Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов

708. Л. С. СУВОРИНУ 1 ноября 1889 г. Москва. 1-го ноября. При сем посылаю Вам обратно 2 рассказа г-жи Орловой. Посылаю заказною бандеролью - этак дешевле. Из "Таперши" не мог выжать ничего; что-то вышло, но как бы авторша не обиделась. Из корабля я сделал гвоздь. Из "Наташи" же получилось нечто во вкусе Достоевского, что, как мне думается, можно напечатать, только Вы еще раз прочтите в корректуре. Г-жа Орлова не без наблюдательности, но уж больно груба и издергалась. Ругается, как извозчик, и на жизнь богачей-аристократов смотрит оком прачки. Очень рад служить и впредь. Поздравляю Вас с семейною радостью: а) Курепин женился и b) Ваш сотрудник Ан. Чехов начал родить субботник. Теперь я занят всякой чепухой, так что пришлю его не раньше будущей недели. Начало вышло ничего себе. У меня есть только один экз(емпляр) "Лешего", да и тот валяется у Ленского. Если хотите прочесть, то

{03276}

пошлите Андрея или Василия к своему соседу Лессингу, живущему на М. Итальянской, 37. У него имеется экземпляр, даже два. Сей Лессинг (сиречь Свободин), мудрствуя по обыкновению и роясь глубокомысленно в классиках, нашел пьесу для своего бенефиса: "Студент" Грибоедова. Прочтите моего "Лешего", коли угодно, но не говорите о нем никому ни единого слова, ибо каждое мое слово в Петербурге понимается как просьба, а каждое Ваше как протекция. Ну их к ироду! Выходит какая-то глупая игра в бирюльки: людям хочется сделать мне одолжение, и ждут они, чтоб я попросил, а мне хочется показать, что я ни в грош ставлю свои пьесы, и я упрямо, как скотина, пишу в своих письмах только о погоде, нe заикаясь о пьесе. То же и в Москве. Пьеса "Леший", должно быть, несносна но конструкции. Конца я еще не успел сделать; сделаю когда-нибудь на досуге. Но она лучше "Лучей и туч", которые я видел и которые Вы будете видеть в пятницу. Не будем торопиться. Миша кончил курс. Если б я был министром, то сделал бы его податным инспектором или акцизным. Его тянет к серенькой обывательской жизни, и хочется ему жениться во что бы то ни стало хотя бы на разбитой сковороде, да только бы поскорей. Ах, как много пьес приходится читать мне! Носят, носят, без конца носят, и кончится тем, что я начну стрелять в людей. Завтра вышлю материал для новой книжки. Или подождать? Хорошо, погожу... Если в типографии теперь много работы, то месяц или два подождать можно... Свободин гостил у меня летом. Он, уверяю Вас, очень добрый, не хитрый и нескучный человек. Главное - не давайте ему рассуждать. Актерам нельзя позволять рассуждать. Уж очень скучно слушать. А в остальном народ весьма и весьма сносный. Будьте здоровы. Когда же в Москву? Хочу открыть в Ялте книжный магазин. Возьму место в городском саду и украшу город мавританским павильоном. Торговать буду шибко. Ваш А. Чехов.

{03277}

709. А. П. ЛЕНСКЮМУ 2 ноября 1889 г. Москва. 2 ноябрь. Большое Вам спасибо, дорогой Александр Павлович, за то, что прочли мою поганую пьесищу. Спасибо и за комментарии: в другой раз уж не буду писать больших пьес. Нет на сие ни времени, ни таланта и, вероятно, нет достаточной любви к делу. И я занят по самое горло. "Лешего" переделывать не стану, а продам его в единое из частных театральных капищ. Дам другое название, возьму 500 целковых и чёрт с ним. Когда выпадет снег, не поехать ли нам вместе к Левитану? Я был бы очень рад. Сегодня напишу в Питер, чтобы там не ставили "Лешего". И в Питере пущу в частный театр. Пусть слоняется, аки тень нераскаянного грешника, из вертепа в вертеп, из потемок во мглу... Пишу рассказик. После 20, кажется, поеду в Питер. Почтение Лидии Николаевне. Ваш А. Чехов. Еще раз спасибо от души.

710. А. С. СУВОРИНУ 5 ноября 1889 г. Москва. 5 ноябрь. Податель сего, мой братец, желающий поступить на государственную службу и жениться, передаст Вам сверток рукописей для будущей моей книги и письмо для г. Неупокоева. Посылается Миша в департамент окладных сборов хлопотать о месте вице-директора. Говорят, что университетские люди нужны, а коли нужны, то и пусть едет. Все равно, что дома болтаться, что в департаменте ненужные бумаги писать. Моя фамилия редеет: один умер, другой уходит... Это мне не нравится.

{03278}

Если Миша своим приходом помешает Вам работать, то не сердитесь. Покажите ему Настю и Бориса. Будьте здоровы и счастливы 1000 раз. Ваш А. Чехов.

711. А. М. ЕВРЕИНОВОЙ 7 ноября 1889 г. Москва. 7 ноябрь. Многоуважаемая Анна Михайловна! Благодарю Вас за деньги и за обещание познакомить меня с миллионершей. Кстати: настоящие ли у нее миллионы? Если настоящие, а не дутые, то почему она до сих пор не вышла замуж? Я человек подозрительный... Пьеса у меня есть, но говорить о ней я могу только нерешительно... По моему мнению, пьесы можно печатать только в исключительных случаях. Если пьеса имела успех на сцене, если о ней говорят, то печатать ее следует, если же она, подобно моей, еще не шла на сцене и смирнехонько лежит в столе автора, то для журнала она не имеет никакой цены. В Петербург я приеду, должно быть, в декабре. Ко мне один за другим ходят посетители и мешают мне кончить это письмо. Вообще мне очень мешают, и я охотно бы переселился на Северный полюс, где, как известно, с визитами не ходят. Был ли у Вас мой брат, новоиспеченный юрист? Если хотите, он расскажет Вам про государственную комиссию, которая его экзаменовала. Нам труднее было экзаменоваться. Моя фамилия благодарит за поклон и кланяется. Часто вспоминают, как вместе с Вами ехали до Иванина. В Москве читает гигиену ученик Петенкоффера, проф. Федор Федорович Эрисман, много знающий, очень талантливый и литературный человек. Пригласите его работать в "Сев(ерном) вестн(ике)". Чтобы облегчить ему задачу (приглашения от редакций ставят обыкновенно в тупик, и приглашенный больше года тратит на выбор подходящего сюжета), Вы прямо закажите

{03279}

ему "Санитарное значение кладбищ" или "Водопроводы", или "Вентиляция", или что-нибудь вроде. Пригласите также проф. Кайгородова, пригласите проф. нашей Петровской академии Стебута, написавшего прекрасную "Полевую культуру". Приглашайте настоящих ученых и настоящих практиков, а об уходе ненастоящих философов и настоящих социолого-наркотистов не сожалейте. Поклонитесь Марии Дмитриевне и Алексею Николаевичу. Будьте здоровы! Есть ли у Вашей миллионерши именье в Крыму? Ах, как это было бы кстати! Я бы ее выкурил из этого имения и сам жил бы в нем с какою-нибудь актрисочкой. Прощайте. Ваш А. Чехов.

712. Н. А. ЛЕЙКИНУ 7 ноября 1889 г. Москва. 7 ноябрь. Первую страницу в последнем номере "Осколков", добрейший Николай Александрович, принимаю не иначе, как выражение ко мне особого внимания редакции. Покорнейше благодарим. Когда будем издавать свой юмористический журнал, то нарисуем Вас на вершине Эйфелевой башни, построенной из Ваших книг. Упрек в пристрастии к сцене и в измене беллетристической форме я принимаю, хотя он относится ко мне в гораздо меньшей степени, чем, например, к Билибину или Гнедичу. Я за всю свою жизнь работал для сцены в общей сложности не больше месяца, а теперь мечтаю о сценической деятельности так же охотно, как о вчерашней каше. Не льстит мне конкуренция с 536 драматургами, пишущими ныне для сцены, и нисколько не улыбается успех, который имеют теперь все драматурги, хорошие и плохие. Кто-то, кажется, Билибин, писал мне, что будто Вы сердитесь на меня за то, что я не уведомил Вас о получении ста рублей. Я не понимаю, что дурного в этом неуведомлении... Во-первых, почта российская исправна, во-вторых, деньги, если бы я не получил их,

{03280}

пришли бы к Вам обратно, в-третьих, я не находил нужным уведомлять Вас, так как Анна Ивановна, посылая мне деньги, писала мне, что высылаются они по поручению Голике, в-четвертых, у меня в голове всё так перепуталось и я так занят, что заслуживаю снисхождения. Городецкому я не писал. Дело у него новое, он просил поддержки, а написать ему то, что Вы хотели, значило бы совершенно отказать ему. Я не думаю, чтобы 40% было невыгодно для издателей и авторов. Книжная торговля теперь так плоха, что, будь я хозяином своих книг и не будь я ленив, я отпускал бы со скидкою 50% всякую свою книгу, которая уже окупилась. Окупившуюся книгу можно уподобить вольной птице; чем раньше она уйдет из склада, тем раньше ее место может занять новое издание. Если бы, повторяю, я был хозяином своих книг, то мои бы "В сумерках" и "Рассказы" теперь продавались бы не третьим изданием, а восемнадцатым. Как Вам путешествовалось и отчего Вы так недолго были за границей? Я и чихнуть не успел, как Вы уже вернулись. Говорят, что Билибин болен. В чем дело? Он писал мне, что болит сердце. Вероятно, развинтились нервы, ибо сердце в его годы не болит. Ведь не грудная же жаба, не перерождение сердечных сосудов, не аневризма же. Ему бы на юг поехать, в море купаться. За 200 рублей можно целый месяц прожить на южном берегу Крыма; хватит не только на жилье и харчи, но даже и на девиц, буде он на старости лет пожелает иметь их. Грузинский совсем уже выписался и определился; он крепко стал на ноги и обещает много. Ежов тоже выписывается; таланта у него, пожалуй, больше, чем у Грузинского, но не хватает его ума. Про семгу уже оба не пишут. Журю их обоих за мещанистый тон их разговорного языка и за однообразно-бурый колорит описаний. Их даже самые лучшие рассказы своим колоритом напоминают мне деревянные лестницы в квартире Пальмина. Кстати, где теперь сей любимец богов? Где живет, или, вернее, куда переехал? Нe сообщите ли Вы мне его семиэтажного адреса? Я у него давно уже не был, и, вероятно, он теперь бранит меня: