Иван III - Николай Борисов

Для Ивана III смерть Казимира в сложившихся обстоятельствах была подарком судьбы. Летом 1492 года сыновья Казимира разделили отцовское наследство. Ян Ольбрахт получил польскую корону, а Александр Казимирович — литовский престол. Это значительно ослабляло общий военный потенциал главного соперника Москвы. Полагая, что Литва все еще охвачена волнениями, связанными с кончиной Казимира, Иван решил не терять времени даром и под шумок захватить как можно больше «верховских» земель. «Того же лета, августа, посылал князь великый Иван Васильевич воеводу своего князя Федора Васильевича Телепня Оболенского с силою на город Мъченеск (Мценск. — Н. Б.) за их неправду; и град Мченеск взяша, и землю повоеваша, и воеводу их Бориса Семенова сына Александрова поимаша, и иных многых, приведоша их на Москву» (27, 357).

Великий мастер политической демагогии, Иван вел эту войну с Литвой, так же как и войну с Новгородом, — незаметно. «По заявлению московских дипломатов, войны не было; происходило только возвращение под старую власть московского великого князя тех его служебных князей, которые либо временно отпали от него в смутные годы при Василии Васильевиче, либо и прежде служили „на обе стороны“» (55, 305).

Стремясь не упустить благоприятного момента для полного вытеснения Литвы из «верховских» земель, Иван поторапливал и своего союзника крымского хана Менгли-Гирея с набегом на владения «наших недругов, Королевых детей» (10, 158). В четверг 30 августа 1492 года из Москвы в Крым отправилось посольство боярина Константина Григорьевича Заболоцкого. Он должен был передать хану настойчивую просьбу Ивана III: немедленно «всесть на конь» против Литвы. Хан был тогда увлечен строительством крепости Очаков в устье Днепра, которая, как он сообщал Ивану, должна была стать главной опорой крымцев в войне против короля. Иван весьма скептически относился к этой затее, для исполнения которой Менгли-Гирей к тому же требовал от него каких-то немыслимых денежных субсидий. «А что город делаешь на Днепре, и нам сказывали, что тот город далече от Литовские земли, близко деи устья Днепрьского; и ты бы ныне од но лично (непременно. — Н. Б.) то дело пооставил, а сам бы еси на конь всел и ратью пошол на Литовскую землю…» (10, 158).

Однако настойчивость Ивана III (доходившая до резкости) не принесла желаемого результата. Хан по-прежнему уклонялся от войны с Литвой и занимался своим любимым детищем — новой крепостью (55, 303). Лишь зимой 1492/93 года он отправил свое войско в набег на земли между Киевом и Черниговом. Этот рейд не имел серьезного значения. Московский посол Константин Заболоцкий уговаривал хана идти в глубь Литовской земли. Однако тот отказался, ссылаясь на нехватку людей (10, 182).

Уклончивость Менгли-Гирея понятна: он вел свою собственную игру и не намеревался быть исполнителем воли Ивана III. Москвичам в войне с Литвой приходилось рассчитывать главным образом на собственные силы и на своих доброхотов в литовских землях.

Еще летом и осенью 1492 года перешедшие на службу к Ивану III князья Семен Федорович и его племянник Иван Михайлович Воротынские совершили захват литовских городов Серпейска и Мезецка, расположенных в нескольких десятках верст западнее Калуги. Но вскоре их выбил оттуда явившийся с войском смоленский воевода пан Юрий Глебович, которому помогал и сын беглого можайского князя Ивана Андреевича, Семен. На подмогу Воротынским Иван III зимой 1492/93 года двинул более значительные силы: московское войско под началом князей Михаила Ивановича Колышка и Александра Васильевича Оболенского, а также войска послушных ему рязанских князей Ивана и Федора Васильевичей. (Их мать, княгиня Анна, доводилась Ивану III родной сестрой.) Теперь настало время бежать воеводам великого князя Литовского. Оставив в городах своих порученцев, они «побегоша к Смоленску» (20, 234). После ожесточенного сопротивления города Серпейск и Опаков были взяты москвичами. Захваченных там литовских воевод и ратников, а также местных «градских болших людей» привезли в Москву. «И князь великий послал их в заточение по своим градом» (20, 235). Некоторые летописи называют точное количество литовских пленников — 530 человек (30, 210).

Неизвестно, как действовали в этой войне князья Мезецкие, чья вотчина оказалась в центре событий. Однако летопись сообщает, что в том же году один из них — князь Михаил Романович Мезецкий — выехал на службу к Ивану III, прихватив с собой в качестве доказательства своей верности двух плененных братьев — Семена и Петра. Очевидно, те упрямо держали сторону Литвы. «И князь великий послал их в заточение в Ярославль, а князя Михаила пожаловал его же вотчиною и велел ему себе служити» (20, 235). Так ценой голов своих родных братьев покупалось расположение «государя всея Руси».

Используя князей Воротынских в качестве ударной силы, Иван сумел прибрать к рукам и Мосальск. Его захват осуществили в августе 1492 года братья Дмитрий и Семен Воротынские (19, 225).

В те же годы вступил в решающую стадию и вялотекущий пограничный конфликт москвичей с вяземскими князьями. В 1492 году на это направление был поставлен известный московский воевода Даниил Васильевич Щеня, прославившийся в 1489 году стремительным покорением Вятки. Вместе со Щеней был послан к Вязьме и его двоюродный брат, князь Василий Иванович Кривой Патрикеев (19, 226). Не теряя времени, они неожиданным набегом захватили Вязьму, привели горожан к присяге на верность Ивану III, а вяземских князей и «панов» вывезли в Москву, где их судьбу должен был решать сам государь. Вердикт Ивана III на сей раз был милостивым. «И князь великий их пожаловал их же вотчиною Вязмою и повеле им себе служити» (20, 235). Как и «верховские князья», Вяземские были приняты под московское знамя с тем же статусом и теми же землями. Лишь несколько лет спустя их заставят оставить свои приграничные владения и перейти на новые, расположенные в глубине страны.

Энергичная московская экспансия вызывала серьезное беспокойство сначала старого короля Казимира, а затем и его молодого наследника Александра Казимировича. Однако на решительный военный отпор Ивану III у Вильно не было ни сил, ни средств. Вместо этого в Москву одно за другим отправлялись посольства с изъявлением возмущения и протеста. Московские бояре с несокрушимым упрямством отводили все литовские жалобы. Почти анекдотический характер этой дискуссии ярко изображает в своей «Истории России» С. М. Соловьев. На жалобы литовского посла (ноябрь 1492 года) «великий князь отвечал через казначея своего Дмитрия Владимировича, что Литва обижает Москву, а не наоборот, что жители Мценска и Любутска беспрестанно нападали на московские области и на сторожей, что наши, не могши более терпеть этого, ходили на Мценск и Любутск за своими женами, детьми и имением, что Хлепень (владение вяземских князей, захваченное москвичами. — Н. Б.) в старых договорах приписан к Московскому княжеству, а Рогачев исстари принадлежит Твери, что о сожжении Мосальска в Москве еще не получено известия» (146, 97).