Санитар - Владимир Гриньков

Паша не сдержался, схватил со стола водочную бутылку, удар о раковину – в руке осталось бутылочное горлышко. Дегтярев поспешно поднялся и скрылся в комнате. Паша в себя приходил долгие пять минут. Ярость уже прошла, наваливалась усталость, хотелось лечь и лежать, и чтобы не думать ни о чем.

Дегтярева в комнате не было. Паша нашел его на балконе. Встал рядом, Дегтярев при этом даже головы не повернул.

– Ты не обижайся на меня, – сказал Паша.

Ответа не было.

– Глупо это все.

И опять Дегтярев промолчал. Паша вздохнул, ушел в комнату. Страх покинул его. То ли водка сказывалась, то ли вспышка ярости внезапная ему сил придавала. Но он не боялся сейчас никого. Достал из сумки туалетную воду, брызнул себе в лицо. Дегтярев, вошедший в комнату через несколько минут, потянул носом воздух, сказал:

– Ого, как пахнет.

Он тоже отошел, кажется. И готов был помириться. Спросил:

– Как называется?

– "Месье N". Я говорил уже тебе.

– Да-да, – вспомнил Дегтярев. – Ты где покупал эту воду?

– Я не покупал. Мне ее привезли из Франции.

He смог бы себе объяснить, зачем солгал. Но очень хотелось, чтобы вот так – из Франции.

– Хорошая вода, – похвалил Дегтярев.

Паша склонил голову, соглашаясь.

– Тебе фамилия Подбельский ни о чем не говорит? – спросил неожиданно.

– Нет. А кто это?

– Я и сам не знаю: Сегодня днем там, на складе, двое ребят на иномарке… Помнишь?

– Помню. Приезжали, четыре упаковки "шестнадцатых" забрали. Ну так что?

– И вот они разговаривают между собой, и один говорит: я, мол, сделал бы это – что именно, не говорит, – но Подбельский запретил.

– А-а, – сказал Дегтярев. – Вспомнил. Слышал я об этом Подбельском. Он у нас в городе верховодит в Ассоциации предпринимателей.

– Самый главный, что ли?

– Вроде того…

– И ребята те тоже сказали – царь и бог. Тебе на день рождения что подарить? – привычно перевел разговор на другое Паша.

– Воду, как у тебя.

– Не получится.

– Почему? – удивился Дегтярев.

– Это для самых крутых вода.

– А я, значит, не крутой?

– Нет.

– А ты?

– А я – да.

– Понятно.

Дегтярев вздохнул, но оспаривать не стал, хватит им на сегодня этих разговоров.

– Спать будем ложиться? – спросил. – Я тебе шикарную раскладушку приготовил.

– Мне все равно. Кстати, я в половине седьмого встаю.

– Отчего же так рано?

– Бегаю.

– Здоровье бережешь?

– Да.

– Желаю успеха.

27

О Ектенбаеве, оказывается, статья в журнале была напечатана. Называлась статья «Пауки». Журналист – не свой, не местный – писал о том, что нет сил уже совладать с преступниками. В прошлые времена детективы тем заканчивались, что преступник пойман. Подразумевалось, что дальше уже неинтересно – будет суд и законное наказание. Естественно, за преступлением следует наказание. И вдруг все изменилось. Преступник – пойманный и изобличенный – не обязательно будет наказан. И улики, против него собранные, тоже ничего не весят. Все ясно, казалось бы. Вот преступление. Вот подсудимый. Вот улики, доказывающие неопровержимо вину подсудимого. А вот – оправдательный приговор суда. «Вы хотите сказать, что так не бывает? – вопрошал в своей статье журналист. – Что ж, извольте. Вот вам реальная, из жизни, история». И дальше на четыре страницы – статья о Ектенбаеве.

Ектенбаев этот умудрился большие деньги из казны получить – на инвестирование социально значимых программ, как было написано. Но когда прошло некоторое время, выяснилось: не сделано ничего. И денег нет. За Ектенбаева взялись всерьез, выяснили, что деньги он попросту разворовал – обналичил, и после этого их следы затерялись. Грозил ему за это немалый срок. Но судья почему-то решил, что Ектенбаев невиновен. А все вокруг сделали вид, что судья прав.

Была в журнале и фотография. Несколько человек – хорошо одетые, сытого вида мужчины – стоят в тени дерева, улыбаются в объектив. Ектенбаев был стрелкой указан, но Паша его и без стрелки узнал бы, конечно. Хоть и коротка была их встреча, но лицо Паша запомнил. Ектенбаев, как и все на фотографии, улыбался тоже. Дела у него в ту пору, наверное, шли неплохо. Не боялся ничего. Знал, что откупится. Но не знал, что есть такой человек – Паша Барсуков. А иначе не улыбался бы беззаботно.

– Любишь старые журналы листать? – поинтересовался Дегтярев.

Паша поднял голову и сказал равнодушно:

– Не такой уж он и старый, этот журнал.

Знал, что говорил, – с Ектенбаевым история и вправду не такой давней казалась.

– Про наш город написано.

– Да, – кивнул Дегтярев. – Я читал.

Потянулся.

– Ты все выходные так проводишь?

– Как? – спросил Паша.

– Лежа на диване.

– А что в этом плохого?

– Ничего.

– И я так думаю, – сказал Паша и отвернулся.

– Одному плохо, – неожиданно встрепенулся Дегтярев.

– Неужели?

– Ты когда женат был, по-другому жил, наверное.

– Точно так же, – ответил Паша сухо.

– И к жене не тянет?

– Нет.

– Она ведь в другом городе теперь живет?

– Да.

– И ты к ней не ездил?

– Какое твое дело?! – взорвался Паша, отшвырнув журнал. – Ну что ты вечно в душу лезешь!

Дегтярев взглянул на него почти испуганно, но промолчал.

– Не лезь ты ко мне с расспросами! – сказал Паша уже более мирно, словно извиняясь. – Давай о чем-нибудь попроще побеседуем.

Поднял журнал с пола, раскрыл нервно – как раз на той странице, где фото с Ектенбаевым было. Надо будет снимок вырезать. И повесить в своей квартире на стену – рядом с Самсоновым и Охлопковым. Друзья по несчастью. Но вот этот, с Ектенбаевым рядом, – уж больно лицо его знакомо. Где он мог его видеть? Приблизил к глазам, всмотрелся. Нет, не вспомнил.

28

В понедельник Паша заехал к себе домой – вечером, после работы. Когда к Дегтяреву собирался переезжать, забыл бритвенный прибор. Вроде пустяк, а неудобство огромное.

Вошел в квартиру, остановился на пороге, вслушался почему-то. Тихо. Тикали в комнате часы. Капала вода из крана. За окном кто-то кричал: "Леха! Ле-е-е-ха-а!" Паша тщательно запер за собой дверь и только после этого прошел в комнату. Сердце отчего-то сжалось недобро – эти стены ему сейчас казались враждебными. И оставаться здесь надолго не хотелось. Как он вернется сюда? Не век же ему у Дегтярева жить. Дегтярев говорит – к жене езжай. Если бы он знал! Паша поморщился.

Чтобы не слышать собственных шагов, включил телевизор. В студии сидели несколько человек, отвечали на вопросы молоденькой журналистки. Что-то о развитии местной экономики и рыночных отношениях. Паша даже не вслушивался, ему лишь шумовой фон нужен был – чтобы тишина не давила на нервы. В ванной взял бритвенный прибор, бросил в сумку. Задумался: что-то еще он должен с собой взять, и вдруг услышал явственно из комнаты – Подбельский. Вбежал в комнату, впился глазами в экран. Один из присутствующих в студии – его сейчас как раз и показывали – говорил о том, что предприниматели, конечно, помогут с инвестициями, но надо и им, предпринимателям, помочь. В нижней части экрана тем временем строчка побежала: "Подбельский Д. Н. Президент Ассоциации предпринимателей". Паша из сумки извлек поспешно дегтяревский журнал, раскрыл, надрывая в спешке страницы. Вот он, человек этот, на фото рядом с покойным Ектенбаевым стоит. Значит, Подбельский. Самый главный у них, как те ребята возле склада сказали.

Паша взял ножницы, вырезал фото из журнала, потом снимок надвое разрезал, в аккурат между Подбельским и Ектенбаевым. Они теперь порознь были. Как в этой жизни. Один мертв уже. Второй по телевизору выступает, цел и невредим.

Фото с Ектенбаевым Паша повесит на стену. Ему показалось даже, что Охлопков глаза скосил, разглядывая своего нового соседа.

– Не узнаешь? – засмеялся Паша. – Вместе небось воровали?

Он вдруг улыбку с лица согнал и в глаза Охлопкову вгляделся. Не рассматривал его, а вспоминал просто, как уезжал с этим парнем на его машине от офиса "Спектра", и вдруг на улицу выскочил… как же фамилия его?.. который пытался Паше сигареты продать… ага, Никифоров! И вот Никифоров этот из дверей выскочил и говорит Охлопкову: "Вам Подбельский звонит".

У Паши теперь такое чувство было, словно он непроизвольно чье-то присутствие ощущал. То есть знал о существовании человека. Не знал еще, как того зовут, и даже как он выглядит – не знал. Но знал, чувствовал, что он есть – тот человек. И им еще предстоит встретиться. Всматривался в лицо Подбельского. Ему, наверное, под пятьдесят. Жесткое лицо, неулыбчивое. Когда говорит, смотрит на собеседника прямо и почти без эмоций – так смотрят люди, знающие себе цену. Царь и бог. Местный крестный отец. Он что-то там запретил делать, и эти двое – в кожаных куртках, с перстнями золотыми – подчинились беспрекословно. Передача закончилась. Получалось, что Подбельский как бы итоги подводил всему сказанному. Он говорил, а все слушали. Нет, не слушали – внимали. Именно так, внимали, выказывали искренний интерес.