появилось новое осложнение: по словам г-на Розова, развилось воспаление легочной плевры, к которому присоединился понос, больной ослабел окончательно. Для совета были приглашены еще другие врачи: гг. Доброхотов и Лутновский. Приглашенные врачи сознали положение больного безнадежным и определили даже день его смерти.

После подобного определения гг. врачей больной стал уже готовиться к переходу в вечность. Тут был приглашен я, как уже врач духовный. Больного я нашел очень слабым, но в памяти. Как истинный христианин, он сердечно исповедовался и удостоился святого причащения. Прошло немного дней, опять зовут меня к больному. Прихожу и вижу, что больной хотя и в сознании, но силы его ослабели окончательно. И вот его первые слова ко мне: "Батюшка, мне доктора сказали, что болезнь моя безнадежна, а потому, пока я в памяти, прочитайте мне отходные молитвы". С истинным сокрушением сердца, что так рано кончается жизнь еще молодого человека, оставляющего после себя жену и пятерых малюток, я приступил к чтению отходных молитв, — больной ослабел. Жизнь осталась только в глазах, но и они, по сознанию больного, стали плохо видеть. Кончивши молитвы и благословив его, я уже не имел надежды на благополучный исход для больного, ждал час за часом, что скоро опять позовут меня к нему, но уже умершему. Но проходит день, меня не зовут, проходит другой — тоже, а на третий слышу, что больному стало лучше. Поистине удивительный случай! На третий день иду к больному и, к радости своей, вижу разительную перемену в больном. Хотя лежит еще в постели, но покоен, жизнь, так сказать, возвратилась; любопытствую: отчего такая перемена? И узнаю следующее от жены больного. В соседстве с ними живет одна почтенная г-жа М. Ф. Бычкова, как соседи они хорошо знакомы; М. Ф. очень жалела, что так рано умирает хороший сосед. По доброму христианскому чувству кто не поспешит или делом, или словом помочь безнадежному больному? Так сделала и г-жа Бычкова. Как соседке ей было известно все положение больного соседа, и она даже слышала, что доктора его признали безнадежным. Из жалости к умирающему, она, как истинно верующая, осмеливается предложить жене умирающего новое лекарство, но уж не человеческое, а Божеское. Она, как только я вышел, прочитавши отходные молитвы умирающему, принесла жене умирающего воды, взятой из источника отца Серафима, подвижника Саровской пустыни, и просила ее дать умирающему выпить этой воды. По словам жены, она, взявши эту воду, поднесла к больному, чтобы дать ему выпить, но больной уже почти не мог открыть рот, только с чайной ложки она могла влить ему в рот несколько капель, а остальную воду вылила ему на голову. Здесь надо заметить, что больной принимать пищу уже не мог, желудок не работал, и принятое что-либо больным без всякого процесса изливалось вон. Но какое удивительное действие оказала эта вода из источника отца Серафима! Жена умирающего так рассказывает: с того момента, как она влила ему в рот несколько капель и намочила голову, больной совершенно затих, так что она подумала, не умирает ли уж он, и стала внимательно следить. Но больной, кудивлению ее, заснул тихим сном. В таком состоянии прошло несколько часов. Затем больной просыпается и просит пить; она от такой неожиданности совершенно растерялась и не знает, чего бы дать ему, что бы было невредно; ей пришло на мысль дать молока, что она и сделала; но потом вспомнила, что молоко было ему запрещено, поэтому очень опасалась дурных последствий; больной выпил и чувствует, что ему хорошо. Желудок пришел в действие, и прежнего не повторялось. С этих минут (16 ноября) ему стало лучше. На другой день г. Розов слушал его грудь и нашел переворот к лучшему. Больной, как говорит г-н Розов, вновь оправился. Однако бедро оставалось по-прежнему болезненным и припухшим, свищевые ходы не закрывались, движение в тазобедренном суставе было крайне ограничено, хотя больной чувствовал себя довольно хорошо, имел хороший аппетит, и силы вновь восстановились. В таком положении г-н Розов передал больного в марте месяце другому врачу (17 марта). Приглашен был г-н Анерик. Г-н Анерик, рассмотревши болезнь, счел необходимым расширить проходы материи и вставить новые дренажи, что и сделал при тщательном старании; но болезнь не ослабевала, больной не мог спокойно сидеть от боли, а если когда выходил, чтобы подышать воздухом, то этот подвиг был делаем с крайним усилием. Жена, слуги и два костыля были необходимыми ему помощниками. В конце мая г-н Анерик, видя, что болезнь упорна и нисколько не ослабевает от его усилий, стал предлагать больному вызвать из Москвы опытного хирурга и сделать решительную операцию — проникнуть в полость живота, но при этом все-таки надежды на полный и верный исход не подавал. Больной, пролежавши уже целый год под разными операциями гг. врачей без всякой пользы, потерял уже веру в помощь их и, помня, что он теперь жив единственно потому, что перед смертью напоили его водою из источника отца Серафима, возымел желание, несмотря на крайнюю невозможность по случаю болезни, самолично поклониться сему угоднику Божию и стал собираться в Саровскую пустынь. Г-н Анерик удерживал его, представляя все неудобства при таком здоровье дальнего путешествия (130 верст), и говорил, что больной умрет дорогой. Трудность путешествия увеличивалась еще тем, что нужно ехать непременно на лошадях, дорога непокойная, много нужно ехать лесом, а лесная дорога, по причине корней, всегда бывает очень тряска. Но, несмотря на все сие, желание больного было твердо, и он поехал. Жена больного, внимая словам врача, на всякий случай взяла с собою все нужное для погребения. Взяты были также все дети, чтобы не лишить больного, в случае печального исхода, утешения видеть в последние минуты своих детей.