Власть меча - Уилбур Смит

– Оставьте его в покое! – завопила Матильда Джанин и прыгнула на плечи одному из штурмовиков. Она сбила ему кепи на глаза и обеими руками вцепилась в волосы. – Оставь Дэвида, свинья!

Она изо всех сил тянула его за волосы, и штурмовик развернулся, пытаясь освободиться от нее.

Кричали женщины, трещала мебель. Хозяин стоял в дверях кухни, ломая руки; лицо его было болезненно перекошено.

– Шаса Кортни! – яростно кричала Тара. – Немедленно прекрати!

Шаса был погребен под грудой коричневых мундиров и мелькающих кулаков и не мог ответить членораздельно. Штурмовики, захваченные врасплох, быстро пришли в себя. Им было не привыкать к уличным дракам.

Штурмовик, передернув обтянутыми коричневой формой плечами, высвободился и отшвырнул Матильду в угол. Трое штурмовиков поставили Шасу на ноги, заломили руки за спину и повели в сторону кухни. Дэвида точно так же повели двое. Штурмовик с поврежденным носом шел за ними, кровь текла ему на рубашку, и он бранился.

Хозяин торопливо отошел в сторону. Шасу и Дэвида провели через кухню, распугивая поваров и кельнерш, вывели в переулок за кофейней и бросили на мусорные баки. Шаса безуспешно пытался защититься.

Никто из штурмовиков не проронил ни слова. Отдавать приказы не требовалось. Это были профессионалы, и они занимались любимым делом. Они искусно прижали своих жертв к кирпичной стене, и каждым занялся один из штурмовиков, нанося удары по лицу, по телу и снова по лицу; обрушивая удары, они кряхтели, как свиньи.

Матильда Джанин выбежала за ними и снова попробовала вступиться за Дэвида, но штурмовики небрежным броском отшвырнули ее, засунули за мусорные баки и вернулись к своему занятию.

Тара на кухне гневно кричала хозяину:

– Немедленно вызовите полицию! Вы слышите, вызовите полицию! Там убивают невинных людей!

Но хозяин беспомощно развел руки.

– Бесполезно, фройляйн. Полиция не придет.

Шаса согнулся вдвое. Ему позволили упасть и втроем принялись пинать его сапогами. Подкованные железом сапоги били по животу, по спине и бокам.

Штурмовик, избивавший Дэвида, потел и тяжело дышал от усталости. Он отошел, старательно прикинул расстояние и нанес последний апперкот по поникшей голове Дэвида. Кулак попал Дэвиду в рот, голова его запрокинулась, ударилась о кирпич, и ему позволили упасть ничком на плиты тротуара.

Дэвид лежал неподвижно, обмякший, не пытаясь уворачиваться от пинков, которые сыпались на его безвольное тело, и забава наскучила штурмовикам. Совсем не интересно бить человека, если он не дергается, не корчится и не молит о пощаде. Они быстро собрали свои кепи и знамена и группой удалились, пройдя мимо двух полицейских, которые стояли у выхода из переулка и старались выглядеть незаинтересованными.

Матильда Джанин опустилась на землю возле Дэвида и положила его окровавленную голову себе на колени.

– Скажи что-нибудь, Дэви, – плакала она, а Тара вышла из кухни с влажной тряпкой и склонилась к Шасе, стараясь не показать свою тревогу.

Прошло несколько минут, прежде чем жертвы начали подавать признаки жизни. Потом Шаса сел, опустил голову и ошеломленно покачал ею. Дэвид приподнялся на локте и выплюнул зуб и кровавую слюну.

– Ты в порядке, Дэви, старина? – прохрипел Шаса разбитыми губами.

– Шаса, никогда больше не спасай меня, – ответил Дэвид. – В следующий раз меня из-за тебя убьют.

Матильда Джанин помогла им встать, но теперь, когда Шаса пришел в себя, Тара исполнилась неодобрения и негодования.

– Более отвратительного поведения я в жизни не видела, Шаса Кортни! Ты был непристоен и вульгарен и заслужил все, что получил.

– Суровая ты, старушка, – возразил Шаса, и они с Дэвидом, опираясь друг на друга, захромали по переулку. Один из полицейских на углу что-то сердито сказал им.

– Что он сказал? – спросил Шаса у Тары.

– Он совершенно справедливо сказал, – ледяным тоном перевела Тара, – что в следующий раз вас арестуют за нарушение общественного порядка.

Вдвоем, окровавленные и избитые, они с трудом брели по Курфюрстендамм обратно; Матильда Джанин шла рядом, а Тара в десяти шагах впереди, пытаясь показать, что она сама по себе; прохожие бросали на них испуганные взгляды, отводили глаза и торопливо уходили.

Когда они вчетвером поднимались в лифте «Бристоля», Матильда Джанин задумчиво спросила:

– Этот твой рассказ, Шаса, о том, что выращивают на Масличной горе. Я его не поняла. Скажи, что такое schmuck?

Дэвид и Шаса согнулись от хохота.

– Пожалуйста, Мэтти, больше ничего не говори, – взмолился Дэвид. – Мне больно смеяться.

Тара строго сказала сестре:

– Вот погодите, юная особа, расскажу папе о вашем участии в этом безобразии. Он очень рассердится.

Она была права, отец рассердился, но не так сильно, как Сантэн Кортни.

У Шасы были сломаны четыре ребра и ключица, и впоследствии всегда утверждали, что его отсутствие в команде во многом объясняет победу аргентинцев в полуфинальном матче со счетом 10 : 1. Дэвид, если не считать двух выбитых зубов, отделался поверхностными ушибами, растяжениями и царапинами.

– Ну, обошлось без особого вреда, – заключила наконец Сантэн. – По крайней мере не будет скандала, ни один из этих ужасных журналистишек не станет зубоскалить в печати.

Она ошибалась. Среди посетителей кафе Кранцлера оказался южноафриканский корреспондент агентства «Рейтер», и его статью перепечатала южно-африканская еврейская газета «Джуиш таймс». Она подчеркнула роль, которую сыграл Шаса Кортни, защищая своего еврейского друга, бронзового медалиста-спринтера, и когда они вернулись в Кейптаун, Шаса обнаружил, что он в некотором роде знаменитость. И Шасу, и Дэвида пригласили выступить на ланче у «Друзей Сиона»[69].

– Закон непредвиденных последствий, – сказал Блэйн Сантэн.

– Как по-твоему, сколько евреев-избирателей в списках?

Сантэн чуть сощурилась, мысленно производя расчеты, и Блэйн усмехнулся.

– Поистине ты неисправима, радость моя.

На финальном поединке боксеров полутяжелого веса зал в огромном комплексе Reichssportfeld был заполнен до отказа. По обе стороны прохода, образуя почетный караул, мимо которого претенденты шли на ринг из раздевалки, стояли ряды штурмовиков в коричневых мундирах.

– Мы решили, что без них не обойтись, – объяснил Хайди полковник Больдт, когда они сидели на своих местах у ринга, и многозначительно посмотрел на судей. Все это были немцы, члены партии. Полковнику Больдту потребовалось провести немало переговоров и заключить сделок, чтобы это устроить.