Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой - Юрий Брайдер

Воспользовавшись тем, что обе стороны временно потеряли к ней интерес, Лилечка побрела куда глаза глядят (бежать она совершенно не могла). Оглядываться назад девушка не смела, а леденящие душу звуки схватки (к омерзительному хрусту костей добавились еще мучительные хрипы, какие может издавать только существо, преодолевающее грань между жизнью и смертью) старалась заглушить губной гармошкой. Тут Лилечку и встретил Зяблик, которого она узнала далеко не сразу. Некоторое время девушка еще сдерживалась и сдала окончательно только тогда, когда различила лица и узнала голоса своих спутников.

Закончив этот сбивчивый и маловразумительный рассказ, Лилечка попросила воды и сделала попытку упасть, которую вовремя предотвратил Лева Цыпф.

— Учись, Верка, — сказал Зяблик. — Вот такой должна быть истинная женщина. Нежной, пугливой и трепетной. А ты куришь, ругаешься, дерешься.

— Можно подумать, что со мной обмороки никогда не случались, — фыркнула Верка. — Да миллион раз! Просто они у меня очень короткие и я упасть не успеваю.

Оставив Лилечку на попечении Цыпфа и Верки, тройка ветеранов отправилась на осмотр места происшествия. По пути Смыков поинтересовался:

— Вы, братец мой, когда ее встретили, ничего поблизости подозрительного не заметили?

…— Если бы заметил, так давно бы уже сказал, — буркнул Зяблик. — Ты что, за лопуха меня держишь?

— И запаха странного не учуяли?

— Не учуял.

— Тогда не понимаю… — Смыков поковырял в ухе. — Но с другой стороны — зачем ей врать?

— Вот и разберемся сейчас… Стоп, приехали. От места встречи Зяблика с Лилечкой они на глаз проложили вдаль два расходящихся под прямым углом радиуса, затем принялись тщательно осматривать образовавшийся сектор. Когда его ширина превысила несколько сотен метров и стало окончательно ясно, что Лилечка сюда не доходила, все трое собрались на совещание.

— Ничего, — сказал Смыков.

— Буш, — развел руками Толгай.

— И у меня пусто, — подтвердил Зяблик. — Камень кругом, — для убедительности он топнул ногой. — Тут конь пройдет, следов не останется.

— Если драка была, что-то обязательно должно остаться, — возразил Смыков.

— Это если мы с тобой подеремся, — уточнил Зяблик. — А если варнак на людей навалится, то от них не останется даже мокрого места. Сволок он их в свою преисподнюю, вот и все дела.

— А где же «адов прах»?

— Ты заметь, ветер какой, — Зяблик сплюнул в сторону. — Развеял все к чертовой матери.

— Скользкая ситуация… Хотя врать ей все же ни к чему, — задумчиво повторил Смыков. — Остаются неясными два вопроса. Кем были те неизвестные люди и почему варнак напал на них? Раньше варнаки ничего подобного себе не позволяли.

— То раньше… Раньше они к людям на сто шагов боялись подойти. А потом осмелели. И началось… Кстати, все с той же Лилечки…

— Думаете, варнак ее охранял?

— Хрен его знает…

— Ну хорошо, а что вы тогда можете сказать о тех людях, которые напали на Лилечку?

— Нет здесь никаких людей… Давно их мухи съели.

— А если это были аггелы?

— Не знаю… Не могли к нам аггелы так близко подобраться.

— Ладно, — Смыков двинулся обратно. — Будем считать, что вопрос пока остается открытым…

К их возвращению Лилечка окончательно пришла в себя, но память ее от этого не прояснилась, а даже наоборот — сейчас она уже не была уверена, существовали ли те люди на самом деле или только померещились ей со страха.

— Знаете, как это бывает, — оправдывалась она. — Проснешься от кошмара, и у тебя перед глазами каждая мелочь стоит. А чуть погодя уже почти ничего и не помнишь, кроме жути.

— Как бы то ни было, но место это засвечено, — сказал Смыков. — Уходить отсюда надо. А пока соблюдайте максимальную осторожность и поодиночке не отлучайтесь.

— С пушкой бы надо окончательно разобраться, — внес предложение Зяблик. — Ведь договаривались: пока решения не примем, дальше не пойдем.

— Значит, так, — Смыков глянул на свои знаменитые часы. — Сейчас шестнадцать часов тридцать минут, второго июля неизвестно какого года. На раздумья нам отводятся сутки. Если завтра к этому времени никто своего решения не изменит, будем бросать жребий.

— Какого июля? — у Лилечки от удивления округлились глаза.

— Второго, — недоуменно покосился на нее Смыков. — А что такое?

— У меня завтра день рождения, — огорошила всех Лилечка. — Я третьего июля родилась.

— А откуда вы знаете? — недоверчиво поинтересовался Смыков.

— Бабушка говорила. Она раньше сама календари рисовала. На год вперед. Потом, правда, наши ходики сломались и мы уже не могли дни считать. Но про третье июля я хорошо помню.

— Поздравляю, — Цыпф погладил Лилечку по руке.

— Зачем заранее поздравлять, — вмешалась Верка. — Завтра и поздравишь. Да и о подарке побеспокойся. А я со своей стороны обещаю праздничный обед. На пирожные и марципаны не расчитывайте, но что-нибудь вкусненькое будет.

— Что за праздник всухую, — шумно вздохнул Зяблик. — Хоть бы чифиря сварить.

— Я против дня рождения ничего не имею, — сообщил Смыков с кислой улыбочкой. — Но без употребления спиртного… И без диких плясок.

— Бдолаха, значит, не отсыплешь, жмот? — Зяблик смерил приятеля презрительным взглядом.

— Исключено! — заявил Смыков тоном старой девы, которой предлагают вступить в интимную связь.

…Чуть ближе к концу дня Толгай и Зяблик сходили на разведку, но ничего подозрительного опять не обнаружили. Для страховки Смыков со всех четырех сторон огородил лагерь тонкой стальной проволокой, концы которой были привязаны к предохранительным кольцам гранат. Для своих оставили единственный проход шириной в полметра. Закусив мармеладом и галетами, стали располагаться на ночлег. Первым на часах стоял Лева, которого должна была сменить Верка.

Честно отдежурив положенные два часа. Лева разбудил сменщицу и, когда та протерла глаза, зашептал ей на ухо:

— Вера Ивановна, умоляю, мне нужно отлучиться на полчасика. Хочу Лилечке какой-нибудь подарок подыскать или хотя бы цветов приличных нарвать. Вы уж меня не выдавайте. Договорились?

— Подожди, — Верка еще не могла взять в толк, чего от нее хотят. — Не дуй мне в ухо… Нормально объясни…

Пришлось Цыпфу повторить свою просьбу, для чего он сначала вывел Верку на свежий воздух.

— Сказано ведь было, не отлучаться поодиночке, — поежилась она.

— Смыков вам наговорит. Сами же знаете, что все спокойно кругом. Толгай и ветер нюхал, и ухо к земле прикладывал, и на самое высокое дерево залезал…

— Вот что, Лева, — Верка скрестила руки на груди. — Дружба дружбой, а служба службой. В другой раз, конечно, я бы тебя не отпустила. Но тут случай особый, понимаю… Сама же тебе, дураку, идею подала.

— Ну, я пойду тогда? — обрадовался Цыпф.

— Иди… Но не забывай, что лучший подарок для Лилечки — ты сам… Постарайся не задерживаться. Кстати, приличные цветы я видела совсем недалеко отсюда. Помнишь ту увитую плющом ажурную ограду, мимо которой мы проходили? За ней прекрасный цветник, правда, уже одичавший.

— А какие цветы подходят к такому случаю? — задавая этот вопрос, Лева хотел сделать приятное Верке.

— Любимой девушке желательно дарить красные цветы. Розы, тюльпаны, гвоздики, гладиолусы… Ай, да не бередь ты душу, иди куда собрался! — неизвестно почему у нее вдруг сверкнули слезы в глазах.

— Бегу, бегу…

Никакой ажурной ограды, увитой плющом, Цыпф не помнил, однако все же двинулся в направлении, указанном Веркой. Окружающий пейзаж здесь очень отличался от того, к какому они привыкли в центральных районах Будетляндии. Это был уже не сплошной город, как раньше, а тихий провинциальный пригород. Обветшавшие дома тонули в зарослях магнолий и рододендронов. Высотных башен не было и в помине. Даже брошенные автомобили попадались не так уж и часто.

Лева заглянул подряд в несколько домов, но не обнаружил там даже битой посуды. Возможно, эта окраина Будетляндии в свое время не раз подвергалась грабительским набегам извне. Заброшенный цветник он так и не нашел, зато совершенно случайно наткнулся на дерево, сначала показавшееся ему одним огромным пылающим костром.

Крону его сплошь покрывали пышные красные цветы, похожие, благодаря длинным стеблям, на факелы. Любого из них с лихвой хватило бы, чтобы заменить целый букет роз, но Лева, не пожалев ни времени, ни трудов, набрал целую охапку этих красавцев. Пахли они, правда, немного странновато — протухшей селедкой, — но этот маленький недостаток вполне искупался массой неоспоримых достоинств. Ничего даже приблизительно похожего Лева до этого не видел в самых подробных ботанических справочниках. Скорее всего это было оригинальное произведение селекционеров двадцать первого века.