Достойны ли мы отцов и дедов (СИ) - Сергеев Станислав Сергеевич

Подошел Васильев и спросил:

— Что с ранеными будем делать?

— А у нас есть выход? Мы в глубоком тылу немцев. С собой их тащить через портал не можем, это просто исключено. Можно некоторое количество распределить среди местного населения, но я не исключаю возможности карательных акций за разгром станции. Придется их везти с собой и попытаться пробиться к частям, обороняющим Киевский укрепрайон. Как вариант — уйти в леса, но тут они вообще никакие. Быстро найдут и раздавят. Так что вариант один, пока немцы не очухались после такого налета, прорываться в сторону фронта.

— Мы пойдем с ними?

— Только поможем разгромить штаб корпуса и пройтись по аэродрому. Дальше пусть сами прорываются.

— Не слишком ли жестко?

— А у нас есть выход? Думаешь, мне самому приятно бросать людей в мясорубку?

Мы постояли молча еще некоторое время, пока мне не пришла в голову еще одна мысль.

— На крайний случай, если не сможем прорваться, отводим их к порталу, сами на ту сторону и ищем в течение одного-двух дней еще один выход, надеюсь, получится все-таки выйти на контролируемую советскими войсками территорию. Но для этого все равно придется обкатать их в бою. Часть из них точно разбегутся по лесам. Это я тебе гарантирую. Вот и проверим. Кто останется, кто не испугается и захочет воевать, вот тех и будем спасать и вытаскивать.

Васильев согласился, что в моих словах есть смысл.

Время тянулось очень медленно. Точнее, мне казалось, что люди очень медленно все делают, но это было мое субъективное мнение. Хотя нервничал очень сильно. Разгромив серьезный стратегический объект, мы еще самым наглым образом его потрошили, пытаясь все это скомпоновать в какое-то подобие военной колонны в тылу противника. Такое точно не простят. Многочисленные армейские радиопередатчики, которые заработали после налета, говорили об этом. И сейчас время шло уже на минуты.

К сожалению, во время боя пленные понесли большие потери, безоружными бросаясь на обороняющихся немцев, попадая под огонь наших бойцов. Много было раненых, которым в таких условиях нельзя было организовать квалифицированное оказание помощи.

Через два часа, когда на горизонте появилось свечение, предвещающее скорый рассвет, колонна была почти собрана и двинулась в сторону Фастова, где располагался штаб 29-го армейского корпуса. Убегать у нас уже не было возможности, и в такой ситуации активные, агрессивные действия были залогом хоть какого-то шанса нанести немцам ощутимый урон, разладить на несколько суток всю систему управления войсками на протяженном участке фронта и тем самым облегчить положение частей Красной Армии, сражающихся на рубежах Киевского укрепрайона.

Конечно, такое решение было абсолютной авантюрой. И риск того, что техника из будущего может попасть в руки к немцам, был очень велик. Но в моем распоряжении уже была немаленькая сила, около полка, неплохо вооруженных и укомплектованных трофейным оружием бывших военнопленных. Кто был слабовольным, трусливым, уже разбежались по лесам, ища дыры, где можно спрятаться. С нами действительно остались те, кто был готов воевать.

Там же, на станции, разгружались несколько артиллерийских частей, благодаря чему в наших руках оказалось около десятка артиллерийских орудий разного калибра со средствами транспортировки. Даже умудрились прихватить пару немецких танков T-III, которые возвращались после капитального ремонта. При наличии качественной радиосвязи, средств подавления ее у противника, ПВО в виде пяти ПЗРК "Стрела" наши шансы были не такими уж и маленькими. До Фастова было километров пятнадцать, поэтому штурм города предполагался ранним утром, когда большинство штабных будет в постелях. Вряд ли кто-то ожидает наглого налета на штаб корпуса. Тем более недалеко от города находился полевой аэродром, куда мы собирались заглянуть по дороге. Об этом решении мы известили Москву, попросив возможной авиаподдержки. Но пока ответа не получили и шли к своей цели, разрабатывая возможные варианты последующего отхода к линии фронта.

Я, конечно, кривил душой. Все эти "штрафники", как их называл за глаза, были мощным отвлекающим фактором, благодаря которому, по моим подсчетам, наша группа пришельцев из будущего сможет спокойно уйти в противоположном направлении к точке перехода. И самое интересное — совесть меня не терзала, что бросаю практически на убой больше трех тысяч человек. Они военные, кадровые солдаты и офицеры, которых страна одевала, кормила, вооружала. Их жизнь — это защита своей страны, своей Родины. Мы, пришельцы из будущего, даем им шанс еще раз выстрелить в захватчиков, еще раз броситься в атаку, умереть с оружием в руках, а не подохнуть от голода и быть сожженными в печах концлагерей. Не работать на заводах противника, производя смерть для своих сограждан, и потом погибнуть от бомб союзников. Сейчас я вел русских воинов очищать свое имя и честь от позора плена.

А в это время отдельная колонна в сопровождении бронетранспортера, везущая горючее, продукты, боеприпасы, проселочными дорогами пробиралась к точке выхода портала. В такой ситуации бронетранспортер и БМП-1, оставшиеся на базе, являлись неким резервом, который должен будет ударить по противнику во время нашего рывка к порталу.

За нами осталась разгромленная, залитая огнем и заваленная трупами бывших военнопленных и оккупантов станция, где стараниями Саньки Артемьева, лейтенанта Павлова и его подручных не осталось ни одного целого орудия, танка, автомобиля. Все горело и взрывалось. Немало взрывоопасных сюрпризов осталось и тем, кто потом будет заниматься расчисткой и эвакуацией поврежденной техники. Поэтому я и не сомневался, что у 6-й полевой армии вермахта некоторое время будут сильные перебои со снабжением, что, естественно, скажется на их боеспособности. Даже в такой малости ход войны изменился. Уже октябрь, а Киев еще наш. Да, идут жестокие бои, и армии дерутся почти в окружении. Удар 1-й танковой группы вермахта с большими потерями был на время остановлен в районе Полтавы, где разгорелись поистине грандиозные сражения, в том числе и в воздухе. В первый раз за войну советская авиация сумела хоть на время, хоть локально, но добиться превосходства в воздухе и нанести тяжелые потери хваленой дивизии СС "Викинг".

На севере с неменьшими проблемами столкнулся и Гудериан со своей 2-й танковой группой. В районе Конотопа идут тяжелейшие оборонительные бои, во время которых моторизованные и танковые дивизии понесли значительные потери, и темп наступления резко замедлился. Маховик истории потихоньку начал двигаться в другую сторону. Со скрипом, с грохотом и кровью, но все равно выходил из предопределенной колеи. Что будет дальше, я уже не знал. Это другая история, и мы, пришельцы из будущего, помогали ее творить.

Сидя на броне бронетранспортера, я чувствовал некоторое удовлетворение от выполненной работы. Теперь это была и моя война. Как-то странно было все это. В нашем времени я взялся за оружие, потому что опасность угрожала моей семье, моим друзьям, и то государство, которому я давал присягу, не смогло меня защитить. Да, мы воевали, жестоко, безжалостно, потому что противник так воевал против нас. Но все это было по необходимости, потому что никто кроме нас самих не мог этого сделать. И финал этой войны был закономерным, как и конец сошедшего с ума мира.

А тут я понял, что не зря в моей семье было несколько поколений военных, память о которых бережно хранилась в семейных альбомах. Защищать родину было мое призвание, что в нашем времени, что в прошлом. Да, всегда война, во все времена, и главный судья не история, а совесть, которая не позволит сидеть сложа руки. Ведь самое страшное — это равнодушие, именно его нам и навязывали в нашем времени "заклятые друзья" и продажные руководители, и сейчас, сидя на броне БТРа, я понял, что избавился от этой гадости, мне было не все равно.

Мои размышления прервали несколько взрывов по ходу движения колонны и яростно вспыхнувшая перестрелка. Там, впереди была мобильная разведка на трофейных мотоциклах, поэтому что-то узнать пока было нельзя. Я связался по радио с Борисычем, который ехал в бронетранспортере, и дал команду включить глушилку.