Смешная русская история (статьи) - Борис Синюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй указ «О гнили, оказавшейся в кораблях, потому что не вовремя, с соком рублены» говорит о том, что на Руси как бы не знали технологии деревообработки. Это притом, что жили в сплошных лесах. Это может быть потому, что первые уроки цивилизации часть будущих россиян получила от хазар, которые прибыли из Центральной Азии. Там технологии деревообработки не знали по определению. По причинам, лежащим в областях физики воды и цитологии живого дерева, лес можно рубить только глубокой осенью, перед самым выпадением снега. Во всех остальных случаях корабли «загниют». У нас же до сих пор лес рубят круглый год. Вторая причина гнили – сплав леса по рекам, в воде он заражается грибком, и вновь корабли «гниют». Между тем, в тех же самых местах, где Петр строил свои корабли, почти с петровских времен и поныне стоят деревянные церкви. И ничего им не делается, не «гниют». В результате, я думаю, у «гнили кораблей» двойственная причина. С одной стороны спешка, дескать, давай – давай, некогда рассусоливать, как поступали спецслужбы в лесоповальных лагерях, валя лес круглогодично. С другой стороны – действительное незнание технологии, которая опять же досконально соблюдалась при строительстве церквей. Замечу напоследок, чтобы меня не обвинили в незнании современного лесоповала, что сегодня лес можно рубить круглогодично, и сплавлять можно, только технология его последующей сушки и переработки настолько сложна и дорогостояща, что в петровские времена о ней не могло быть и речи.
Мы все привыкли считать, что «русские» печи в домах – действительно русское изобретение. Письмо Петра в Сенат «с вод»: «о печном мастере Шенпорте» опровергает наше самомнение. В действительности чисто русская печь – это нечто вроде английского камина, прямоточного типа: костер в избе с дыркой в потолке. Так и поныне топятся наши бани «по черному», а при Петре отапливались все дома. И пока топится печь, в доме – тепло, потухла – температура как на улице. И если вы не забыли, то до «парового» отопления существовали так называемые голландские печи – голландки, у которых не было плиты, и служили они для чистого отопления, а не для варки пищи и отопления. Основной их задачей было сохранение тепла не от самого пламени, а от нагретого, горячим дымом большого объема кирпича. Для этого в этом объеме закладывались так называемые по–русски колена (дымоходы), по которым горячий дым проходил, постепенно отдавая кирпичам тепло. Эта «голландка» отдавала тепло раз в пять дольше, чем ее топили. Вот, Шенпорт и должен был научить русских класть такие печи. Постепенно, уже русские умельцы, к «голландке» пристроили сперва глубокий «камин» с обширным подом, потом и плиту. И получилась «русская» печь, которой мы очень гордимся. Но, не для этого я устроил вам этот «ликбез». Тут выводы можно сделать более солидные.
Дело в том, что для постройки «голландки» требуется кирпич, на обжиг которого голландцы – большие мастера. Из дикого природного камня печь класть, как кладут городские стены и дома, нельзя, камень растрескается и печь обрушится. Ведь именно таким способом древние рудокопы проходили свои подземные горные выработки: нагревали забой костром, а затем быстро охлаждали водой с уксусом. Может быть, поэтому мы не смогли изобрести голландку сами? Из–за отсутствия кирпича.
Теперь давайте вспомним, что Москва всегда называлась «белокаменной» Москвой, даже просто Белокаменной. Хотя уже при Петре там не было ни одного белокаменного дома, белокаменной (известняк) стены. Вся старая Москва, включая Кремль и Покровский собор Ивана Грозного (Василия Блаженного), построена из обожженного красного кирпича. Куда девались белокаменные стены? Историки Москвы на этот простой вопрос дают столь же простой ответ: белокаменные стены просто обложили кирпичом. На вопрос: зачем? – не отвечают, считая его дурацким. Между тем, само обкладывание кирпичом белокаменных стен – дурацкая, бессмысленная затея. Вы же сами видите, что эту кирпичную кладку кремлевской стены беспрерывно ремонтируют, ходя вокруг Кремля как заведенные. А вот каменный Колизей, например, или наши собственные цокольные этажи старорусских домов из дикого камня никакого ремонта не требуют. Да, и сам Петр написал указ «О строении на каменном фундаменте», наверное, имея в виду, как камень, так и кирпич.
Выскажу в связи с этим две гипотезы. Первая состоит в том, что Москва тех времен – это просто один дом или монастырь из известняка, который не сохранился, растащенный на фундаменты новых деревянных строений. Недаром Москва беспрерывно горела. Но, такая маленькая Москва – это просто торговая фактория, какие сооружали по берегам Волги «персидские» (хазарские) купцы. Посмотрите на картинки из Нестора, на которых нарисован торг мехами и русскими девицами. У них просто не было желания заводить у нас для каждой фактории кирпичный завод. Не везти же кирпичи из Средней Азии. Естественно, эта фактория называлась Белый камень, по аналогии с Белой могилой (Акмола) в Казахстане, так как в этой стране могилы всегда поддерживаются и выглядят лучше, чем жилые дома. Я, например, всегда принимал из окна вагона кладбища за жилые поселки, а сами поселки – за кладбища. Поэтому Москва беспрерывно и горела, что она всегда была полностью деревянной до самих тех пор как перестала гореть. А это было уже чуть ли не в наши дни. Во всяком случае уже после Петра.
Вторая гипотеза состоит в том, что те силы и религия, которые пришли к нам по Волге из Хазарии, никогда не стремились к украшению нашей земли, а только к ее потреблению и разорению. И там, где они были, возникали только лишь торговые «ряды» и монастыри, как правило, из дикого камня. А вот то, что приходило к нам с Запада, было сразу кирпичным, и поэтому можно проследить по сохранившимся руинам, как глубину проникновения, так и колебания линии противостояния православия и католицизма. Конечно, надо иметь в виду подавление восточной технологии западной, которую мы уже сами начали преимущественно применять, даже в Казани. Надо смотреть очень старинные сооружения, заведомо старинные, а не поддельные. Жалко, что наши власти, уже советские, предусмотрительно затопили все эти места своими бессмысленными водохранилищами и бесполезными гидроэлектростанциями. (Подробности в статье «Ирригация и мелиорация на службе… истории»).
Вот куда меня привело призвание голландского печника на Русь. Но речь–то у меня все–таки о научно–техническом прогрессе.
В 1713 г. в Архангельске «учреждены с голландцами купеческие конторы, из коих Петр получал на монетный двор медь и т.д.». Это весьма важная историческая деталь, если ее сравнить со следующим: «В Амстердаме Петр получил карту северо–восточной Татарии». Добавлю сюда еще один факт: «Шведские пленники поднесли Петру карты России и северной Европы и Азии». Эти три факта разбросаны в Текстах как золотые песчинки в обычном песке, а вот вместе они блестят веселее, как брусок афинированного золота в банке.
Во–первых, карту он получил в Голландии, еще будучи корабельным плотником Михайловым. Значит, Северным Уралом фактически владели голландцы, которые не только карту сняли, но и добывали там медь. Ибо в самой Голландии я что–то не припомню медных рудников, чтоб меди хватало и на экспорт. Поэтому безразличное «учреждены с голландцами конторы» не что иное как концессия, если Северный Урал мы как–то контролировали. Но я все–таки думаю, что голландцам вообще никто не мешал, кроме как в самом порту Архангельске, где они и нам «отстегивали» кое–что, и совсем не за Урал, а за использование самого порта Архангельск.
Во–вторых, «поднесение шведскими пленниками карт» фактически значительного куска Евразии, на котором мы жили и как бы им владели, показывает, насколько мы отстали в научно–техническом прогрессе. Затем я отправляю вас к своей книге, там есть раздельчик, посвященный исследованию наших «земель» исключительно иностранцами.
Этот же факт отсталости вопиет из указа «Послать молодых ребят заобычных в Ригу для починки старых ружей и учению ствольному, замочному и ложному делу, а также – седельному ремеслу». Особенно мне нравится «седельное мастерство», ибо это показывает, что мы не владели фактически ни южным Уралом, ни Средней и Нижней Волгой, ни Доном, не говоря уж о Северном Кавказе, ибо в этих краях столько седельных мастеров, что их не только на Прибалтику, на всю Европу хватило бы. Так что в Ригу за этим посылать – глупость. А если действительная нужда, то – не владели. О том же самом вопиет факт указа «О покупке жеребцов в Пруссии и Силезии». Все едут на восток за арабскими жеребцами, а он – на запад. Да, он бы из своего не только Азовского, но и из Каспийского походов столько жеребцов пригнать, что сам бы в Пруссию и Силезию продавал. Но, я забыл, на юг воевать ездило его второе лицо, московское.
Факт 1715 г. «О запрещении во всем государстве каменного строения под страхом конфискации и ссылки, а также о присылке французских мастеров, обещая им льготу на 10 лет и готовые дома» говорит не столько о запрещении «каменного строения» сколько о том, что во всей России забыли напрочь, как строить каменные дома. И, по–моему, не знали. Все каменное строение за исключением того, что осталось от хазар, разучившихся ныне от жиру строить, построено уже после Петра.