Боги и человек (статьи) - Борис Синюков

Чем знаменит Хасавюртовский договор, заключенный Лебедем, и почему его Россия нарушила, сняв Лебедя с работы? Он знаменит разрубанием гордиева узла, после чего война в Чечне мгновенно закончилась. Он знаменит еще тем, что Лебедь, зная о последствиях разрубания этого узла в смысле их неминуемости по причине «прямого» следствия, а не «вправо–влево» от него, принял единственно возможный выход из создавшегося положения – постепенное, но неминуемое отделение Чечни. Ибо другого решения просто не будет, провоюй мы хоть еще сто лет как в позапрошлом веке. Независимо, генерал ты или политик, но, если ты ответственный человек, то обязан смотреть трезво на вещи. И принимать решения не чисто по своему хотенью как Емеля–дурак, а исходя из сложившейся ситуации. Сколько примеров знает мировая история, когда «позорные» на первый взгляд решения оказывались в действительности гениальными и единственно возможными. Взять то же отделение Алжира от Франции. Да таких примеров можно десятками приводить. Хотя бы умный отказ Великобритании от своей колониальной системы. Ибо этим отказом Великобритания ничего фактически не потеряла, а только приобрела, закрепившись экономически в вольном Британском содружестве и возглавив его.

Но Емеля–дурак восторжествовал. И Лебедю не осталось там места. Но и власть поняла, что Лебедь очень для нее опасен.

Красноярский этап характеризуется множеством разрубания гордиевых узлов. Только они, так сказать, краевого, местного масштаба, что не говорит о том, что они сами по себе – мелкие. Энергетический узел, узел криминальный. Но разве обо всех мы, широкая общественность, знаем? Особенно мне нравится военно–красноярский гордиев узел, которого Лебедю не дали разрубить. Иначе бы красноярская армия была бы наподобие армии американской, которая за 21 или 22 дня победила армию Хуссейна. Вот было бы смеху, когда она вступила бы в бой за «освобождение» Красноярского края. Вернее даже, что она бы просто кое–кого попугала своей эффективностью и дальше бы дело не пошло. Отказались бы мы от Красноярска, точно так же как от Фиделя Кастро и Хуссейна. Кажется, дело к тому именно и шло.

Катастрофа вертолета с Лебедем сильно напоминает мне катастрофу вертолета с Федоровым на борту. Из–за электрических проводов. Но не только. К Федорову я еще не приступал, поэтому остановлюсь на этой «катастрофе», как будто о более раннем федоровском вертолете ничего не знаю.

Прежде всего замечу, что, судя по мной уже упомянутой попытке спецслужб арестовать Лебедя в гостинице Россия, вылившейся в стыд и позор для властей, просто так, за здорово живешь, убить Лебедя было почти невозможно. К моменту его устоявшегося губернаторства, я думаю, личная его охрана работала лучше прежнего, совбезовско–хасавюртовского периода. Притом, она основывалась не на «долге службы», не на зарплате, а на любви к герою. (Читайте по этому вопросу Зигмунда Фрейда).

Теперь замечу, что официальному расследованию катастрофы доверять тоже нельзя, так как, если мы о судебной системе, стоящей почти у каждого россиянина перед глазами, знаем то, что знаем, и не доверяем ей, то, как мы можем доверять закрытейшей из закрытых служб авиационных катастроф? Выплескивающей на свет божий только выводы, упуская их доказательства.

Теперь детали. Полет на вертолете отсекает охрану, так как надо посадить в вертолет представительских людей, а вертолет все–таки не Ту–154 на 165 мест. Но, если вертолет знакомый, как по экипажу, так и по железу, то не беда: охрана может поделиться на две части, одна – провожает, а другая часть – встречает. А в самом вертолете Лебедь и сам с любым справится, если такового подсадят на правах представительского человека. Даже, если тот будет с пистолетом. Ведь перед контрольным выстрелом в голову надо еще такого богатыря свалить на пол. Так что шансы невелики, а позору будет много.

Но вот знакомый вертолет со знакомым экипажем куда–то делся, как сквозь землю провалился. По–моему, это выглядело примерно так, как если бы президента привезли во Внуково, а его любимый лайнер улетел в Сочи калымить. А запасной лайнер разобран до последнего болтика. И президенту пришлось бы ехать в Домодедово, чтоб сесть на рейсовую развалюху под названием ТУ–154, чтоб слетать покататься на лыжах под названием «провести совещание с местным руководством».

Если в целом по стране такая ситуация не может в принципе возникнуть, то почему она «возникла» в самой крупной губернии, где Лебедь имеет статус не ниже президентского, а вертолетов там почти столько же, сколько в самой Москве. И среди них, я не сомневаюсь, есть именно губернаторский вертолет, проверенный и опломбированный, с непьющим и постоянно готовым экипажем. Ибо у Лебедя губерния побольше всей Западной Европы. Вот что меня интересует, а не «причины» падения вертолета, наткнувшегося на провода.

Теперь отмечу разницу между президентом и Лебедем. Президент если и захочет полетать на рейсовом самолете, охрана ему не позволит. А если он будет настаивать, то разом подаст в отставку, так как гарантировать рейсовый самолет без единого пьяного невозможно. А что у трезвого, так сказать, на уме, то у пьяного хотя и не на языке, но обязательно в кармане. Ибо за словом согласно другой русской поговорке лазят именно в карман. В результате президент не полетит по своему вздорному желанию. Истребитель – исключение, на нем всего двое, и оба – с парашютами. Это я об опасности, которой подвергал себя нынешний президент, летя в Чечню.

Возьмем Лебедя. Во–первых, охрана, основанная на любви, а не на зарплате, слушается своего подопечного безусловно, конечно, предварительно сказав ему о потенциальных опасностях. Но, если он им не внемлет, то ему дают свободно распоряжаться своей судьбой. Во–вторых, Лебедь все–таки был боевым генералом, хотя и баллотировался в президенты. Поэтому он привык рисковать, и пока – не отвык, и теперь уже никогда не отвыкнет. В третьих, если такому генералу ловко сообщить какую–нибудь глупость насчет испарившегося «его» вертолета, и ловко же намекнуть, поставив его храбрость под сомнение, то Лебедь полетел бы даже на сломанном велосипеде, не говоря уже о «подложном» вертолете. Притом «лететь недалеко», до первых попавшихся проводов. Вы же сами понимаете, что Красноярский край – это не какая–нибудь центральная область, опутанная проводами вдоль и поперек. Красноярский край в этом отношении больше напоминает Сахару или дебри Амазонки.

Далее. Мне очень не нравится, что вертолет летел над самой землей, как нормальные вертолеты никогда не летают, словно экипаж разглядывал на земле валяющиеся окурки. И здесь я прошу заметить два следствия. Во–первых, летчикам прекрасно известно, что если даже вертолет упадет со второго этажа, то многотонные двигатель с редуктором обязательно оторвутся, и упадут на тех, кто под ними сидит. Остальным, в том числе и летчикам, — ничего не будет, даже сотрясения головы. Так оно в действительности и вышло. Во–вторых, если вертолет летит намного выше, метрах на двухстах, или даже выше, то пострадают все в равной степени. Хотя и есть торможение от авторотации винта, так как выше линии электропередачи вертолету не за что зацепиться и сломать винты, чтоб авторотации не было.

Теперь надо усадить Лебедя под двигатель. Но Лебедь не пьет, чтоб организовать в этом самом месте застолье. Пришлось усадить его с потенциальными трупами за карты. А что бы вы делали еще, если вам лететь полчаса? Не диссертацию же писали бы в одиночестве, отодвинув спутников локтем от стола как раз под двигателем. В связи с этим, мне очень охота узнать, не Лебедь ли всегда возил карты в кармане? Или не лежали ли они специально именно за указанным столиком в указанном «резервном» вертолете? А то летчики несколько ехидно откровенничали, выйдя из больницы: «Вы думаете, чем они занимались? Они в карты играли». Как будто из пилотской кабины окно «прорублено» не вперед, а назад.

И еще один вопрос. Я, конечно, понимаю, что летчикам надо было пересчитать все окурки на дороге, которая пролегала рядом с ЛЭП. И над которыми они летели. Но, не могли ли они это сделать в другой раз? Ведь они летают чаще Лебедя.

В общем, «Где–то там, наверху…», как поет Алла Пугачева.

Святослав Федоров. Мне невольно приходит в голову мысль, что с вертолетом Федорова получилось все отлично. И этот же «опыт» был применен и для Лебедя: противоестественно низкий полет, провода… и так далее. Но вот пилот, если им был сам Федоров (или он только немного посидел за штурвалом?), вообще ничего не знают ни о высотомере, ни об отваливающемся двигателе. Пилоты такого «класса» умеют держаться за ручку при тихой погоде, и – только.

Профессиональные вертолетчики, постоянно вращаясь в своем пилотском кругу, знают все тонкости и опыт прошедших аварий, им даже не надо читать инструкции, написанные кабинетными инструкторами, они все тонкости узнают друг от друга, выпивая в своем узком кругу, наподобие: а вы знаете о таком случае, когда…? Именно поэтому профессиональные летчики хорошо летают и, как правило, знают, что надо делать, если… А вовсе не потому, что налетали много часов и все аварии случились именно с ними, и они их запомнили. Хотя и собственный опыт им многое говорит, хотя бы то, что, летая с испорченным высотомером, они и без него точно знают, на какой они летят высоте. Точно так же как таксист с испорченным спидометром не ошибется, на какой скорости он едет.