История Русской армии. Том 2. От реформ Александра III до Первой мировой войны, 1881–1917 - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этой долгожданной власти у «общественников» в первый же день закружилась голова. Ответственное министерство никого уже не удовлетворяло. Надо было ковать железо, пока оно было горячо, использовать до конца внезапно представившуюся блестящую возможность — устранить государя и захватить в свои руки безраздельный контроль над 12-лет-ним больным императором Алексеем и слабым и безвольным регентом великим князем Михаилом. Милюков говорил: «Комбинация из Алексея Николаевича и Михаила выгодна: один — больной ребенок, другой — совсем глупый человек».
Родзянко телеграфировал Алексееву в Ставку и Рузскому во Псков о принятии власти Временным правительством под председательством князя Львова и просил отозвать войска. Рузский немедленно доложил об этом государю, и вечером 1 марта последовало высочайшее повеление вернуть войска на фронт, а генералу Иванову ничего не предпринимать. Государь согласился и на ответственное министерство. Восставшие железнодорожники не пропустили поезда генерала Иванова. России дорого пришлось заплатить за упущение милитаризации железных дорог.
Убедившись в том, что никаких мер к подавлению мятежа не будет принято, Родзянко приступил к решительным действиям.
2 марта утром Родзянко вызвал к аппарату генерала Рузского и объявил ему, что ответственное министерство запоздало и уже недостаточно и что «династический вопрос поставлен ребром». Он сообщил, что только отречение государя от престола способно умиротворить страну и революционные массы, безгранично доверяющие ему, Родзянко, и требующие «войны до победного конца». (Родзянко знал, что массы кричали «Долой войну!».) Упорство же государя способно лишь вызвать кровопролитие. В том же духе честолюбивый председатель Думы сообщил и генералу Алексееву в Ставку.
Тогда генерал Алексеев разослал всем главнокомандовавшим телеграмму, в которой изложил требования Родзянко и просил их в свою очередь настоять на отречении государя… Телеграмма была отправлена в 10 часов утра, и через четыре часа получились ответы… Великий князь Николай Николаевич, «коленопреклоненно», Эверт, Брусилов и Сахаров без коленопреклонения, но не менее настоятельно, требовали отречения. Рузский действовал на месте.
Получив телеграмму Алексеева, бесхарактерный, но хитрый Эверт сообщил ему, что ответит только тогда, когда узнает, что ответили Брусилов и Сахаров. Сам Алексеев, посылая государю телеграммы главнокомандовавших, воздержался от собственного мнения и скрыл свою инициативу, представляя дело так, что главнокомандующие посылают просьбы об отречении по своему собственному почину. Вечером 2 марта получились ответы от командовавшего Балтийским флотом адмирала Непенина, тоже советовавшего отречение, и телеграмма командира Гвардейского конного корпуса Хана Нахичеванского, сообщавшего о готовности гвардейской конницы умереть за своего государя. Телеграмму Непенина Алексеев немедленно доложил государю во Псков, а телеграмму Хана скрыл.
Убеждать государя долго не пришлось. Ничего не желал для себя император Николай Александрович. Ни власть, ни самая жизнь не имели для него никакого значения, раз их ценой можно было купить счастье и благополучие матери России. Вожди армии — люди, которым он безгранично доверял, находили, что его отречение пойдет на благо страны. Значит, ни о чем не могло быть и речи.
В 3 часа дня государь подписал отречение в пользу цесаревича Алексея Николаевича. Регентом становился великий князь Михаил Александрович, Верховным главнокомандующим — великий князь Николай Николаевич, председателем ответственного министерства — князь Львов, командующим войсками Петроградского военного округа — генерал Корнилов.
Алексеев, как и остальные участвовавшие в заговоре военачальники, не был посвящен до конца в замыслы думской общественности. Стремясь хотя бы отчасти обелить печальную память Алексеева, генерал Лукомский приписывает ему фразу: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграммы главнокомандующим по вопросу об отречении государя от престола». Последовавшим затем поступком — сокрытием 4 марта телеграммы государя об отмене отречения за наследника — Алексеев показал, что никакого раскаяния не чувствовал.
На горе России, в это самое время была получена от Родзянко телеграмма, в которой тот сообщал о выезде во Псков делегатов Временного правительства Шульгина и Гучкова для переговоров об отречении. В ожидании их государь повелел задержать манифест об отречении в пользу цесаревича.
Делегаты прибыли в Псков поздно вечером, и тут, в салон-вагоне литерного поезда император Николай Александрович после краткого, но мучительного колебания отрекся от престола за себя и за наследника в пользу брата. Это решение было принято после того, как лейб-медик Боткин объявил государю, что безнадежно больной Алексей Николаевич не сможет царствовать. Непоправимое совершилось. Соединенными усилиями германских и русских генералов и политиков был свергнут Император Всероссийский.
Монарх был устранен. Оставалось устранить самую монархию. Регентство и контроль над регентством уже не удовлетворяли думскую общественность. Она пожелала захватить всю власть без остатка.
На рассвете 3 марта Родзянко вызвал генерала Рузского и потребовал задержать манифест и не объявлять его народу и войскам, ибо воцарение великого князя Михаила Александровича «абсолютно неприемлемо». Изумленному Рузскому председатель Думы сообщал, что «совершенно неожиданно» вечером 2 марта вдруг вспыхнул «такой солдатский бунт, которому он, Родзянко, еще не видел подобного» и что взбунтовавшиеся войска требуют низложения династии, грозя в противном случае все залить кровью. Эту же ложь Родзянко передал вслед за тем и Алексееву, прося Ставку задержать манифест. В душе у Алексеева шевельнулось подозрение. Он почувствовал, что Родзянко его обманывает (по вполне достоверным сведениям Ставки, никакого нового бунта в Петрограде не произошло и жизнь в столице вошла в нормальную колею). Но требование Родзянко генерал Алексеев исполнил. Он отправил длинную растерянную телеграмму главнокомандовавшим, обращаясь по свойству рыхлой своей натуры за советом к подчиненным.
Обманув без особенного труда недалеких и дряблых военачальников, «общественники» стали уговаривать великого князя Михаила Александровича отречься от престола в свою очередь. Царский брат был человеком слабым и безвольным и на завещанный ему престол он посмотрел не как на служение Родине, а только как на личное неудобство. Он отрекся охотно и быстро. Но это свое отречение он не отправил государю (который знал бы тогда, как поступить). Он отрекся в пользу Временного правительства и этим ввергнул Россию в пропасть, а себя самого — на дно уральской шахты…
Эта измена долгу как громом поразила вернувшегося в Ставку императора Николая Александровича. Видя крушение страны, Венценосец решил принести в жертву Родине своего больного сына. 4 марта утром, узнав о малодушии своего брата, он взял назад псковское отречение за наследника. Цесаревич Алексей должен был стать императором, и Россия вновь становилась на свой природный тысячелетний путь.
Государь вручил эту телеграмму генералу Алексееву для отправки в Петроград. Но генерал-адъютант Алексеев скрыл от России эту телеграмму и не отправил ее. Существование этой телеграммы генерал