До встречи в феврале - Эллисон Майклс

Увидев билет на самолёт до Портленда с датой вылета туда и возможностью выбрать дату прилёта обратно, мистер Леблан приложил руку к губам.

– Это моё извинение. – Сказал я, чувствуя в груди новые фотоны света. – Вернее, одно из сотен извинений, что я ещё принесу вам.

Я не рассчитывал ни на объятие, ни на слёзы благодарности, но получил гораздо больше. Мистер Леблан добровольно пригласил меня в свой дом и угостил чаем с домашним кукурузным хлебом. Тем самым, что пёк своему сыну и моей матери в больницу. И пусть для остального мира это чаепитие по сенсационности не дотягивало до чаепития с китайским императором, для меня оно переплюнуло и императорский дворец и его самого по важности.

Покупая билеты к сыну и его семье для мистера Леблана, я купил ещё один туда-обратно до города, в котором никогда не бывал, но где хотел бы побывать с Эммой. Даже больше. Я обещал ей.

Гленвуд, затерявшийся в снегах Миннесоты, мало чем отличался от Берлингтона. Разве что размерами границ, домов и сугробов. Любой уважающий себя берлингтонец любил зимы с их суровыми буранами и обжигающими ветрами, но только потому, что не знал, что такое суровые бураны и обжигающие ветра по-настоящему. За десять минут на улицах Миннесоты я оброс сосульками и чуть не купил первый же попавшийся билет куда-нибудь на юг, желательно в тропики, пекло которых растопит мою отмороженную пятую точку. Но в Гленвуде меня ждало важное дело, и я не вернулся домой, пока не выполнил его. А тепло в груди защищало от обморожения.

Когда ты не обременён работой, столько всего можно успеть за двадцать четыре часа! И я успел достаточно много, чтобы огонёк в сердце светил всё ярче.

Сделал пару не менее важных звонков, чем звонок Бену Леблану: в банк Лос-Анджелеса и Сид. После этого от денежных запасов почти ничего не осталось, но я не жалел. Никогда ещё не было так приятно тратить деньги на что-то хорошее, на кого-то стоящего. Остаток же я передал в виде чека мистеру Дункану из художественной лавки «Марвело». Подумал, что детишкам нужны не только рисовальные принадлежности, а никто лучше мистера Дункана не справится с ролью амбассадора добра для несчастных малышей из клиник и детских домов.

На обратном пути я заглянул в «Сладкий крендель». Пора было отпраздновать этот марафон добра горячей булочкой с корицей и ещё более горячим кофе. Тем более, у меня был годичный купон на бесплатную выпечку – ещё одно напоминание об Эмме.

Я видел её несколько раз в городе. Сложно обитать в столь маленьких границах вселенной и не сталкиваться носами. Но я помнил обещание, данное самому себе. Отпустить Эмму, не портить ей жизнь, позволить залечить раны после ушедшей любви. И я лишь провожал её взглядом, пока курчавая копна, торчащая из-под шапочки, не скрывалась где-нибудь за поворотом.

В «Сладком кренделе» заняли каждый сантиметр голодные и замёрзшие берлингтонцы. Я присоединился к ним в длинной очереди и вдруг услышал знакомый голос:

– Джейсон, неужели ты?

Да уж, сложно обитать в столь маленьких границах вселенной и не сталкиваться носами. Я обернулся и столкнулся носом с Мэдисон. Тут же машинально захотелось прикрыть лицо и пах, чтобы месть не прилетела в самые важные части моего тела. Но Мэдисон не выглядела так, словно хотела мстить. Она лишь улыбнулась, словно мы не расставались по телефону из-за того, что я попутно встречался с другой.

– Как поживаешь? – Обыденно спросила она, и ожидание в очереди пролетело незаметно, пока мы болтали о былых временах и расставании так, словно это случилось с кем-то другим.

Мэдисон позлилась на меня немного, но решила, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на злость. Где-то я уже это слышал… Хотя, то, что истинно, часто оказывается на слуху, надо лишь научиться слушать. Я устроил Мэдисон не лучшие времена, но она стоически перенесла все обиды и трещины на душе, однако так и не нашла мне замену. Она ни с кем не встречалась, и басистый голос знакомого мне Брэда за стойкой натолкнул на мыслишку.

– Держи. – Я протянул Мэдисон то, что однажды подарили мне. Теперь я передавал это тому, кто нуждался в нём больше.

– Это что такое? – Засмеялась она, разглядывая «игрушечный» купон Эммы.

– Купон на одну бесплатную булочку в день в течение целого года.

– А он точно действителен?

Разрисованная красками картонка выглядела профессиональной подделкой отпечатанным купонам, какие обычно получаешь по почте или на День рождения. Но всё, что сотворила Эмма, было самым что ни на есть настоящим.

– Действителен. – Я стал заматывать шарф, чтобы выскользнуть из булочной. – Советую присмотреться к булочке с корицей. А ещё… – Я еле заметно кивнул в сторону Брэда Билсона, пекаря, полицейского и примерного сына, который с улыбкой раздавал яблочные сконы и кофе парочке прямо перед нами. На голове его красовался колпак с надписью, который, как я знал, Эмма привезла Билсонам из Франции. – К лучшему пекарю. Поверь, ни о том, ни о другом ты не станешь жалеть.

Мэдисон не знала, как реагировать, и стояла с купоном в руках, точно я вручил ей гаубицу и сказал стрелять по голубям. Она разморозилась только когда парочка получила свой заказ и отошла в сторону, а следом прогремел бас Брэда:

– Добрый день, красавица! Что будете заказывать?

Насколько я знал, у Карен с тем офицером Пламмером всё шло хорошо. Я понадеялся, что у Мэдисон тоже всё сложится хорошо.

Я подмигнул ничего не понимающему Брэду, подтолкнул ничего не понимающую Мэдисон и улыбнулся миссис Билсон, которая наблюдала за мной в сторонке и как раз-таки всё понимала.

Эмма

Сколько бы раз твоё сердце не разбивалось, планета продолжает крутиться. Стрелки часов не замирают на той минуте, когда ты слышишь от самой себя «Уходи», а потом щелчок закрывающейся двери. Грудная клетка продолжает вздыматься и опускаться, сливаясь с дыханием города.

Быть может, ты немного выбиваешься из его ритма. Реже выбираешься в люди, потому что улыбки вызывают у тебя зависть, а смех звучит противоестественно в твоём царстве грусти. Меньше смотришь по сторонам, пока бредёшь по полюбившимся улочкам, не замечая их красоты. Чаще пропускаешь звонки от тех, кто успел стать частью твоей жизни. Всё время пропадаешь в собственных мыслях и глядишь в окно, а не на тех, кто рядом.

– За счёт заведения.

Чашка с блюдцем проскрежетала по столику, но не проронила ни капли. Пенный рисунок сердечка остался нетронутым. Хоть какие-то сердца