Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник) - Робин Хобб

– Почему ты хочешь остаться в моей комнате? Ты в опасности?

– Я живу в опасности, Фитци-Фитц. Как и ты. Мы все в опасности. Я хотел бы остаться здесь на некоторое время и попытаться найти средство борьбы с этой опасностью или хотя бы способ уменьшить ее. – Он мотнул головой в сторону свитков.

– Верити доверил их мне, – смущенно сказал я.

– Очевидно, потому, что он доверяет твоим суждениям. Может быть, по этой же причине ты доверишь их мне?

Одно дело доверить другу то, что тебе принадлежит. Совсем другое – разрешить ему трогать то, что кто-то другой дал тебе на сохранение. Я понял, что не сомневаюсь в искренности шута.

– Может быть, разумнее будет сперва спросить Верити? – предположил я.

– Чем меньше связь между Верити и мной, тем лучше для нас обоих.

– Ты не любишь Верити? – Я был поражен.

– Я шут короля. Верити – будущий король. Пусть ждет. Когда он станет королем, я буду принадлежать ему. Если до этого времени всех нас не перебьют из-за его мудрых действий.

– Я не желаю слышать ничего порочащего принца Верити, – сказал я ему тихо.

– Нет? Тогда тебе лучше ходить с заткнутыми ушами.

Я подошел к двери и положил руку на замок.

– Мы должны идти, шут. Я уже опоздал. – Я пытался говорить ровно. Насмешка над Верити ранила меня так глубоко, как будто шут нанес мне личное оскорбление.

– Не будь шутом, Фитц. Это моя роль. Подумай. Человек может служить только одному господину. Что бы ни произносили твои губы, твой король – Верити. Я тебя не упрекаю за это. Упрекнешь ли ты меня за то, что мой король – Шрюд?

– Я не упрекаю тебя. Я и не смеюсь над ним в твоем присутствии.

– Ты и не приходишь к нему, как бы я тебя ни уговаривал.

– Я был у его дверей только вчера. Но меня не впустили. Сказали, что он плохо себя чувствует.

– А если бы это произошло у дверей Верити, принял бы ты это так безропотно?

Это заставило меня остановиться и подумать.

– Вряд ли.

– Почему ты так легко отступаешься от него? – Шут говорил тихо, как человек глубоко огорченный. – Почему бы Верити не побеспокоиться о своем отце, вместо того чтобы переманивать на свою сторону людей Шрюда?

– Меня не переманивали. Скорее, это Шрюд не захотел больше видеть меня. Что до Верити, то я не могу говорить за него. Но всем известно, что из своих сыновей Шрюд предпочитает Регала.

– Всем известно? А известно ли всем, куда на самом деле направлены помыслы Регала?

– Кое-кому известно, – ответил я быстро. Это был опасный разговор.

– Подумай об этом. Оба мы служим тому королю, которого любим больше. Но есть и кое-кто, кого мы любим меньше. Не думаю, что нам есть из-за чего спорить, Фитц, пока мы едины в том, кого мы любим меньше. Давай признайся мне, что у тебя почти не было времени, чтобы взглянуть на эти свитки, и я напомню, что время, которого у тебя не было, улетело слишком быстро. Это не та работа, которая может ждать удобного случая.

Я обдумывал свое решение. Внезапно шут подошел ближе. Его взгляд всегда было нелегко выдержать и еще труднее прочитать. Но по тому, как он сжал губы, я догадался о его отчаянии.

– Я поменяюсь с тобой. Я предложу тебе сделку, которой не предложит никто другой. Я обещаю тебе открыть тайну, которой владею, после того как ты разрешишь мне поискать в этих пергаментах другую тайну, которой там может и не быть.

– Какую тайну? – спросил я неохотно.

– Мою тайну. – Он отвернулся и уставился в стену. – Тайну шута. Откуда он пришел и почему. – Он искоса взглянул на меня и больше ничего не сказал.

Любопытство двенадцатилетней выдержки захватило меня:

– Добровольно?

– Нет. Как я уже сказал, я предлагаю это в качестве сделки.

Я задумался. Потом заявил:

– Увидимся позже. Запри дверь, когда будешь уходить.

И я вышел.

По коридору сновала прислуга. Я безнадежно опаздывал. Я ускорил шаг, а потом побежал. Не задержавшись перед лестницей на башню Верити, я взлетел по ступенькам, стукнул один раз и вошел.

Баррич приветствовал меня недовольной гримасой. Мебель в комнате была сдвинута к одной стене, за исключением стоявшего у окна кресла Верити. Принц уже сидел в нем. Он повернул ко мне голову. Глаза его все еще были отстраненными. Он выглядел одурманенным, лицо его было расслабленным, и на это больно было смотреть человеку, понимающему значение такой расслабленности. Голод Силы сжигал его. Я боялся, что от наших уроков этот голод только усилится. Тем не менее ни один из нас не мог сказать «нет». Вчера я научился кое-чему. Это был неприятный урок, но, однажды усвоив, его уже нельзя было забыть. Я знал теперь, что сделаю все возможное, чтобы отогнать красные корабли от наших берегов. Я не был королем. Я никогда не буду королем. Но народ Шести Герцогств принадлежит мне, как и Чейду. Теперь я понимал, почему Верити растрачивал себя так безрассудно.

– Прошу прощения, что опоздал. Меня задержали. Но я готов начать.

– Как ты себя чувствуешь? – Вопрос исходил от Баррича и был задан с искренним любопытством.

Я обернулся и увидел, что он смотрит на меня строго, но с некоторой озадаченностью.

– Ноги не гнутся, господин. Бег вверх по лестнице разогрел меня немного. Кое-что болит со вчерашнего дня. А в остальном я вполне здоров.

Веселое удивление появилось на его лице:

– Никакой дрожи, Фитц Чивэл? Взгляд не мутнеет? Никаких намеков на головокружение?

Я немного подумал:

– Нет.

– Будь ты проклят! – Баррич восхищенно фыркнул. – Похоже, самое лучшее – это просто выбить из тебя всю хворь! Я это припомню, когда тебе в следующий раз понадобится лекарь.

В течение целого часа он пробовал на мне свою новую методу целительства. Лезвия топоров были тупыми, и он замотал их тряпками для первого урока, но это не предохраняло от синяков. Если быть до конца честным, большинство из них я заработал из-за собственной неуклюжести. Баррич в тот день не пытался наносить мне удары, он просто хотел научить меня использовать все оружие, а не только лезвие. Держать в себе Верити было нетрудно, поскольку он находился в той же комнате, где и мы. Он молчаливо присутствовал во мне в тот день, не давая советов, не делая замечаний, а просто глядя на все моими глазами. Баррич сказал мне, что топор – немудреный инструмент, но вполне хорош, если правильно им пользоваться. В конце урока он заметил, что обращался со мной мягко, боясь задеть раны, которые у меня уже были. Потом Верити отпустил нас, и мы оба пошли вниз по лестнице, несколько медленнее, чем я поднимался.

– Завтра приходи вовремя, – сказал Баррич.

Он отправился в конюшню, а я поискать чего-нибудь поесть. Я ел с волчьим аппетитом и поражался источнику моей внезапной жизненной энергии. В отличие от Баррича я не приписывал это своим занятиям с ним. Молли, думал я, одним прикосновением вылечила все, что не могли привести в порядок никакие травы и год отдыха. Предстоящий день внезапно показался мне ужасно длинным, полным непереносимых минут и бесконечных часов до того, как опустится ночь и благословенная темнота позволит нам снова быть вместе.

Я решительно отогнал мысли о Молли и решил заняться работой. Множество разных дел немедленно напомнили о себе. Я забросил Пейшенс. Я обещал помочь Кетриккен с ее садом. Я обещал объяснить кое-что Ночному Волку. Я должен был нанести визит королю Шрюду. И я попытался распределить все эти дела по степени важности. Молли упорно двигалась к началу списка. Я непреклонно отправил ее в конец. Король Шрюд, решил я. Я собрал со стола посуду и отнес ее на кухню. Шум там царил оглушительный. На мгновение это озадачило меня, потом я вспомнил, что сегодня первая ночь праздника Зимы. Старая повариха Сара оторвалась от теста, которое она месила, и поманила меня. Я подошел и встал рядом с ней, как часто делал еще ребенком, восхищаясь тем, как ловко она скатывала аккуратные булочки и выкладывала их на лист. Ее руки были в муке до самых локтей с глубокими ямочками, одна щека тоже была перепачкана мукой. Грохот и суета кухни давали ощущение странного уединения. Повариха говорила тихо, и мне приходилось напрягаться, чтобы услышать ее.

– Я просто хотела, чтобы ты знал. – Она фыркала, взбивая новую порцию теста. – Я-то уж разбираюсь, когда люди болтают ерунду, и так им и говорю, если они пытаются делать это здесь, в моей кухне. Они могут сплетничать как хотят в прачечной и сколько угодно чесать языками за прялкой, но я не позволю, чтобы здесь, в моей кухне, плохо говорили о тебе. – Она посмотрела на меня колючими черными глазами. Сердце мое замерло. Слухи? О Молли и обо мне? – Ты ел у меня за столом и частенько стоял тут рядом, когда был маленький. Я месила тесто, и мы с тобой болтали. Может, я знаю тебя лучше, чем другие. А те, кто говорит, что ты дерешься так свирепо, потому что сам наполовину зверь, просто злобно врут. Я-то знаю, что, когда мужчина в ярости, бывает и похуже. Когда дочку Села Камбалы изнасиловали, он изрубил насильника своим ножом для рыбы – вжик! вжик! – прямо там, на рынке. Точно наживку для своей снасти. А то, что сделал ты, было ничуть не хуже.