Замок Горменгаст - Мервин Пик

Когда Тита осенила догадка, что это может быть, у него учащенно забилось сердце.

И догадка эта стала наполнять Тита новыми силами – так во время весеннего пробуждения в растениях начинает двигаться сок, наполняя их новой жизнью. Из слабости произрастала сила. Но то была не сила Горменгаста, не сила, порождаемая гордостью от осознания того, что его родословная уходит в глубь веков. И Горменгаст, и родословная были мертвы для Тита, мертвы как гниющие на берегу водоросли. Он, Тит, предатель, сейчас совершит то, что оправдает его существование, совершит то, что должно, побуждаемый гневом, побуждаемый романтизмом души, которая жаждала теперь не бумажных корабликов, не стеклянных шариков, не фантасмагорий, не ряженых на ходулях, не костра в пещере, не общения с летающим существом, порхающим меж золотистых дубов, его душа жаждала лишь мщения, быстрой смерти, знания того, что он уже больше не наблюдатель, а сам непосредственный участник драмы!

Графиня стояла совсем рядом. Чуть подальше стояли командиры отрядов, пытающиеся из-за плеч Тита и Графини рассмотреть, что происходит внизу. Да, он должен действовать очень обдуманно и осторожно, он не должен совершить ни малейшей ошибки. Любая неосторожность, необдуманное движение – и его схватит десяток рук.

Тит медленно опустил руку и будто случайным движением проверил, висит ли на поясе его кинжал. Затем он снова положил руку на подоконник и, повернув голову, бросил быстрый взгляд по сторонам. Мать стояла, сложив руки на груди и глядя перед собой. Она так напряженно следила за тем, что происходит внизу, что не обращала на Тита никакого внимания. Люди, стоявшие сзади, находились ближе, чем того хотелось бы Титу, но и они неотрывно, привстав на цыпочки, следили за перемещениями лодок, выстраивающихся в одну линию.

В следующее мгновение, чуть ли еще не до того, как он принял окончательное решение, Тит, глубоко вдохнув и собрав все силы; наполовину прыгнул, наполовину вывалился через подоконник; пролетев несколько метров, он ухватился за плющ; его падение замедлилось, но не остановилось – плющ срывался со стены. Но вот наконец гибкие, цепкие растения выполнили то, на что надеялся Тит, и он повис над водой.

Подозрительная масса плюща плавала в воде не прямо под окном, из которого выпрыгнул Тит, а несколько в стороне. Окно заполнилось лицами людей, пораженных новой выходкой Тита. Тит слышал, как его окликают, как отдаются приказы немедленно подвести лодку под стену, но для Тита то были звуки уже из другого мира.

Несмотря на то что Тит, казалось, погрузился в свой особый мир кровавых грез, он знал, что в этом мире делать. Точнее, его тело знало, что делать. Уверенность и понимание пробились сквозь слабость и жар.

Перебирая руками и иногда находя опору ногами на толстых ветках, Тит наискось спускался вниз. Руки вели его сами, и он им подчинялся.

Щукволу пришлось поменять положение – его левую ногу острой болью поразила судорога, а руки от неудобного положения затекли так, что потеряли чувствительность. Как ни старался убийца двигать своими членами осторожно, это ему не вполне удавалось, и пошевелился он значительно более резко, чем ему хотелось. И теперь он слышал, как кто-то опускается вниз, по направлению к нему, слышал треск плюща. Слышал он и крики, раздававшиеся из окна, окликавшие кого-то по имени, отдающие какие-то приказы. Но он был слишком поглощен болью в ноге и в плечах, и смысл слов до него не дошел. А теперь вот его неосторожные движения привели к таким тяжким последствиям! После невероятных усилий, направленных на то, чтобы спрятаться от врагов, ему, вроде бы, это удалось, но злобной судьбе было угодно, чтобы его тут же обнаружили!

Щуквол, не расслышав выкрикнутого имени, не знал, что к нему опускается сам молодой Герцог. Взгляд «пегого зверя» упирался в клубок плюща прямо у него над головой, и поэтому он не мог рассмотреть, кто направляется к нему. Щуквол решил, что кто бы он ни был, этот человек должен двигаться не по внутренней части покрова плюща – это потребовало бы невероятных усилий и движение было бы очень медленным, – а по внешней стороне, и заберется в него, поближе к стене, лишь тогда, когда подберется к нему совсем близко. Это даст спускающемуся человеку дополнительную защиту.

Именно это Тит и собирался сделать. Когда до воды оставалось не больше двух метров, он, чтобы отдышаться, остановился, зависнув на плюще и найдя для ног более или менее надежную опору.

Луна, стоявшая высоко в небе, полная, яркая, делала освещение факелами и фонарями фактически излишним. Вода в заливе стала цвета кожи прокаженного, на листьях плюща мерцал мертвенный свет. Лица в окнах посерели и казались деревянными – такой бывает деревянная скульптура, долго открытая дождям и непогоде.

Тит не сомневался, что там, в воде, под клубком сорванного плюща, прячется Щуквол. Тит продолжил свой спуск, поглядывая на воду. Не нырнул ли Щуквол снова? Оставался ли он все на том же месте? А если нет, то на какое расстояние еще нужно продвинуться? А если он все на том же месте, где Тит увидел из окна движение, то не слишком ли он приблизился к нему? И не готова ли рука, сжимающая кинжал, взметнуться над водой и нанести ему удар сквозь листья плюща? Но ничего такого не произошло. Царившая тишина лишь подчеркивалась ударами весел о воду.

Тогда Тит, покрепче ухватившись левой рукой за крепкую веревку, находившуюся поближе к стене, правой отвел путаницу листьев и ветвей в сторону и заглянул в глубь покрова плюща. В лунных лучах листья и ветви выглядели как белые изогнутые кости.

Итак, вернее всего будет пролезть как можно ближе к стене и, двигаясь по внутренней части покрова плюща, попытаться пробиться сквозь темноту и ветви максимально близко к своему врагу. Опустившись достаточно низко, он, вероятно, получит возможность высмотреть сквозь покров ветвей и листьев нечто иное, кроме растительных изгибов – локоть, колено, лоб, прячущиеся в массе растений…

Щуквол не двигался. Да и зачем ему было двигаться? И самое главное – куда? Если его заметили, то за любым его перемещением будут теперь внимательно следить. Попытаться вернуться назад в комнату? Но что это даст? Какой смысл теперь вообще куда-нибудь перемещаться, если это принесет лишь временное избавление? Да и хватит ли у него сил предпринять что-либо? Нет, надо просто дождаться момента, когда его снова попытаются схватить. Время, когда его остается мало, становится таким сладостным и таким ценным. Он не будет никуда двигаться. Он останется на месте. Он будет наслаждаться моментом, он будет упиваться совершенно особенным чувством ожидания смерти, он будет спокойно лежать на воде, дожидаясь, пока не канет в Лету.