Перешагни бездну - Михаил Иванович Шевердин

тачаем своими руками себе сапоги или валяем кошмы. И что мы имеем еще? Мы имеем черствую лепешку, заплатанные штаны, едва прикрывающие стыд, и кровавые мозоли на ладонях. Нет, Ибрагим, не зови нас. Мы не пойдем воевать в Бадахшанские горы. В Бадахшане нет ничего, кроме камней и голодных язычников. Веди нас в Таджикистан, в Бухару… Мы хотим сытой пищи, чистой одежды и „сырого мяса“ — так они называют женщин, по которым они истомились, — а нам хватит войны. Помирись с Советской властью. Говорят, она хорошо обращается с теми, кто сдается добровольно».

Тогда Ибрагимбек созвал своих военачальников. Они подумали и дали совет: «Люди племени говорят правду. Никто тебя, Ибрагим, шахом Бадахшана не сделает. Трон завоевать большой кровью придется, а за Бадахшан кровь лить не хотим. Дело с Бадахшаном гнилое!»

— Когда приедет сюда, в Мастудж, Ибрагим?

Вопрос Пир Карам-шаха прозвучал глухо, невразумительно. Он держал себя в руках, хотя и видел, что все его хитроумные планы под угрозой.

— Локайцы повернулись спиной к Бадахшану, — сказал Молиар, — Ибрагим вернется к себе в Ханабад, а там пойдет в сторону Мазар-и-Шерифа.

— Зачем Ибрагимбеку Мазар-и-Шериф?

— Через Мазар-и-Шериф — дорога в Герат. В Герате Ибрагима ждут Джунаид и Ишан Хальфа с туркменами. Недавно, говорят, Джунаид получил из Лондона много оружия и денег. Ему еще обещано. И, говорят, правду или неправду, у Джунаида нашлись в Европе новые помощники. В Руме, то есть в Италии, дуче фашистов Муссолини. Ха, хочет, видно, Джунаид-хан переодеться из туркменского халата в черную фашистскую рубашку… А куда конь с копытами, туда и длинноухий со своими ушами. Ибрагим ищет союзника. Или вместе с Джунаидом перейдет советскую границу, или откочует в Персию.

— Что ж, дело даже не в Ибрагиме, — вдруг быстро заговорил Пир Карам-шах. — Ибрагим лишь подданный эмира бухарского, а уполномоченный эмира выехал в Мастудж, и я жду его с часу на час. Прибудет сама супруга Алимхана.

— Бош-хатын? — удивился Молиар.

— Нет, Резван-ханум.

— О, женщина! — с недоумением протянул Нупгун Церен.

— Она сама родом из Бадахшана и облечена полномочиями.

В голосе Пир Карам-шаха все почувствовали странную неуверенность. Он вдруг смолк.

Молчание нарушил Нупгун Церен. Он быстро заговорил, и все теперь смотрели на него, ничего не понимая. Говорил монах по-тибетски. Пир Карам-шах мрачно разглядывал клочья, торчащие из старенькой кошмы. Он почему-то знал, что сейчас скажет посол Далай Ламы — Нупгун Церен, и не ошибся.

Бадма выслушал щебечущую речь монаха и перевел на английский:

— Высокий посол говорит: он влачил свое смердящее тело через горы и реки страны Тхубад в надежде выслушать счастливые слова господина Пир Карам-шаха.

Тут Нупгун Церен жестом остановил доктора Бадму, извинился весьма изысканно и заговорил по-английски, проявив весьма недурное знание языка:

— Самое ужасное, если при переводе, который делает с таким искусством наш мудрый доктор Бадма, окажутся утраченными какие-то тонкости. А потому разрешите изложить мне самому мысли пославшего меня Учителя и Главы Тибета Далай Ламы Тринадцатого, совершенного в своих первоначальных, срединных и конечных добродетелях. Незапятнанная, безграничная и чистая драгоценность языка его, сбереженная народом со времени царя-реформатора Сронцзан Гамбо, жившего тринадцать веков тому назад, более богатая и высокая, чем дворец мира, блистая и пламенея находится у него во рту, не мучимая муками лжи.

По-видимому, он не заметил нетерпеливого движения Пир Карам-шаха и продолжал невозмутимо, хотя череп его сразу заалел:

— В сокровищнице мудрости — сочинении «Разъяснение справедливого правления государей», рукописи которого хранятся в самых великолепных тибетских монастырях, превознесенный над миром царь мудрых в сутре «Сияющий золотом» говорит: «Повелителю надлежит отличаться сообразительностью, отвагой, мужеством. Повседневно ему следует печься о полноте казны государства». Но как можно это сделать ныне, когда народ страны Тхубад из-за обездоленности и несчастий оскудевает, непомерно страдает и мучится в поисках средств пропитания, трепещет и не находит. Начертал кот для мышей мудрые законы, да с голоду живот подвело. Где нам думать о лестном призыве мудрых правителей Британии создать Тибето-Бадахшанское государство. Политика мусульманского джихада или европейского фашизма чужда религии Будды. Где нам при нашей бедности думать о завоевании соседних стран, когда там живут воинственные народы. Сказано: увидел войско, всполошился, и посетила его смерть. Да будет известно, что избранному народу тибетскому предназначены для прожитья горные местности с чистым холодным воздухом и ледяной прозрачной водой. Те же земли, которые, видите ли, любезно и великодушно дарит нам Британия, то есть Бухара, Кашгар, Гиссар и Кундуз с Шугнаном, Бадахшаном и Рошаном, отличаются жарой, болотами и болезнями, а также населены беспокойными мусульманами, религия которых основана на захвате, мече и истреблении инакомыслящих. И позвольте еще задать вопрос, а включаете ли вы, англичане, в то самое государство, именуемое Бадахшано-Тибетской империей, долины Гильгита, Читрала, Кашмира и Леха?

Застигнутый врасплох Пир Карам-шах, поколебавшись, ответил:

— Разве вам неизвестно, что в новое государство Центральном Азии, именуемое конфедерацией Бадахшан-Тибет, на совещании, состоявшемся в Лхассе между Далай Ламой и генеральным представителем Британии, не предусмотрено включение какой-либо из территорий Индии. Кашмир же, Читрал, Гильгит и Лех, очевидно, по недоразумению упомянутые вами, являются землями британской короны и будут принадлежать ей вечно.

— Лег-со! Но на том совете у Далай Ламы еще не было решено все окончательно, — оживился Нупгун Цереи, словно заявление вождя вождей его очень вдохновило. — Лег-со! Нас и послали великий Далай Лама Тринадцатый уточнить, определить, установить, разграничить. Мы вернемся в Лхассу к святейшему престолу и осведомим его для дальнейших мудрых решений. Но позвольте напомнить: и Гильгит, и Читрал, и Кашмир, и Лех — искони тибетские земли. Уже тысячу лет с лишним, со времени царя Сронцзан-Гамбо являются они частью Тибета. У почтенного вождя вождей почему-то почтенный язык присыхает к его уважаемой гортани, когда он заговаривает о Кашмире, Гильгите, Читрале и Лехе.

Не дождавшись ответа, Нупгун Церен снова поднял голову.

— Вы нам навязываете в союзники драконов — урода Ибрагима-разбойника, известного жестокостью, кровопийцу Джунаид-хана, склоняющегося к изуверскому фашистскому учению насилия, угнетения, людоедства. А еще в друзья и союзники предлагаете мусульманского деспота-тирана, беглого эмира бухарского или, что совсем не лучше, полных лицемерия и интриганства слуг-подхалимов госпожи Британии — Чокая, Валиди, Усманходжу и прочих им подобных торговцев честью своего народа. Благословенный народ Тибета не любит бесчестных, кровожадных извергов. Наш предтеча — монах Будон, написавший пять веков назад книгу «Данджур» — золотой ламаистский канон, призывал презирать полных злобы людишек и дикарей. А вы заставляете нас повязать жесткий пояс обещаний, засунув под него на поясницу шипы бешенства. Мы знаем, сам Ибрагим — и об этом наслышаны