Мировая холодная война - Анатолий Уткин

Лишенный иллюзий и основанный на генетическом самоутверждении подход исходит из тех идей, которые в свое время разделяли У. Черчилль и Ш. де Голль: теряющее под собой почву, слабеющее государство не должно соглашаться с пессимистической оценкой своих возможностей. Напротив, полагал гений англосаксонского мира ХХ века Черчилль — «In defeat defiance» — «В поражении-вызов», таково было кредо британского политика, видевшего и высший взлет своей страны и ослабление ее потенциала после двух мировых войн. Таким же был пафос великого француза, увидевшего на протяжении своей долгой жизни сползание Франции с лидирующих позиций, закат колониального могущества Франции. В тот момент, когда де Голль в противостоянии с Вашингтоном в 1942-1945 и 1958-1968 гг. признал бы второстепенный статус своей страны, это признание стало бы подлинной фиксацией низкого статуса его страны в мировом раскладе сил. Согласиться с второстепенностью означало для них раствориться в свите блистательного лидера. Ни история, ни национальный менталитет Британии и Франции не позволили наступить на горло самоуважению. Почему Россия должна быть иной?

Самая большая по территории страна мира, населенная самым жертвенным народом, гордая победительница в величайшей из войн, вооруженная с 1949 г. ядерным оружием, гарантирующим ее неприкосновенность, показавшая совсем недавно способности своей науки и индустрии в освоении космоса, в ядерной физике, в авиации и металлургии, способна преодолеть смутное время — плода ее растерявшейся элиты, не сумевшей совладать с деструктивным ураганом 1990-х гг.

Значительная часть российского политического спектра, критически оценивая скудные итоги российского вестернизма, пришла к выводу о невозможности слепо следовать курсом «на Запад при любых обстоятельствах». Вопрос о приеме в НАТО прежних военных союзников СССР вызвал у политических сил России подлинные конвульсии, мучительную переоценку ценностей, потребовал обращения к реализму — на фоне болезненной для России демонстрации такого реализма со стороны Запада. Аргументы типа «вы звали демократический Запад и он пришел к вашим границам» потеряли силу. Уже вскоре обозначился практически национальный консенсус по оценке действий Запада после «холодной войны».

Плохо или хорошо, но в значительном сегменте отечественной политической жизни воцарился стереотип: мы сделали важнейшие внешнеполитические уступки, а Запад воспользовался «доверчивостью московитов», ворвался в предполье России, начал вовлекать в свою орбиту, помимо восточной части Германии, прежних союзников России — предполагаемые ворота в благословенный Запад, и даже более того, прежние части Советского Союза. Типичная для российского мышления контрастность немедленно вызвала «патриотическую реакцию», превратила особую внешнеполитическую проблему в заложника острых политических страстей.

Создается не очень привлекательная картина весьма серьезного разочарования России в трансокеанском союзе. Может быть Россия «слишком требовательна», когда говорит о желательности помощи ее демократии, незрелому рыночному хозяйству, новым структурам, приближающимся к западным? Что же, точка зрения что «мы слишком требовательны» имеет хождение и в России. Совершенно справедливым было бы указать, что Соединенные Штаты никогда не обещали такой помощи, у американцев нет особых «моральных угрызений». В данном случае мы касаемся вопроса, который по своей сути выходит за рамки американо-российских отношений в более широкую плоскость межгосударственных и даже человеческих отношений. Богатые не обязаны помогать бедным, демократии, строго говоря, не обязаны чем-либо жертвовать в пользу соседей. И Запад вправе философски наблюдать за неудачами российских реформ. Но при этом Запад с Соединенными Штатами во главе должен принять лишь одно условие — он должен быть готов платить за последствия.

У бедных только одно оружие против безразличия богатых — они объединяются. В нашем столетии, возможно, самым убедительным случаем такого объединения был период военного поражения и практического распада России в 1917 г., когда большевики провозгласили Россию родиной всех униженных и оскорбленных, создавая угрозу Западу, которая, в конечном счете — в своем ядерном варианте — переросла все мыслимые прежние угрозы. Повторение социал-дарвинистского подхода, предоставляющего Россию собственной участи, сегодня возможно только при исторической амнезии Соединенных Штатов. Погребенная собственными проблемами, основная масса которых — плод незрелой модернизации — Россия опустится в окружение «третьего мира» с одним известным багажом — своей сверхвооруженностью.

Ожесточение

Очертим другую крайность: ожесточение. Если Запад не ощутит опасность ожесточения России, в мировом соотношении сил могут проявить себя новые антизападные тенденции. Мечтания российских западников рухнут окончательно. НАТО, таможенные барьеры и визовые запреты встали на пути России в западный мир. Логика западной политики фактически предполагает отторжение России в северную и северо-восточную Евразию.

Что остается России? Профессор стратегических исследований Колледжа армии США С. Бланк приходит к выводу: «Лишенная обещанной ранее зарубежной помощи, потрясенная незавершенными преобразованиями внутри, Россия, если подходить к делу реалистически, едва ли готова продолжать следовать самоубийственному рыночному романтизму. Движимая внутренними процессами, Россия отвергнет предназначенное ей „место“ в новом мировом порядке и тем самым поставит под сомнение стратегию Запада».

России придется устраивать свою судьбу собственными усилиями, мобилизуя как оставшееся влияние в рамках СНГ, так и за счет поиска союзников вне элитного западного клуба — прежде всего в Азии, в мусульманском, индуистском и буддийско-конфуцианском мире. В этом случае Россия снова восстанавливает таможенные барьеры с целью спасения собственной промышленности. С той же целью она просто обязана будет заново выйти на рынки своих прежних советских потребителей в Средней Азии и Закавказье и, по мере возможности, в восточно-славянском мире. Прежние военные договоры с Западом потеряют силу. Парижский договор 1990 г. о сокращении обычных вооружений будет восприниматься как величайшая глупость всех веков. (Ведь Горбачев подписал его, уже загоняемый Ельциным в угол, едва ли не в состоянии стресса. И главное — подписал его в связке с Хартией о новой Европе, безблоковой, свободной, стремящейся к единству. Где эта Хартия? Почему блок НАТО существует и расширяется?) Россия восстановит способность массового выпуска стратегических ракет с разделяющимися головными частями, создаст новые закрытые города, мобилизует науку. Ростки федерализма увянут, окрепнет унитарное государство с жесткой политической инфраструктурой, что предопределит судьбу прозападной интеллигенции.

Сценарий конфронтации предполагает мобилизацию ресурсов с целью сорвать строительство очередного санитарного кордона. Стране не привыкать к очередной мобилизации — это почти естественное состояние России в двадцатом веке. Потребуется автаркия, подчеркнутая внутренняя дисциплина, плановая (по крайней мере, в оборонных отраслях) экономика, целенаправленное распределение ресурсов. Для внешнего мира наиболее важным было бы укрепление военного потенциала страны, энергичный выход на внешние рынки (в том числе и на рынки стран, обозначенных американцами изгоями). Интенсифицируются усилия по формированию военного блока стран СНГ, пусть и в ограниченном составе, осуществится координация действий стран, оказавшихся за «бортом» НАТО, причем не только из СНГ. Шанхайская «шестерка» обретет внутреннюю логику. Американцы почувствуют себя неуютно в Центральной Азии. — возобновится военное сотрудничество с потенциальными конкурентами Америки, со странами, далекими от симпатий к Западу. Россия прекратит создавать моноблоки, увеличится число ракет, оснащенных разделяющимися головными частями — мобильных, базирующихся в трех средах.

Этот курс предполагает и попытки нахождения более расположенных к сотрудничеству стран Запада, использование «германского актива» политики России, равно как и англо-французского опасения германского могущества. Активизация европейской политики не может не дать результатов, это — проторенная дорога российской дипломатии: Петр нашел союзников против шведов, Елизавета успешно участвовала в «семилетней войне». Екатерина, обеспечив благосклонность Вены, утвердилась в Новороссии. Она создала Северную лигу. Она обеспечила жизнеспособность родившихся Соединенных Штатов созданием Лиги вооруженного нейтралитета. Александр Первый и дружил с Наполеоном (Тильзит), и создал большую антифранцузскую коалицию. Весь Х1Х век Россия дружила с Пруссией-Германией, в ХХ веке поставили на Антанту против Центральных держав. С 1941 г. Советская Россия вместе с Британией и США успешно противостояла всей объединенной немцами Центральной и Западной Европе. Регион-сосед никогда не был и не является сейчас монолитом. Речь не идет о противопоставлении одних государств другим, но в политике, как и в жизни, нет статики, а происходящие изменения почти неизбежно порождают возможности. Воспользоваться ими — обязанность дипломатии России.