Собрание сочинений в 9 тт. Том 9 - Уильям Фолкнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Добрый день, Юрист, я вас не задержу. Мне нужен небольшой совет — долларов этак на пять. — Не дотрагиваясь до денег, Стивенс перевел глаза на их владельца: он знал, что тот никогда в жизни не выложил бы пять долларов за то, что нельзя было бы потом продать, по крайней мере, центов на двадцать пять дороже. — Я насчет своей свиньи — ну, той, в которую так любит стрелять дробью этот старый джентльмен — мистер Медоуфилл.
— Слыхал, — сказал дядя Чарльза. — Так что же вы хотите узнать за свои пять долларов? — Дядя потом рассказывал Чарльзу: Сноупс стоял у стола не то чтобы скрытный, а просто сдержанный. — Зачем же вам объяснять то, что вы сами давно знаете: если вы подадите на него жалобу за то, что он ранил вашу свинью, он выставит против вас закон, запрещающий пускать скотину бегать по городу. Может, хотите, чтобы я вам сказал то, что вы уже год назад знали, когда он первый раз выстрелил? Либо почините загородку, либо избавьтесь от свиньи.
— Свинью откормить дорого стоит, — сказал Сноупс. — А насчет того, чтобы ее продать, так этот старый джентльмен столько дроби в нее всадил, что теперь ее, пожалуй, никто не купит.
— Ну, съешьте ее сами, — сказал Стивенс.
— Целую свинью — одному человеку? Уж я не говорю, сколько в ней дроби набралось за два года.
— Ну, подарите ее кому-нибудь! — сказал Стивенс и тут же пожалел, хотя и с опозданием, об этих словах.
— Значит, вот какой вы мне даете юридический совет, — сказал Сноупс. — Подарить свинью. Премного вам благодарен. — И он пошел к двери.
— Постойте! — сказал Стивенс. — Погодите! — И подал ему деньги.
— Я к вам пришел за юридическим советом, — сказал Сноупс. — Вы мне посоветовали подарить свинью. За это я вам должен заплатить. Ежели гонорар слишком маленький, так и скажите. — И он ушел.
Мозг у Стивенса работал быстро, но он не подумал: «Почему он выбрал именно меня?» — потому что это было понятно: Стивенс когда-то составлял на имя Эсси Медоуфилл дарственную на тот участок, из-за которого шли споры: кроме того, он был единственным человеком во всем Джефферсоне, кроме родных Медоуфилла, с которым старик в последние двадцать лет поддерживал сколько-нибудь человеческие отношения. Он даже не подумал: «Почему Сноупс не сообщил никому другому, юристу или не юристу, что он собирается подарить свинью?» — Он даже не подумал: «Почему он спровоцировал меня на эти слова, так что вышло, будто я ему дал за деньги юридический совет?» А подумал Стивенс вот что: «Каким образом, подарив эту свинью, Сноупс заставит старика Медоуфилла продать свой участок?»
Дядя Гэвин всегда говорил Чарльзу, что он заинтересован не в истине и даже не в справедливости, — главное для него узнать, понять: надо ли ему дальше вмешиваться в это дело или не надо, и что все средства для достижения этой цели вполне оправданны, если только не оставлять враждебных свидетелей или вещественных доказательств. Чарльз ему не верил: иногда он добивался ответа на свой вопрос слишком трудным путем, иногда слишком кропотливым. И есть вещи, которых не станешь делать только ради того, чтобы найти ответ. Но дядя Гэвин говорил, что Чарльз ошибается: любопытство — это такая возлюбленная, ради которой ее рабы пойдут на любую жертву.
Но в данном случае беда была в том, что дядя Гэвин сам не знал, чего он ищет. У него было два метода — наблюдение и расспросы — и три ориентира — Сноупс, свинья и старик Медоуфилл, для того чтобы раскрыть дело, в котором он, может быть, и сам не сразу разберется. Расспрашивать он никого не мог, так как единственный человек, вероятно, знавший ответ, — Сноупс, — уже сказал ему все, что считал нужным. Постоянно наблюдать за свиньей он тоже не мог, потому что она, как и Сноупс, была способна к передвижению. Так что единственным неподвижным ориентиром был старик Медоуфилл. Словом, на следующее утро дядя Гэвин поднял Чарльза затемно, и еще до рассвета они устроили засаду в машине дяди Гэвина, откуда можно было видеть дом Медоуфилла, его сад и тропку, ведущую в дом Сноупса, а в дальнем углу треугольника — новый домик, который почти достроил Маккинли. Так они просидели два часа. Они видели, как Маккинли верхом на муле уехал к себе на хлопковое поле. Потом и Сноупс вышел в переулок из своего дома и направился в город, к центру. Наконец подошло время идти на службу и Эсси Медоуфилл. Остался один старик Медоуфилл, засевший у окошка. А свиньи нигде видно не было.
— Так вот чего мы ждем, — сказал Чарльз.
— Верно, — сказал его дядя.
— Я хочу сказать — ждем, чтобы он отвлекся и перестал на нас пялить глаза, — он уже часа два, наверно, следит за нами, — тогда мы хоть успеем уехать.
— Думаешь, мне хочется тут сидеть, — сказал дядя Гэвин. — Но приходится, иначе надо будет отдать те пять долларов.
На следующее утро все повторилось. Но теперь было поздно бросать это дело: не говоря о том, что Сноупс дал те пять долларов, они оба уже потратили слишком много времени — два дня подряд вставали до зари, даже не выпив чашки кофе, и битых два часа сидели в запрятанной машине и ждали чего-то, чего они, может быть, сразу и не поймут, даже если увидят. Настало третье утро: Маккинли на своем муле выехал, как по расписанию, так точно и аккуратно, что Чарльз и его дядя даже не сразу заметили, что Сноупс еще не появлялся, а Эсси Медоуфилл уже вышла из дому и отправилась на службу. Для Чарльза это было неожиданно, он даже вздрогнул, как вздрагиваешь, просыпаясь, когда не заметил, что уснул: вдруг оба увидели свинью, и дядя Гэвин сразу выскочил из машины и побежал. Да. Это была свинья, и делала она именно то, чего от нее ждали: упрямой, мелкой поросячьей рысцой трусила прямо к садику Медоуфилла. Только показалась она вовсе не оттуда, откуда должна была бы показаться. Правда, бежала-то она именно туда, куда они и ожидали, но не оттуда, откуда она должна была бежать. Бежала она не от дома Сноупса, а от дома Маккинли Смита. А дядя Гэвин уже летел, возможно, как говорил Рэтлиф, по врожденному инстинкту или чутью именно туда, где что-то должно было случиться, даже если он не всегда прибегал вовремя, он летел — и Чарльз, конечно, за ним — через улицу, через дворик, прямо в
