Ещё не Аюта - Владимир Осипцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там на второй машине, над командирским люком сидели двое. Один — понуро склонив голову, а другой — что-то вынимая у него из-за шиворота. Что-то длинное, так показалось сначала, но, потом блеснула сталь, окрашенная кровью — и триарий всё понял, прежде чем безжизненное тело товарища скатилось по броне и рухнуло на бетон лётного поля. Он не успел закричать — сильные руки сзади затянули ремень его же автомата на его же шее, он брыкнулся, и упал с машины, только для того, чтобы увидеть, как высокая фигура душит одной рукой его мехвода. Фигура обернулась, загородив солнце, и тут триарий узнал силуэт —известные на пол-вселенной, изделие его касты, джаханальские бронежилеты, десантный вариант, с тремя карманами для запасных магазинов на груди, жесткие плечи с креплениями под церемониальный плащ, через одно из которых был пропущен ремень короткоствольного автомата, и белесое лицо-череп, под центурионским шлемом с полосатыми перьями примипила на гребне.
«Легионеры! Так значит, они всё-таки пришли...» — удар ногой в лицо вырубил его за миг перед смертью, милосердно не дав услышать хруст собственной сломанной шеи, и увидеть то, как ряд за рядом из, казалось бы, неприступного склона холма, выскакивают всё новые, затянутые в чёрное фигуры, и в беззвучной рукопашной захватывают нечего не успевающих сделать зенитчиков.
...А кавалерия в это время весело и с размахом рубила полуголых копейщиков на другой стороне...
Умереть можно и по-настоящему
...На скользкой траве было трудно удержаться, и поэтому полк скинули вниз шагов на десять. Пятая сотня ещё легко отделалась — были раненые, но не особенно серьёзно, а некоторые сотни даже не успели построиться — их раскидало как молотом — орех, буквально считанные всадники проехали сквозь них в тыл, но оттуда уже не выбрались — малочисленные ветеранские сотни отработали оказываемое им уважение.
Кызылкумские полки были первыми на острие атаки, и поэтому первую волну они ещё пережили относительно благополучно, но следом конница с других холмов последовала примеру авангарда, и начался сущий ад...
Не было ни фронта не тыла — один сплошной котёл, окруженный закованными в броню врагами. И 25-й с соседнего холма, и 26-й смешались, непонятно чьи солдаты подчинялись непонятно чьим командирам. Оружие было почти что бессильно — во время первой волны только копьё принцессы, изготовленное в гвардейских мастерских, смогло ранить одну лошадь. У других наконечники едва царапали сталь, а тем, у кого копья были вообще деревянными, приходилось орудовать ими, как дубинами — как, например, Али Язиду, но при его-то силе, даже так это было воистину страшное оружие. (Шестая сотня появлялась то справа то слева, и непонятно было принцессе, то ли их так перемешало, то ли фланг пятой сотни так мотало).
Но самое страшное началось во время второй волны, когда им всё-таки удалось завалить, подняв лошадь на пики, одного разряженного кавалериста. Крик: «Золото, налетай!», наделал больше бед, чем две вражеские атаки — ближайшие кинулись грабить, те, кто не успел, полезли им на головы, начались даже драки между собой, и вот в эту-то «куча малу» въехала третья волна...
Нечто подобное было при первой атаке, когда ветераны завалили прорвавшихся в тыл, но там всё-таки был тыл, а не первая линия, а тут...
Яван оказался внутри этой «кучи-малы», ближе к краю — его затянуло туда общим потоком, и поэтому Мацуко почувствовала кожей раньше, чем услышала, а тем более увидела, как в толпу врезалась кавалерия. Крики раненых, рёв, всхрап боевых лошадей, ругань, боевые кличи — всё это смешалось в один ужас, но всё-таки задержало смерть на спасительные секунды, дав Явану и другим счастливчикам, драгоценные мгновения, чтобы вырваться из роковой ловушки. Девушка скатилась по чьей-то спине, и обнаружила Калима, одиноко державшего линию пикой с погнутым наконечником. Поодаль мелькнули ещё несколько десятников, спешащих к ним на помощь — все с правого фланга, а слева от них — чудом держась на ногах, пытался двигаться конь со всадником, с ног до головы облепленные башибузуками в до бесстыдства изодранных шароварах. Они то ли пытались задавить его голыми руками, то ли грабили заживо...
Четвёртую волну в центре (а «куча-мала» стала центром этого фронта), сдержали — о чудо! — пять десятников правого фланга пятой сотни. Не сговариваясь, догадались поднять на пики вырвавшегося вперёд коня на дыбы, и бросить под ноги атакующим. Правда, никто об него не запнулся, слишком далеко было, но скорость замедлили все, и с тех пор прекратились эти таранящие волны атак, врагам пришлось оставить пики, и взяться за палаши. Началась обыкновенная резня...
Яван с Калимом завалили ещё одного всадника — Калим своим загнутым наконечником, как багром, за шею, а Яван — убил лошадь в брюхо. С другой стороны коня они, обнаружили Теймура с окровавленным протазаном. Чуть не плача, сотник кричал на мародёров: «Кончай грабить, сволочи! Вас же в дерьмо растопчут!» — а его никто не слушал, продолжая пихать, не имея карманов — в кушак, не имя кушака — в рот, в задницу и тотчас же теряя награбленное вместе с зубами и кишками с первым же ударом, и то кто-то за ними кидался подбирать... Увидев десятников, Теймур приказал им собрать строй, хоть как-нибудь... Чуть выше, на левом фланге, красиво вырисовываясь на фоне сумеречного неба, их эмир бился один на один с командиром вражеского эскадрона.
Отдав приказ, сотник ушел избивать паникующих. Явану и другим десятникам с грехом пополам удалось собрать правый фланг — у принцессы в линии только трое были из её десятка. Что было с левым — для неё так и осталось неизвестным, из всех командиров с той стороны она видела только Салаха — мельком, он уже в кирасе всадника добивал лежащую лошадь. Но только мельком.
От линии в такой резне всё равно не было много многого толку — как сверкающие корабли проплывали всадники
