Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Маркс не отрицает права на компенсацию финансовых расходов на производство, даже на компенсацию хлопот об успехе предприятия, однако настаивает, что это не должно происходить за счет других людей. Именно эта несправедливость, как видит ее Маркс, присуща капиталистической системе, изначально основанной на частной собственности и движимой алчностью и жаждой наживы. Прибыль не делится с рабочим, который ее и произвел — наоборот, капиталист постоянно ищет способы сокращения своих расходов для получения большей прибыли — и сокращения того, что могло бы стать вознаграждением за труд рабочего. При капитализме технические инновации, постоянно колеблющиеся рынки, процветающие сегодня и обрушивающиеся завтра, соперничество между капиталистами, приводящее к поглощению мелких производств более крупными — все направлено на достижение одного результата: люди остаются без работы, обеспечивая еще два вида выгоды — капиталисты видят, как растет их прибыль, и приобретают в свое распоряжение целую армию безработных. Эти люди, которых Маркс называет «промышленными резервистами», все время наготове, представляя собой и гарантию, и угрозу. Гарантия — в том, что работодатель всегда будет иметь стабильный резерв рабочей силы, готовой заменить умерших рабочих или заполнить новые рабочие места во время экономических подъемов. Угроза — трудноопределима, но хорошо понятна: рабочие, боящиеся, как бы безработные не заняли их место, соглашаются в отчаянии на заниженную заработную плату. В целом можно говорить о том, что работодатели используют «промышленных резервистов» для снижения стоимости труда рабочих {66}.

Исайя Берлин утверждал, что если бы рабочие, читавшие «Капитал» Маркса, не поняли из книги ничего — то уж точно поняли бы одну мысль: «существует всего один класс, который производит больше богатств, чем потребляет, и производимое им присваивают другие люди — просто в силу того, что являются единственными владельцами средств производства, таких как природные ресурсы, машины, транспорт, финансовые кредиты и т. д., без чего рабочие не могут работать; контроль над ними дает контролирующим возможность и власть заставить остальное человечество капитулировать перед ними под угрозой голода». {67}

Маркс иллюстрировал свой экономический трактат беспощадно жестокими примерами эксплуатации из британской фабричной системы, описывая не только жестокое обращение со взрослыми мужчинами, но и издевательства над десятками тысяч детей, некоторым из которых едва исполнилось 2 года. Кроме того, он часто использует отсылки к литературным произведениям. Так, он вспоминает о Робинзоне Крузо, который даже после кораблекрушения ведет себя, «как истинный британец», с помощью часов, книги и пера управляя своим островом сокровищ. В духе Диккенса Маркс цветисто называет капиталистического обывателя «денежным мешком» {68}. Кроме того, в книге много аллюзий с готической литературой. Маркс пишет:

«Капитал — это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живёт тем полнее, чем больше живого труда он поглощает». {69} [63]

В своей слепой неутолимой страсти он, вечно голодный, словно вервольф, жаждет заполучить бесплатный труд, переступая не только моральные, но и физические, максимально возможные для человека пределы рабочего дня. Он узурпирует время отдыха, свежий воздух, солнечный свет… отнимает время, отведенное на крепкий сон, дающий возможность восстановить силы, просто на отдых, который так необходим измученному организму {70}.

«Капитал» Маркса — который во всех смыслах был своего рода эпосом завоевателей и завоеванных — объяснял, что даже будучи порабощенным и измученным, рабочий класс не лишен сил и некоторой толики власти полностью. Сама природа капиталистического производства, когда рабочие собраны в одну сплоченную общность, создает почву для сопротивления; рабочие осознают свою силу, заключенную в единстве, и свои антагонистические взаимоотношения с капиталом {71}. В определенный момент эти рабочие начнут предъявлять свои требования — сокращение продолжительности рабочего дня и компенсация, отражающая истинную стоимость их труда. «На смену напыщенному и помпезному списку «неотъемлемых прав человека» приходит скромная Великая Хартия ограниченного законом рабочего дня», которая ясно даст понять, «когда заканчивается время, которое рабочий человек продает, и начинается его собственное время». {72} Рабочие, разумеется, предъявят эти требования, как любой продавец вправе выставить свои условия покупателю, правда, в этом случае покупатель не заинтересован в гуманности; однако это противостояние неминуемо приведет к разжиганию глобальной борьбы между классом капиталистов и рабочим классом.

Маркс также предвидел антагонизм внутри самого класса капиталистов, которые будут уничтожать друг друга в погоне за богатством, убирая с дороги конкурентов для создания монополий и бизнес-империй, чье влияние будет простираться на целые страны и континенты. Но и это в конечном итоге, по Марксу, поможет рабочим: уменьшение количества магнатов на вершине денежной пирамиды укрепит ее основание. Это, в свою очередь, спровоцирует еще большую нищету и лишения — и тем самым быстрее сплотит несчастных для сопротивления и борьбы. Они создадут собственное общество, то, в котором будут правильно относиться к средствам производства — ибо они и есть средства производства. Этот класс, в свою очередь, станет слишком мощным для того, чтобы капиталисты могли подчинить его себе {73}. Результатом этого станет появление кооперативных предприятий и установление общей собственности на природные ресурсы, а также на средства производства и оборудование, необходимые для того, чтобы колеса коммерции продолжали крутиться. Маркс предсказывал, что эта экономическая и социальная революция будет гораздо более бескровной, чем те, что происходили при зарождении капитализма.

Преобразование личной частной собственности, происходящей из частного труда, в капиталистическую частную собственность — процесс, естественно, несравнимо более затяжной, насильственный и трудный, чем превращение капиталистической частной собственности, уже практически основывающейся на общественном производстве, в социалистическую собственность. В первом случае перед нами экспроприация народных масс несколькими узурпаторами, во втором — обратный процесс, экспроприация экспроприаторов {74}.

В одну эту книгу Маркс вложил годы труда и размышлений — свои собственные, а также тех экономистов и философов, которые были его предшественниками. С одной стороны, этот труд был написан в высшей степени техничным, академическим языком, с другой — уже на следующей странице читатель мог окунуться в легкий, ехидный, насмешливый стиль наиболее эксцентричных полемик Маркса. Если Энгельс обнаружил в «Капитале» отголоски фурункулеза Маркса, еще легче было отыскать там следы страданий его семьи или воспоминания о той нищете, которую Маркс видел и знал на улицах Манчестера и Лондона.