Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Президент действовал по своему усмотрению, но объективно ненависть оппозиции и раздражение президента по поводу яковлевского постоянства в отношениях с Горбачевым сплюсовались и перечеркнули для «Останкино» шанс стать принципиально иной телерадиокомпанией. Впрочем, судя по всему, это принципиально иное никому не было нужно.

После эмоционального заламывания рук (почему не я, а Яковлев) Малашенко тоже покинул «Останкино». Очень скоро перессорится вся яковлевская команда. Да и была ли она командой? Команды Яковлев создать не успел. Однажды, уже спустя несколько лет, Егору Яковлеву задали вопрос, почему люди, которые работали на телевидении с ним, после его ухода ведут себя столь недостойно. Яковлев ответил: «Когда они работали со мной, они вели себя достаточно прилично и у меня не было повода их упрекнуть. То, как они ведут себя после моей отставки, это уже не моя, а их проблема». Оказавшись в окружении людей не свойственного ему мира, он был обречен подозревать их в неискренности по отношению к себе. Назначая на пост первого заместителя Эдуарда Сагалаева, Яковлев прикрывал себя с фланга. Он выходил из-под атаки молодой амбициозной команды внутри телевидения. Теперь он имел право сказать им — я открыл вам дорогу.

С другой стороны, это был ответ на возможные обвинения, что он протаскивает вместе с собой непрофессионалов. Сагалаев укрепился в телевизионном мире. Слыл человеком достаточно значимым, создателем нашумевшей молодежной редакции, к тому времени поработавший и главным редактором программы «Время». Так что сказать, что Яковлев игнорирует телевизионный профессионализм, было трудно, но… Ох уж эти извечные «но».

Естественно, что по всем ключевым телевизионным вопросам сотрудники, как, впрочем, и люди, желающие утвердиться на телевидении со своими программами, шли к профессиональному Сагалаеву, что создавало неминуемо атмосферу ревности. Поползли слухи — подсиживает, ведет свою игру. Тактика Яковлева в общем-то была правомерной. Поставить рядом с собой новое профессиональное лицо, испытавшее ущемленность и противодействие консервативной телевизионной касты своему стремлению прорваться наверх. Не опереться на старые, сложившиеся кадры, а совершить маневр внутреннего обновления. Это, хотя бы отчасти, уравнивало шансы руководителя и его заместителя. И тому, и другому надо было привыкать к новой должности. Разумеется, для Сагалаева этот процесс практически был безболезнен. Во-первых, к этому времени он проработал более 12 лет на телевидении и был, возможно, и не для всех приемлемым, но своим. Привыкание самого Яковлева было более сложным. Ему предстояло взять не только управленческую высоту, но и постигать совершенно новую для него телевизионную среду. И, как известно, все газетчики, еще живущие испарениями своего подавляющего влияния на общественное сознание, смотрели несколько свысока на тележурналистов с точки зрения журналистского ремесла. Не избежал этой традиционности и Егор Яковлев. А сменить «веру» — дело сверхсложное.

Где бы ни работал Егор Яковлев, у него непременно появлялись любимцы, которых он, кого-то скрыто, а кого-то явно, патронировал. Этим людям он не просто уделял больше внимания, это вполне естественно, он на них возлагал надежды и больше им доверял. Последние очень скоро создавали некий диссонанс в коллективе, а уж тем более в коллективе чужом. На телевидении это пристрастие Егора Владимировича повторилось. В числе наиболее близких оказался Александр Пономарев, хронологический и исторический сподвижник Эдуарда Сагалаева, в свое время сменивший его на посту руководителя молодежной редакции телевидения. Яковлеву Пономарев приглянулся, он был более контактен и, что не менее важно, с большим потенциалом почитаемости мэтра, которым в журналистских кругах привык считать себя Яковлев. Так или иначе, многие решения, которые принимал Сагалаев, Яковлев обсуждал с Пономаревым и после этого вносил неожиданные коррективы. Во избежание сложностей, Пономарев тотчас сообщал об этом Сагалаеву. А для Сагалаева, не лишенного властных амбиций, большее доверие первого лица на телевидении не к нему, а к его подчиненному выглядело сверхоскорбительным. Так уж устроен мир. Для большинства руководящих лиц собственные привычки — норма поведения, незнание и игнорирование которых — предвестие заката карьеры подчиненных.

В истории «Останкино» Яковлев стал знаковой фигурой. Он положил начало останкинскому акционированию. И это неважно, что само акционирование проведет уже другой Яковлев — Александр Николаевич. Но дробление, превратившееся в нашествие юридических лиц, случилось при Яковлеве-Сагалаеве. При Яковлеве «Останкино» самоорганизовалось в некий холдинг и коммерциализация телевизионных процессов обрела необратимое свойство. Хотя, как утверждают коллеги, мотором коммерциализации был Эдуард Сагалаев. Именно тогда обособились информационная команда ИТА, «Вид», появилось малкинское АТВ и практически Технический телевизионный центр стал владельцем всей собственности на территории «Останкино». Журналистам же принадлежала мифическая интеллектуальная собственность. Так началась останкинская эпоха экономической свободы и управленческого хаоса. Можно без преувеличения сказать, что бывшее Центральное телевидение стало пионером рыночных отношений, естественно отношений диких, так как они, эти отношения, оказались в ничейном, лишенном законодательных норм пространстве. Союз шел к своему распаду, насилуя одряхлевшее тело страны самодельными лекарствами политических реформ. Экономика искала социалистический путь к капитализму. Законодатели голосовали за неработающие законы. В этой взмутненной жизни начался останкинский передел собственности. В громадных холлах останкинских корпусов, похожих на станции метро, появились магазины. В километровых коридорах блуждали лица парадоксальной наружности, именуемые арендаторами. Денежные потоки обрели веерный рисунок. Некогда единое юридическое лицо, которое оскорбительно называли «монстр», раздробилось на сотни юридических лиц. Они немедленно приступили к трапезе и стали активно поглощать тело монстра. Грянула эпоха зарабатывания денег для себя. В отечественном телевизионном мире появились очень богатые люди. Самое удивительное, что все это началось еще «до того». До ваучеров, до приватизации.

Весна получилась непредсказуемо-ажиотажной. Поездка Черномырдина в Америку излучала стабильность. Президент пресекал наскоки на Чубайса, заверял Немцова, что три года исполнительной власти он ему гарантирует. И даже возможный вотум недоверия правительству не воспринимался трагически. Президент в течение января и февраля планомерно усиливал Черномырдина, как бы давая понять — я свой выбор почти сделал. И вдруг…