ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ - Андрей Кураев

Вот и я со временем отошел от специально анти-сектантских тем и лекций, и предпочел строить беседы позитивно, полемику с сектантами оставляя на вопросо-ответную часть встречи.

Нельзя быть «сектоедом» и миссионером. Если ты громишь сектантов — ты точно не можешь быть ими воспринят как наставник. Тем более, что живем мы в прозрачном мире, и сказанное в одной аудитории быстро доносится до совсем иных пространств и ушей. Поясню на светском примере. Монархистски настроенный публицист А. Суворин говорит, что 8 марта 1881 года император Александр lll-й на совещании в Гатчине на предложение о конституционной реформе ответствовал так: «Конституция? Чтоб русский царь присягал каким-то скотам?»[1074] Став известным, такое мнение русского царя о русском народе умножает ли ряды монархистов или наоборот?

— А что миссионер может сказать людям, смущенным тем, что попы на «Мерседесах» ездят…

— А я и сам как-то спросил своих московских семинаристов — объясните мне миссионерское значение «попа в Мерседесе». Они забухтели, что это нехорошо, это людей отталкивает, смущает, возмущает. Я говорю, что всё это понимаю. Но считаю, что и в этом все-таки есть положительная сторона.

— Какая же, интересно?

— Однажды женщина привела ко мне своего мальчика и просит: поговорите с моим Мишей, я хочу, чтобы он был православным… Ну, как тут не вспомнить замечательный вопрос «армянскому радио» — в чем отличие еврейской мамы от террориста? Ответ гласит, что с террористом можно договориться. В данном случае мама хотела, чтобы ее сын стал православным христианином.

Миша — мальчик умный, замечательный. Встречаемся, дискутируем. Он соглашается, все понимает и принимает, но креститься не хочет. И вдруг он на несколько лет просто исчезает из моего кругозора — ни пересечений в университетских коридорах, ни звонков. Прошлым летом звонит: «Поздравьте меня, отец Андрей, я крестился». Я как бы сержусь: «Трам-тарарам, ты мог бы мне об этом сказать. Я же, наверно, какое-то отношение к этому событию имею». — «Да, конечно, имеете, но, понимаете, я не в Москве крестился, я в Германии». Еще раз трам-тарарам — «Что же, тебе в Москве храмов было мало?». Так вот следующий ответ и имеет смысл тут процитировать: «После университета я получил грант в Германии, там нашел русский храм, стал в него ходить. Знаете, тогда в московских храмах мне было очень трудно сказать "мы" вместе с нашими бабушками, трудно было вместе с ними стать на колени. А в Германии прихожане православных храмов — это ученые, студенты, бизнесмены и семьи, которые московские бизнесмены тут прячут от наших бандитов, то есть люди более-менее успешные в этой жизни. И вдруг в их жизни, оказывается, тоже есть место для Бога. Это люди, на которых нет печати маргинальности, люди, состоявшиеся в жизни, делающие свою судьбу. И вот вместе с ними мне было легче сказать "мы", вместе с ними мне легко было встать на колени. И поэтому там я крестился».

Такой же месседж я читаю в крестном знамении Евгения Плющенко. Когда олимпийский чемпион в минуту своего триумфа изображает на себе крестное знамение — это, я думаю, для многих людей значит больше, чем телехроника, в которой несчастная вдова ставит свечку за своего погибшего мужа. Это значит, что можно быть с Богом и в радости. Можно помнить о Нем и в дни здоровья и успеха.

Вот так и священник с ноутбуком или в хорошей машине может дать понять, что христианство — оно для людей, а не для какого-то одного социального класса.

— Получается, зрелище «попа на Мерсе» может кого-то привести в церковь?

— Кого-то это может шокировать и тем оттолкнуть, а кого-то — шокировать и тем самым привлечь. Есть группы людей, которые смущаются при виде священников в богатой машине. А есть люди, которые скажут — «Надо же, оказывается, можно стоять прочно на земле и быть православным христианином». Очень важно понять, что когда тебя зовут в православие, тебя не в средние века зовут, не в пещеру, не в келью под елью. Можно быть православным и быть молодым, можно быть православным и быть современным, быть православным и быть успешным.

А машины разные бывают. Скажем, в Киеве или в Москве иномарка — это признак среднего достатка. Вообще священники всегда жили на уровне крестьянина-середняка или бюргера, мещанина-середняка. Священники по своим доходам никогда не относились к высшим, по-настоящему богатым. Всегда на этой границе — середнячокбеднячок. Так же и сегодня. Я бываю в сотнях священнических домов, и могу сказать, что это далеко не бизнес-класс.

Иномарка сегодня это вполне доступная вещь, которая, вдобавок, оказывается даже более экономична, чем «Жигули». Она служит дольше, ест меньше бензина. Как-то настоятеля одного из московских монастырей я застал за листанием автокаталога. Вот, говорит, выбираю, «Лексус» купить или «Вольво». Я возмущаюсь: слушай, отец, ты же патриот, ты должен на «Волге» ездить. Он задумчиво закрывает каталог: «Слушай, я действительно патриот, я люблю Россию. Но понимаешь, мой патриотизм кончается, когда дело доходит до машин. В данном случае ведь как выходит: спонсор готов подарить на выбор любую из этих машин. Но он подарил машину и ушел, а дальше-то за ремонт, за бензин, за обслуживание я должен буду платить из монастырских средств. Вот и окажется, что содержание подаренной «Волги», будет стоить дороже, чем содержание «Вольво». Поэтому для монастыря дешевле, если я буду ездить на «Вольво».

— То есть машины священникам просто дарят?

— Бывает. В московском храме, где я служу, иномарка лишь у одного священника. «Вольво». Но это самый бескорыстный наш сослужитель. Вот ему один прихожанинпросто и подарил свою «старую» машину после очереднего апгрейда. Ведь бывает такая ситуация, когда человек переходит в более высокую социальную группу. Там появляются новые требования — на какой машине ты ездишь, в каком квартале, в каком доме живешь. И прежние его атрибуты на его новом уровне ему уже не нужны. Вот он и дарит старую и еще хорошую машину. Знаю случаи, когда даже дома дарили священнику, а не только машины.

Короче — если священник выходит из хорошей машины, это еще не означает, что он подлец.

— Но ведь откуда-то появляются эти разговоры про священников, которые не соответствуют своему призванию?

— Я не собираюсь говорить, что в церкви все нормально. Число подлецов в рясах стабильное и евангельское — каждый двенадцатый. Но грязь всегда заметней, чем чистота. Да и с логикой не у всех наших судей хорошо. Вот только что он видел батюшку, который шел в залатанной рясе, дальше увидел другого священника на богатой машине. Но вывод сделал по одному — и обо всех. Разные мы. И есть много таких батюшек, которые гораздо лучше меня.

— Но недостойные служители все-таки есть в Церкви?

— Есть. Отвечу теми словами, которые Клиффорд Саймак вложил в уста мудрого епископа: «Церковь многолика, — произнес епископ, — в ней находят приют самые разные люди: просветленные, как недавно почивший отшельник, и, к сожалению, отъявленные мерзавцы. Она слишком велика, и ей уже не под силу изгонять тех, кто ее порочит; она их не замечает»[1075]. Да и вообще как-то странно: если учитель математики напился — то никто наутро не скажет, будто таблица умножения опровергнута. А если батюшку увидели пьяным — то из этого делают вывод, что Библия все врет…

— Известно, что у Вас есть опыт общения с людьми, которые недавно пришли к вере, Вы близко общаетесь с православной молодежью, какие на ваш взгляд трудности возникают у неофитов и есть ли вообще такая проблема в Церкви как неофитство?

— Неофит означает «ново-уверовавший». Значит, все, кто обрел веру — неофиты. Но не каждый крещеный является неофитом. Неофит — это человек, который выбрал мировоззренческую позицию, вера стала его центральным убеждением, а не просто неким дополнительным сегментом в стиле его жизни. Тот, кто крестился «между делом», неофитом, увы, не становится (и христианином тоже). Так что если неофитство болезнь, то это хорошая болезнь (как царапины у мальчишки).

А вообще мое видение этой проблемы созвучно с тем, что о неофитстве сказал Патриарх Алексий:

«Неофит — это недавно обратившийся к вере человек. Это удивительная пора в жизни человека, своего рода "медовый месяц" — все внове, все в церковной жизни радует своей благодатной и смысловой наполненностью. В нормальном неофите душа восторгается перед огромным миром, вдруг распахнувшимся перед ней. Радость об обретении Истины перерастает в желание служить Ей всей своей жизнью. Но именно потому, что это время легких взлетов и возгораний, время неофитства может быть и временем серьезных искушений. Сегодня люди входят в церковную жизнь в основном через книги. И есть опасность, что первыми церковными книгами станут издания легковесные, исполненные суеверий. Другое возможное искушение может состоять в том, что человек слишком буквально воспримет прочитанное. И автор книги подлинный святой, и книга у него замечательная. Но порой те слова, что должны были целить души, в некоторых умах превращаются в таран, которым те начинают сокрушать все вокруг. С полюбившейся цитатой они всматриваются в жизнь других верующих людей, сличая с этойцитатой, видят расхождение и начинают критиковать и осуждать, доходя до прямого кликушества и раскольничества. Наконец, если человек слишком прямолинейно отождествляет Православие с тем или иным его социальным или культурным отражением, он сановится борцом за какую-то частную идею, может быть и в самом деле связанную с Православием, но при этом такой самозваный борец как-то упускает из виду Христа. Он больше дорожит своими идеями, нежели Таинством Причастия Христу. Каждому из нас стоит помнить, что центром жизни христианина является Евхаристия как главное таинство Церкви, созидающее Тело Христово и являющееся способом Богообщения. Прихожане должны ясно сознавать, что центром, вокруг которого и ради которого они собираются воедино, является не священник, не та или иная храмовая святыня, не та или иная — пусть даже самая возвышенная — идея, но Сам Господь и Его Жертва»[1076].