Взлет и падение третьего рейха (Том 1) - Ширер Уильям

В заключение Сталин сформулировал основные принципы в области внешней политики:

"1. Проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами;

 2. ...Не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками..."

Человек, принимавший в России окончательные решения, открыто предупреждал, что Советский Союз не намерен оказаться втянутым в войну с нацистской Германией во имя спасения Англии и Франции.

Если в Лондоне это предупреждение проигнорировали, то в Берлине на него обратили внимание {Хотя в корреспонденции Ассошиэйтед Пресс из Москвы, опубликованной в "Нью-Йорк Таймc" 12 марта, говорилось, что заявление Сталина о том, что Советский Союз не позволит втянуть себя в войну с Германией, дало повод для разговоров в дипломатических кругах, будто возможность сближения Германии и Советского Союза вполне реальна, однако британский посол в СССР сэр Уильям Сидс, вероятно не принимавший участия в подобных разговорах, в своем отчете, посланном в Лондон, не упомянул ни о них, ни о такой возможности. Джозеф Дэвис, бывший посол США в Москве, находившийся в то время в Брюсселе, сделал правильные выводы из речи Сталина. В своем дневнике 11 марта он отметил: "Это открытое предупреждение правительствам Англии и Франции, что Советы устали от "нереальной" оппозиции агрессору. Это... действительно представляет угрозу для переговоров... между британским Форин оффис и Советским Союзом. Это настоящий сигнал опасности..." 21 марта он писал сенатору Питтману: "... Гитлер предпринимает отчаянные попытки настроить Сталина против Англии и Франции. Если Англия и Франция не пробудятся, то, боюсь, ему это удастся". - Прим. авт.}.

Из речи Сталина и из некоторых дипломатических обменов, последовавших вскоре, явствует, что советская внешняя политика была очень осторожной, но вместе с тем открытой. 15 марта, через три дня после оккупации нацистами Чехословакии, правительство России предложило, о чем мы уже рассказывали, созвать конференцию шести держав с целью обсудить меры по предотвращению дальнейшей агрессии. Это предложение Чемберлен назвал "преждевременным" {19 марта, объясняя советскому послу в Лондоне Ивану Майскому, почему русские предложения о конференции (желательно в Бухаресте) неприемлемы, лорд Галифакс, в частности, сказал, что в настоящий момент ни один из министров его кабинета не может поехать в Бухарест по причине занятости. Очевидно, что желания вести дальнейшие переговоры с Англией после такого отказа у русских поубавилось. Позднее Майский говорил Роберту Бутби, члену парламента от партии консерваторов, что непринятие русских предложений было расценено как очередной сокрушительный удар по политике коллективной безопасности и что это решило судьбу Литвинова. - Прим. авт.}. Произошло это 18 марта. Через два дня в официальном коммюнике Москвы, которое было спешно передано по телеграфу немецким послом в Берлин, отрицался тот факт, что Советский Союз предлагал Польше и Румынии помощь "в случае, если они станут жертвами агрессии". Причина: "Ни Польша, ни Румыния не обращались к Советскому правительству за помощью и не информировали (его) об опасности, грозящей им".

Односторонняя гарантия, данная Англией Польше 31 марта, вероятно, помогла Сталину убедиться в том, что Англия предпочитает союз с поляками союзу с Россией и что Чемберлен, как и в случае с Мюнхеном, намерен отстранять Советский Союз от решения европейских проблем.

В сложившейся ситуации немцы и итальянцы увидели для себя некоторые перспективы. Геринг, к этому времени оказывавший серьезное влияние на Гитлера в вопросах внешней политики, 16 апреля встретился в Риме с Муссолини и обратил внимание дуче на речь Сталина на съезде коммунистической партии. Особенно сильное впечатление произвело на маршала заявление советского диктатора, что "русские не позволят делать из себя пушечное мясо для капиталистических государств". Он сказал, что поинтересуется у фюрера, нельзя ли осторожно выяснить перспективы сближения с Россией. Согласно немецкому меморандуму, дуче приветствовал сближение между государствами оси и Советским Союзом. Он также уловил, что в Москве происходят перемены, и полагал, что сближение может быть осуществлено "сравнительно легко".

"Нашей задачей, - говорил Муссолини, - будет убедить Россию холодно отреагировать на проводимую Англией политику окружения, что соответствует высказываниям Сталина в его речи... Более того, в своей идеологической борьбе против плутократии и капитализма державы оси в некотором роде имеют общие с русским режимом цели".

Это был радикальный поворот в политике держав оси. Чемберлен был бы крайне удивлен, узнав об этом. Удивило бы это, вероятно, и Литвинова.

16 апреля, в тот самый день, когда Геринг беседовал с Муссолини, советский Народный комиссар иностранных дел принял английского посла в Москве и выступил с официальным предложением заключить трехсторонний договор о взаимопомощи между Англией, Францией и Советским Союзом. Предлагалось подписать военную конвенцию трех государств, к которой могла при желании присоединиться Польша. Подписавшиеся должны были гарантировать безопасность всех государств Центральной и Восточной Европы, которые считают, что для них существует угроза со стороны нацистской Германии. Это была последняя попытка Литвинова организовать союз, направленный против третьего рейха. Народный комиссар по иностранным делам поставил на карту свою карьеру, пытаясь остановить Гитлера коллективными мерами; он полагал, что ему наконец-то удастся объединить для этой цели демократические страны Запада и Россию. Черчилль в своей речи от 4 мая, сожалея, что предложения России до сих пор не приняты в Лондоне, сказал, что "невозможно создать на Востоке фронт против нацистской агрессии без активной помощи со стороны России". Ни одно другое государство Восточной Европы - и уж, конечно, ни Польша - не обладало достаточными силами, чтобы держать фронт в этом регионе. И все-таки предложения русских повергли Лондон и Париж в ужас.

Но еще до того, как они были отвергнуты, Сталин сделал серьезный шаг в ином направлении.

17 апреля, на следующий день после того, как Литвинов выступил со своим далеко идущим предложением, советский посол в Берлине нанес визит Вайцзекеру в министерстве иностранных дел. Как записал статс-секретарь, это был первый визит Мерекалова за все время пребывания на занимаемом посту. После обмена общими фразами о германо-русских экономических отношениях посол перешел к вопросам политики и напрямую спросил Вайцзекера, что он думает о русско-германских отношениях. Посол говорил приблизительно следующее:

"Русская политика всегда следовала прямым курсом. Идеологические разногласия мало повлияли на отношения между Россией и Италией, не должны они повлиять и на отношения с Германией.

Россия не воспользовалась существующими трениями между государствами Запада и Германией и не намерена ими воспользоваться, поэтому нет причин, по которым между нашими странами не могли бы существовать нормальные отношения. А нормальные отношения всегда могут улучшиться".

К этому, очевидно, и клонил Мерекалов, на этом он и закончил беседу, добавив, что через пару дней собирается в Москву.

В столице России, куда вернулся посол, что-то затевалось. Выяснилось это 3 мая, когда на последних страницах советских газет в разделе "Новости" появилось короткое сообщение о том, что Литвинов освобожден от должности Народного комиссара иностранных дел по собственной просьбе, а его место занял Председатель Совета Народных Комиссаров Вячеслав Молотов.

Немецкий поверенный в делах на следующий день докладывал в Берлин:

"Внезапная замена вызвала здесь крайнее удивление, так как Литвинов вел переговоры с английской делегацией и на параде 1 мая стоял рядом со Сталиным...

Поскольку Литвинов принимал посла Британии 2 мая и был на параде, о чем сообщалось вчера в прессе, причиной его отставки могло явиться только внезапное решение Сталина... На последнем съезде партии Сталин говорил о том, что Советский Союз не должен оказаться втянутым в конфликт. Молотов не еврей, известен как "один из самых близких друзей и соратников" Сталина. Его назначение должно, вероятно, служить гарантией, что внешняя политика будет проводиться строго по предначертаниям Сталина".

Значение внезапной отставки Литвинова было понятно всем. Она свидетельствовала о крутом повороте в советской внешней политике. Литвинов ратовал за коллективную безопасность, за укрепление Лиги Наций, искал способ обезопасить Россию от агрессии со стороны нацистской Германии путем заключения военного союза с Англией и Францией. Колебания Чемберлена по поводу такого союза оказались роковыми для Народного комиссара иностранных дел. По мнению Сталина, - а это было единственное мнение, с которым считались в Москве, - политика, проводимая Литвиновым, провалилась. Более того, над Советским Союзом нависла угроза войны с Германией - войны, в которой страны Запада, возможно, и не захотят принять участия. Сталин пришел к выводу, что настало время поменять политический курс. Если Чемберлен сумел умиротворить Гитлера, то почему этого не сможет сделать русский диктатор? Тот факт, что еврей Литвинов был заменен не евреем Молотовым (это особенно подчеркивалось в докладе, направленном в Берлин), должен был произвести определенное впечатление в нацистских кругах.