Из Тьмы (Арка 5) - Добродел

Мне, честно говоря, до сих пор немного стыдно за свои холодноватые чувства к родительнице. За выдерживаемую дистанцию. То есть я отношусь к ней хорошо, но на фоне ответного потока материнского тепла, пусть и с примесью толики опаски, из-за которой она сдерживала его демонстрацию, а также хорошей порции вины... эх. Да. На контрасте я выгляжу, прямо скажем, блёкло. Чего уж — в отличие от старшей сестры, я до сих пор во многом воспринимаю новообретённых родных, как потенциальную точку давления, которую нужно прикрыть (или использовать для непрямого влияния на Акаме), но чтобы беззаветно любить и поставить на кон свои планы… нет.

Имеющейся привязанности для этого недостаточно.

— Отец более конфликтный и потому может наговорить… всякого, — продолжила я после краткого мига, потраченного на размышления. — Хотя на самом деле не думает про совсем уж… просто… характер такой колючий. И другим уже не станет: возраст, сама понимаешь. Ну, а приёмыш вообще фанат Революции. Если у кого и возникнут с ним проблемы, то это у «кровавой псины режима» в моём лице. В тебя он вообще, кажется, влюбился.

— Спасибо, — благодарно кивнула сестра на мой ответ и поддержку. — И не нужно плохо думать про Джина.

— Ревновать, ты хотела сказать? Я и не собиралась. Всё равно ему не на что надеяться, — игриво ущипнув Акаме за попу, улыбнулась я.

— Я тоже тебя люблю, Куроме, — ответила моя мнительная красавица, с души которой, судя по эмпатии, свалился тяжёлый камень, отчего на сердце стало на редкость хорошо и светло.

Стоит признать, я до последнего сомневалась, нужно ли знакомить старшую сестру с семьёй, оставленной нами в раннем возрасте и найденной спустя десятилетие. Сомневалась, будет ли такое знакомство нужным и приятным для шестнадцатилетней бывшей имперской убийцы и нынешней революционерки, которая давно позабыла детство и теперь живёт своими революционными интересами.

Теперь уверена: стоило. Особенно из-за этих самых интересов. Пламенным борцам за всё хорошее полезно почаще оглядываться и прикидывать: а как их очередная акция против всего плохого скажется на конкретных, слабых, уязвимых, таких обычных и при этом драгоценных людях?

— Как ты смотришь на романтическую воздушную прогулку над облаками? — игриво спросила я у сестры.

— На твоей птице? — блеснули глаза любившей быстрые полёты Акаме.

— Можно и на ней, — едва заметно пожимаю плечами. — Но я вообще-то хотела предложить отправиться на небесном скате. Ну, неспешный полёт над заснеженными равнинами, столик под открытым небом, неярко горящая керосиновая лампа, горячий глинтвейн, — начала я, подпустив в голос грудных ноток. — Мы с тобой, сидящие в обнимку и созерцающие ночные красоты… Романтика! А потом можно отправиться внутрь вагончика. Там тепло и есть несколько мягких лежаков, которые так легко сдвинуть и превратить в большую кровать. Ну так как? — бросив хитрый взгляд на девушку, поинтересовалась я.

— Я… хотела бы отправиться с тобой на небесном скате, сестра, — мило порозовев, ответила она.

* * *

Под светом ночной луны и не укрытых облаками звёзд, на фоне покрытой снегом поляны стремительно металась пара смазанных теней. И если сами стремительные фигурки смог бы рассмотреть лишь не самый слабый воитель, то редкие вспышки плазмы встречающихся клинков, что для обычного человека сливались в яркую череду, были легко заметны на много километров окрест. Впрочем, редкое зверьё, которое не убежало от грохота, вряд ли сумело бы что-то кому-то рассказать. Оттого и выбрано именно это место для тренировочной схватки кровно связанных убийц.

Младшая и старшая сестра кружились в стремительном и выверенном танце выпадов, взмахов, парирований и уклонений, не обращая внимания на темноту, которая не так уж и мешала усиленным духовной энергией глазам. Имея паритет в скорости, алоглазая убийца обладала преимуществом в виде автоматической победы, что зачтётся ей после любого мало-мальски удачного касания, даже условной царапины на пальце. Зато её темноглазая соперница, к удивлению старшей родственницы, оказалась немного, но сильнее — и чуть искуснее. Кроме того, благодаря сверхразогнанному разуму, эмпатии и ощущению духовной силы, миниатюрная противница хозяйки Мурасаме действовала так, будто предвидела большую часть её движений.

И непонятно, чьё именно преимущество станет решающим.

…Приняв клинок Мурасаме на крестовину, которой некогда была заменена традиционная для катан цуба, я увела его в сторону и попыталась задеть не прикрытую такой же защитой кисть Акаме. Неудачно. Противница успела отдёрнуть руку так, что не получилось её достать ни прямым движением, ни возвратным. Потом уже мне пришлось отступать и защищаться от меча, сначала блеснувшего хищной змеёй в опасной близости от ничем не прикрытых голеней, а после, на восходящем движении, резко попытавшегося ужалить в руку.

И надо сказать, если бы не разгон разума, эмпатия и ощущение духовной силы могли бы и не помочь.

Сестра использовала незнакомый на первый взгляд финт — вроде бы Гозуки когда-то показывал, но это не точно — что в обычной ситуации не представлял опасности и в случае успеха угрожал не слишком глубоким порезом, а то и вовсе царапиной. Но… когда имеешь дело с Мурасаме, «просто» царапин не бывает.

Впрочем, этот обмен ударами всё-таки оказался за мной: удалось закрутить и увести меч Акаме вверх-в-сторону и, воспользовавшись моментом, резануть под коленом левой ноги сестры. Не очень удачно, ибо Акаме не стояла на месте, стараясь извернуться так, чтобы не получить раны и в свою очередь успеть хотя бы оцарапать меня, в реальном бою полностью подрезать связки и лишить противницу подвижности мне бы не удалось. Однако касание оказалось безнаказанным — я успешно разорвала дистанцию — поэтому примерно представляя тяжесть раны, Акаме всё равно оказалась вынуждена сдерживать свои движения, имитируя хромоту. И этого хватило, чтобы удачно выйти на позицию для следующего, более удачного удара и, активировав «рывок», условно отрубить правую ногу, увернувшись от метнувшегося мне вслед Мурасаме.

Продолжать поединок дальше смысла уже не имело.

— Ха-а, ты победила, сестра, — устало выдохнула Акаме, вонзив меч в покрытую снегом мёрзлую землю.

— Ничего, Акаме, — так же тяжело дыша, ответила я. — Тебе нужно ещё немного, хах, постараться — и ты обязательно победишь, — с внутренним ликованием повторяю извечную фразу старшей сестры, разными вариациями которой она частенько заканчивала наши спарринги…

Неизменно мною проигрываемые, угу.

— Да, Куроме. Теперь ты можешь так говорить, — мягко улыбнулась усевшаяся прямо на снег девушка. — Я всегда в тебя верила.

От этой мягкой улыбки и сопутствующих ей эмоций