Европейская новелла Возрождения - Саккетти Франко

Теперь, пожалуй, нам пора оставить тех, кто веселится и ликует на свадебном торжестве, и вернуться на землю, к Юлиану, новому императору Греции и Болгарии, младшему сыну покойного императора Никифора. Юлиан этот, сопровождаемый всеми грандами Греции, пустился в путь, чтобы жениться на дочери императора Римского. Не хочу быть многословным и не стану рассказывать о том, какой пышный прием оказали ему в Риме, какие дорогостоящие устроили там олимпийские торжества[386], пифийские, аполлоновские, немейские и цирковые игры, на которые, в угоду гостю-императору не поскупились римские консулы, диктаторы, префекты, цензоры и трибуны. Скажу лишь, что, возвращаясь в свои владения с любимой супругой и в сопровождении многих римских вельмож, Юлиан сел в Пескаре[387] на корабль и с огромным флотом поплыл по Адриатическому морю, удаляясь от его соленых берегов. И вот как-то утром, когда светозарный Феб, искупав огненных своих коней, подымался над морскими просторами, а флот Юлиана оказался как раз в тех местах и широтах, где под водою царь Дардан справлял свадьбу единственной своей дочери Серафины, подул свирепый северо-восточный ветер и разбушевались волны морские; небо вмиг заволокли густые черные тучи; встречные ветры вступили в столь яростный спор, что поломали и посбивали толстые мачты; затрещали корпуса кораблей, заскрипели канаты, рулевые колеса вырвались из рук, носы судов поднялись к небесам, а кормы погрузились в воду, все снасти порвались, из туч посыпались град, камни, молнии, огни; и вот алчные волны пожрали большинство кораблей, а грозные молнии испепелили то, что осталось, кроме четырех кораблей, на которых находились молодой император Юлиан с юной супругой, да его добро и казна, да кое-кто из князей греческих и римских, над которыми небо решило смилостивиться. Со страшным грохотом тонули разбитые и горящие корабли, погружаясь в пучину морскую, и шумом этим тревожили тех, кто веселился в волшебном дворце на царской свадьбе прекрасной Серафины. Сам бог Нептун, дивясь столь необычному смятению и переполоху, решил выйти взглянуть, кто это столь дерзко и непочтительно смущает покой его водяного царства, и приготовился уже поразить своим трезубцем оставшиеся корабли, но царь Дардан удержал его, сказав, что божественному его величию не подобает являться людям. А вместо него всплыл наверх сам волшебник Дардан; возвышаясь над водой по пояс, величавый и почтенный старец с длинными седыми волосами и бородой оборотился к уцелевшим кораблям, на которых были император и вельможи, и, гневно сверкая глазами, сказал им так:

— Что это значит, о несправедливый и надменный император? Мало того что твой тиран отец с люциферовой жестокостью захватил мое царство и, угнетая послушных моих вассалов, разрушая мои роскошные дворцы, разбивая и повергая наземь царские мои гербы, грабя мною приобретенные сокровища, изгнал меня с лица земли и вынудил опуститься на дно морское, где я ныне обитаю и проживаю, так еще ты, с отцовской жестокостью и унаследованной от него спесью, вознамерился разрушить и уничтожить мой волшебный дворец, швыряя на него огромные железные якоря и всяческое военное снаряжение. О, неукротимая, яростная гордыня людская, ты хуже свирепого гирканского тигра. В алчности своей[388] ты подобна ливийскому аспиду и ядовитому василиску, которые, разбухши от яда, жаждут человеческой крови. Бог дал человеку приятную и удобную для жизни землю, где столько многолюдных городов, украшенных чудесными, благоуханными садами, столько тенистых долин и высоких гор, в которых берут начало кристальные источники, сливающиеся в полноводные реки, столько богатейших рудников, даром дающих людям золото и серебро. Но, недовольные всем этим, гонимые алчностью, люди сооружают иные дома, чтобы плавать по водам, без страха и совести бороздить обширное лоно морское, тревожа покой водяных владык, нереид, нимф и мирных рыб, заставляя их бежать подальше от вашей гордыни и укрываться во влажные свои убежища. Одно тебе скажу, о несправедливый император: за то зло, которое ты причинил мне, недолго будешь ты наслаждаться неправедной своей властью.

И, закончив свою речь, царь Дардан, не дожидаясь ответа, сразу же погрузился в воду и возвратился в волшебный свой дворец, а император Юлиан так и застыл, навалившись грудью на золоченые перила кормы, и рядом с ним молодая императрица, его супруга, и некоторые из бывших при нем князей: все печальные и удрученные страшными бедствиями, которые им довелось пережить, а в особенности видом царя Дардана, которого они считали давно умершим, по пояс погруженного в соленые морские волны, изрекающего столь справедливые жалобы и пророчащего императору Юлиану недолгое владычество в империи. И впрямь оказалось оно не ложным. Не успел Юлиан прибыть в Дельфы, где находился его императорский престол и скипетр, как неутомимая Парка острыми своими ножницами перерезала короткую нить его жизни.

Столь велико было горе злополучной императрицы, что в скором времени и она переправилась через Коцит[389] вослед супругу, и вся Греческая империя была повергнута в глубокую печаль и скорбь горестной и плачевной кончиной обоих супругов. Тогда собралось на совет все дворянство греческое и признало, что то было справедливое наказание и возмездие, ниспосланное богом за то, что они признали императором Юлиана, младшего сына, когда по праву престол должен был принадлежать старшему, Валентиниану; а также за то, что дали согласие на несправедливую войну против старого царя Дардана и захватили все его царство, а самого его с невиданной жестокостью изгнали. И порешил совет разослать гонцов во все концы света на поиски принца Валентиниана, дабы отдать ему скипетр и венец империи, по праву ему принадлежавшие. Но царю Дардану не надобны были гонцы, он и так узнал о смерти императора Юлиана и императрицы и решил покинуть волшебный дворец вместе с любимым своим зятем Валентинианом и дочерью Серафиной и отправиться в град Дельфы, дабы там признали Валентиниана императором.

Задумано — сделано. С радостью уничтожили они волшебный дворец и, забрав из него великие сокровища, взошли на один из недавно затонувших кораблей и поднялись в нем на поверхность моря и при попутном ветре поплыли в гавань Дельф. Там их с ликованием встретил весь греческий народ, дивясь, что видит старого царя Дардана в таком величии и с несметными богатствами, и ему тотчас вручили ключи от его незаконно отнятого царства. Но радость народа удвоилась, когда услыхали, что принц Валентиниан женился на инфанте Серафине. И тут, с превеликим весельем и пышными празднествами, скипетр и корона всей империи были переданы Валентиниану. А царь Дардан, во исполнение своей клятвы никогда не жить на суше, так и не сошел с корабля, но приказал соорудить на пяти судах, стоявших в гавани, деревянный дворец, из которого провели галерею к императорскому дворцу зятя, и по галерее этой слуги доставляли старому царю все, что он ни пожелает. Так он прожил еще два года, оставив после себя славу государя справедливого, миролюбивого и добродетельного.

Пипин, сын храброго Карла Мартелла, правил Французским королевством в мире и спокойствии, но не было у него сыновей, чтобы передать им по наследству престол, и гранды Франции пребывали в великом унынии и страхе, как бы после смерти государя не начались войны, распри, убийства и мятежи из-за наследования трона империи; и вот, побуждаемые этим страхом, самые знатные и жаждавшие мира решили убедить и упросить императора Пипина жениться в третий раз, — быть может, богу будет угодно дать ему наследника, в чем с двумя прежними, уже покойными, женами было ему отказано. Но император Пипин был стар годами и почти не способен иметь детей, и потому он долго не соглашался сделать то, о чем просили подданные. Много раз говорили они ему об этом, слезно молили, и, решившись наконец исполнить их просьбу, ответил он так.